Леонид Острецов - Кому бесславие, кому бессмертие
Антон слушал воспоминания этих людей, которые так много тяжелого вынесли в своей жизни, и думал о том, как много им еще предстоит перенести на пути, который они выбрали для себя.
— Ну а ты, Горин, на фронт небось добровольцем ушел? — спросил Власов, вновь разливая водку.
— Да, Андрей Андреевич, добровольцем, — ответил Антон и выпил. — Иначе сидел бы сейчас где-нибудь в сибирском лагере. Я перед началом войны как раз из НКВД сбежал.
— Сбежал? — удивился Фрейлих, и Антон заметил, как на лицах собеседников к нему сразу же возник неподдельный интерес.
— Сбежал, — подтвердил Антон. — Меня тогда к следователю привели и оставили перед кабинетом ждать вызова. Но тут к нему вошли и самого забрали. А про меня забыли. Ну, я схватил со стола документы и сбежал.
— Невероятно! — произнес Малышкин. — И что же дальше?
— Скрывался. Люди добрые помогли. А потом чекисты снова на меня вышли, но я снова сбежал. А тут война. Записался добровольцем и попал под командование Андрея Андреевича.
— То-то я смотрю, тобой все наш особист интересовался, царствие ему небесное, — сказал Власов. — А ты, Горин, мне таких подробностей не рассказывал.
— Да как-то случая не представлялось.
— А что шили-то энкавэдэшники? — спросил Трухин.
— Чушь всякую. Я и сам тогда не понял, — отмахнулся Антон.
— Да… — глубокомысленно произнес Власов. — Что сделали с Россией. У нас отъявленным врагом режима или изменником родины принципиально считается каждый думающий иначе. Или просто ищут козлов отпущения. Поэтому советские люди внешне выучились соглашаться с требованиями режима. Что они думают и чувствуют — они тщательно скрывают. Это привело к известной шизофрении, что и есть одно из величайших преступлений большевистских вождей. Давайте выпьем, господа, еще раз за наше дело! — предложил он. — Другой задачи перед нами сейчас нет.
Антон опять выпил и вытер рукавом пот, выступивший» на лбу. Больше он пить не мог. Внимательный Сергей Фрейлих, видимо, заметив его состояние, предложил отдохнуть с дороги. — Ты где остановился, Горин? — спросил Власов и тут же запросто предложил: — Живи у нас. Фрейлих найдет тебе место. Найдешь, Серега?
— Найду, конечно.
— А я тебя в штаб к себе определю. Мне постоянный переводчик нужен.
С этих пор Антон поселился на вилле. Ему выделили маленькую кладовую с форточкой. Оттуда убрали вещи и бросили на широкую полку матрас с постелью. Кроме самого Власова, на вилле жил его заместитель — генерал Малышкин, их адъютанты, а также денщики, повара и охрана, которая в основном состояла из прибалтов.
Дни проходили в бездействии. Это быстро стало понятно даже Антону. Власов по утрам гулял по пустому саду, что располагался за домом, потом слушал доклады, отдавал какие-то мелкие распоряжения, анализировал по картам ход военных действий, встречался с посетителями — немецкими военными и работниками его штаба. Власову переводил сначала Фрейлих, а потом все больше Антон. Разговоры были незначительные и касались в основном прогнозов о будущем Русского Движения.
— Мы все время ждем, что что-то должно произойти, — как-то сказал Антону Сергей Фрейлих.
Он заведовал всей жизнью на вилле, но сам здесь не ночевал, так как имел свое жилье в Берлине. Как потом Антон узнал, Фрейлих был довольно преуспевающим коммерсантом и владел собственной фирмой в Риге. Он служил у Власова исключительно по идейным соображениям в отличие от тех, чья идейность совпадала с неопределенностью их жизненного положения и зависела от стечения обстоятельств.
Для разговоров с Власовым подходящего случая пока не предоставлялось, и Антон не торопил события.
На третий день своего пребывания в Берлине он отправился на Викторианштрассе, 10, в штаб русских сотрудников отдела «Вермахт пропаганд», на встречу с Фридрихом Магштадтом — человеком Шторера, с которым ему приказано было держать связь.
Обстановка в штабе была удручающей и мрачной. По грязным обшарпанным помещениям с зарешеченными окнами бродили русские сотрудники, занимавшиеся знакомой Антону организационной пропагандистской работой.
К удовольствию Антона, Магштадта на месте не оказалось. Дежурный секретарь сообщил, что тот выехал из Берлина и когда появится — неизвестно. Воистину был прав Власов, когда ставил под сомнение хваленый немецкий порядок. Но Антон тому и обрадовался, что не придется что-то выдумывать и изображать видимость работы, пока не произошло конкретного разговора с Власовым.
