Евгений Березняк - Пароль «Dum spiro…»
В этой забытой богом кошаре под монотонный шорох дождя страница за страницей разворачивались баталии, эпизоды тайной войны, были, мифы.
Под рукой у меня не было ни первоисточников, ни элементарных записей. Тем более убеждался я в том, что тренировка памяти по системе моего учителя не прошла даром. Словно на экране, вспыхивали имена, даты, события, удачи и просчеты.
Виновником гибели войска храброго Аристомена стал тайный агент Спарты — царь Аристократ. Александр Македонский в начале своих победоносных походов недооценивал разведку и за это чуть не поплатился жизнью, но зато потом первым использовал в разведывательных целях почтовую цензуру.
А Ганнибал, грозный враг Рима, давая этим пример полководцам и военачальникам грядущих времен, не только создал широко разветвленную, отлично информированную разведку (впереди армии Ганнибала всегда шли обученные и натренированные лазутчики), но и сам, натянув парик, преобразившись до неузнаваемости, не раз тайком проникал в стан римлян.
Особенно заинтересовал бойцов Ганнибал. Еще бы! Ганнибалу, например, принадлежит и другая военная хитрость, к которой полководцы частенько прибегали впоследствии. (С большим успехом повторил ее на Желтых Водах Богдан Хмельницкий). По приказу Ганнибала к рогам волов привязали горящие факелы. Ночь. Таинственные факелы. Топот стада. Все это создавало у римлян иллюзию перемещения огромного войска. Чего и добивался хитрый Ганнибал.
И во времена Ганнибала, Митридата, Цезаря лазутчики прибегали к приемам разведывательной работы. Пользовались шифром, разными уловками. Донесения записывались на бритой голове марш-агента, волосы затем отрастали. Для пересылки донесений приручались голуби, ласточки. Широко практиковалось мнимое дезертирство, пленение для дезориентации противника.
Случалось, через столетия древние приемы тайной войны воскресали и снова становились эффективными. Успехов добивались те полководцы, для которых история не была за семью печатями. Ярослав Мудрый, Петр Первый, Суворов, Наполеон, Кутузов охотно учились искусству тайной войны у своих предшественников.
Далеко за полночь затянулся наш импровизированный экскурс в исторические дебри разведки.
— Ну, хлопцы, — пошутил я, — курс прослушали, готовьтесь сдавать экзамены.
Случай «сдать экзамен» (в который уже раз!) не заставил себя ждать…
Принесли расшифрованную радиограмму Центра: противник перебрасывает на фронт вторую танковую дивизию. Желательно приостановить движение на железной дороге Краков — Закопане.
Почти не приказ — просьба: желательно. Впрочем, чрезмерная деликатность объяснялась очень просто. У нас в те дни не было ни грамма взрывчатки. Надо срочно что-то предпринять. Но что?..
Пришел Евсей Близняков:
— Товарищ капитан, есть у меня одна идея. Мне бы только банки раздобыть из-под консервов.
Рассказал, что к чему. Я план одобрил, хотя, признаться, без особой веры в успех.
На следующий день мы радировали Павлову: задание выполнено. Движение на участке Краков — Закопане задержано на восемь-десять часов.
Было так. Евсей взял с собой трех хлопцев. У моста снял часового, «заминировал» мост в радиусе двухсот метров консервными банками, набитыми землей. Натянул провода — все как положено.
Остальное сделал Метек. Прибежал на ближайший полустанок — и к обходчику: так, мол, и так. Звони немцам. Убит часовой. Мост заминирован.
Гитлеровцы всполошились, забегали. Пока нашли саперов, пока пришла дрезина, пока вскрыли банки со «взрывчаткой», эшелон с немецкими танками стоял на запасном пути. Где нельзя было силой — брали хитростью.
…Распогодилось, и мы оставили гостеприимный хутор Явоже.
«ПАУЛЬ» ИЗ БУХЕНВАЛЬДА
Резко похолодало. Мокрый снег. Пронизывающий до костей, обжигающий ветер. На склоне горы мы вырыли землянки. Наносили хвои, сена — вот и готовы зимние квартиры.
Первым поздравил нас с новосельем сосед справа — командир партизанского отряда Армии Крайовой поручник Герард Возница — Гардый. Под Козлувкой их база. А мы — под Явожем. Точнее, над ним.
В Явоже остался наш боец — из военнопленных — Андрей. Хорошо владеет польским и немецким языками.
Тадек — наш сосед слева — уговорил по нашей просьбе местную вдовушку, и она «ради общего дела» дала свое согласие «выйти замуж» за Андрея. Сыграли «свадьбу». И остался Андрей в Явоже, вошел в роль. В доме «молодоженов» мы устроили явочную квартиру. Жениху (так в отряде прозвали Андрея) я приказал в лагерь не являться.
— Товарищ капитан!
Открываю глаза — Андрей. По лицу вижу: случилось что-то важное.
— Почему нарушил приказ?
— Ночью заявились двое — мужчина и женщина. Мужчина говорит по-немецки. Женщина переводит. Спрашивают вас. Просят, чтобы мы помогли переправиться в отряд.
Сон как рукой сняло. Беру Заборонека, Евсея — и в Явоже.
Гости как раз завтракали. Вдовушка постаралась: выставила чуть ли не все припасы. Зажаренную на сале яичницу с аппетитом уплетал рослый мужчина. Одет прилично. На первый взгляд лет тридцать пять — сорок. Лицо волевое, решительное. На лбу — глубокий багровый шрам. Женщина значительно моложе. Увидев нас, встрепенулась, прижалась к своему спутнику. На пальце у нее я заметил обручальное кольцо.
Мужчина поднялся нам навстречу.
— С кем имею честь? Я — представитель советского командования.
— Товажиш совецкий, — обрадовалась паненка, — то добже, бардзо добже. Пауль не розумье ни по-польски, ни по-россиянски, Пауль — коммунист.
Из ее сбивчивого рассказа, вырисовалось следующее.
Пауль Штумпф, заключенный № 13378, несколько лет находился в Бухенвальде. Прошел все круги ада: дорогу смерти, каменоломню, камеру-одиночку в бункере. Был «поющей лошадью». Тебя впрягают в огромный железный каток или в повозку, нагруженную каменными глыбами. Тащи бегом и пой, пока есть силы. Замолчишь, упадешь — смерть.
В 1943 году — как-никак немец — попал в лагерную канцелярию. Наладил связь с интернациональным подпольем. Многих обреченных спас от смерти, меняя номера, отличительные знаки. От номера, от знака, намертво пришитых к лагерной одежде, нередко зависела жизнь.
Случилось так, что начальник Пауля получил новое назначение — в Освенцим. Взял с собой заключенного № 13378. Ценил за почерк и аккуратность.
— В Освенциме, — закончила свой рассказ паненка с кольцом, — мы встретились. Помогли друг другу бежать. Я люблю его.
Магда, так звали паненку, добавила, что у Пауля очень важные сообщения для советского командования. Она что-то шепнула гостю. Его невозмутимое лицо оживилось.
— Я, — заявил он, — видел Тельмана. Знаю, где он сейчас. Вождя немецких рабочих можно спасти.
— Но ведь было, — говорю, — официальное сообщение в немецких газетах: Тельман погиб в конце августа во время налета американской авиации.
Магда перевела. Пауль расхохотался:
— Обычная провокация наци, рассчитанная на простачков. Гитлер боится, а в нынешних условиях это естественно, каких-либо попыток спасти, освободить Тельмана. Поэтому и придумал утку с бомбежкой. Его держат, — настаивал на своем Пауль, — в одиночных камерах десять лет ради иной цели. Убитый Тельман станет раньше или позже знаменем новой Германии. Сломленный, предавший — ее позором.
— Что вы предлагаете?
— Я знаю, где его содержат в строжайшей изоляции, без имени, просто под номером. У меня есть план спасения.
Я сдерживал себя, задавал вопросы с подковыркой, но, честно говоря, все во мне ликовало: Тельман жив, Тельмана можно спасти! Я вспомнил школьный митинг в Веселом после поджога рейхстага. В этот день мы узнали об аресте Эрнста Тельмана. Горящие глаза ребят, сжатые кулаки: «Рот фронт!»
Тельман… Это имя стояло для меня в одном ряду с самыми дорогими именами.
— Хорошо, — сказал я Паулю, — постараюсь связаться с командованием. До ответа — вы наши гости.
В лагере нас уже ждал Гардый. Я кратко изложил ему содержание разговора с Паулем. Гость Гардому почему-то не понравился.
— Не верю швабу!
— Он наш товарищ.
— Это еще надо доказать…
Гардый ушел и час спустя возвратился в сопровождении долговязого рыжего парня. Оказалось, тот тоже побывал в Бухенвальде. Пауль обрадовался «камраду». На все вопросы отвечал обстоятельно, со знанием таких деталей, которые могут быть известны только человеку оттуда.
Я вышел проводить Гардого и его спутника.
— Ну как?
— Был он, был в лагере. Мне даже лицо его кажется знакомым. И эти поперечные шрамы на лбу. Где я его видел?
Гардый стоял на своем:
— Не спешите. Езус Мария, только не спешите с запросом командованию. Надо проверить.
Немногим раньше мы получили такую радиограмму:
«Голос. Предупреждаем, что гестапо забрасывает в партизанские отряды и разведгруппы своих агентов, переодетых в гражданскую форму или под видом советских военнопленных. Будьте осторожны.