Теперь Антон был практически предоставлен самому себе, и первое, что он решил сделать, позвонить Гюнтеру Зивергу. Звонок он совершил с виллы Власова, когда поблизости никого не было.
Услышав голос Антона, Зиверг обрадовался, или, по крайней мере, ему так показалось. Во всяком случае после недолгих размышлений он предложил встретиться в семь часов вечера в ресторанчике «Менестрель», на Ладенштрассе.
Антон доложил дежурному по канцелярии, что будет допоздна работать в русском отделе «Вермахт пропаганд», и к назначенному времени направился на встречу.
Ресторан «Менестрель» был уютным полупустым заведением со свечками на столиках и разнообразием пивного ассортимента.
Зиверг сидел один в глубине зала. Он был в штатском и выглядел более озабоченным, нежели раньше. Увидев Антона, он сдержанно махнул ему рукой, приглашая за столик.
— Рад видеть вас, Отто, — сказал он, когда Антон сел напротив. — Несмотря на наши с вами приключения в Риге, я чувствовал себя там более свободным, чем здесь. С каждым днем становится все больше дел, так что прошу простить меня, что не смог встретиться с вами раньше.
— Ну, что вы, Гюнтер, — осмелился назвать его по имени Антон. — Я понимаю, что служба всегда на первом месте.
— Прошу вас, пиво, — предложил Зиверг, подозвав официанта с подносом.
— За встречу, — произнес Антон, и они оба пригубили темного прохладного напитка.
— Какими судьбами в Берлине? — спросил Зиверг.
— По делам службы, — ответил Антон. — Мое рижское начальство поручило собрать для них кое-какую статистическую информацию. Кроме того, Власову опять понадобились мои услуги переводчика.
— Вы остаетесь в контакте с вашим генералом?
— Приходится. Я даже временно остановился у него на вилле.
— На вилле? — удивился Зиверг. — Разве он не под арестом? Ведь его отстранили от дел.
Антон понял, что взболтнул лишнего, и подтвердил:
— Да, действительно: он под домашним арестом, сидит в ожидании своей участи.
— Я слышал, что ему не долго осталось ждать. Рейхсфюреру все вокруг активно навязывают мнение о необходимости перевода Власова в состав СС.
— А как вы относитесь к этому?
— Никак, — спокойно ответил Зиверг. — Это не мое дело. У меня сейчас своих проблем более чем достаточно. Начальство требует скорых и действенных результатов по всем видам научных работ в рейхе. А результатов мало. Причем, если у физиков что-то там более или менее движется и есть надежды на кое-какие перспективы, то от гуманитариев и оккультистов реального толку, к сожалению, пока не видно.
— По моему мнению, от гуманитариев может быть толк, если к их исследованиям, конечно, подключат химиков, физиков, биологов… — сказал Антон.
— Вы правы, Отто, — согласился Зиверг. — Но пока это не очень удается. Все специалисты продолжают заниматься своими узконаправленными задачами и очень неохотно идут на контакт друг с другом, в результате чего целый ряд проектов так и остается в зачаточном состоянии.
— Видимо, большинство из них зациклились в решении своих вопросов.
— Вот именно, друг мой, вот именно. В связи с этим я не скрою, что неоднократно вспоминал вас, Отто. Знаете, я хотел бы привлечь вас к нашей работе.
— Меня? — удивился Антон, отчасти потому, что разговор неожиданно быстро поворачивал в нужное ему русло.
— Да, вас. Знаете, я верю в судьбу, которая периодически сталкивает меня с вами. Кроме того, вы спасли мне жизнь, и я никогда не забуду этого.
— Да полно вам, Гюнтер.
— Нет, это знак божий!
«Фаталист — находка для шпиона», — удовлетворенно подумал Антон и спросил:
— Но чем я могу быть полезен вам?
— У вас есть докторская степень? — спросил Зиверг.
— Была, — соврал Антон. — Только ее аннулировало НКВД. Мне кажется, я рассказывал вам об этом.
— Да, да, припоминаю. Но не в этом, конечно, дело. А дело в том, что хоть и был я изрядно выпивши тогда, в Риге, но хорошо запомнил ваше мнение по поводу наших научных целей и задач.
Антон пожал плечами, сделав вид, что плохо помнит этот разговор.
— Вы правильно сказали тогда о необходимости создания новых видов вооружений с помощью расшифровки древних знаний, — продолжил Зиверг. — Поэтому я и хочу вам предложить поработать в моем отделе, в среде тех аналитиков, что занимаются обобщением гуманитарных исследований с целью извлечения из всех этих работ рационального, так сказать, зерна, то есть выделить наиболее перспективные направления.
