Иван Василевич - И снова через фронт…
— Почему не садится? — спрашивали друг друга ничего не понимавшие партизаны.
— А может быть, это не наш?
— Вот черт! — раздосадовано произнес кто-то. — Выходит, поторопились с кострами. Только выдали себя. Теперь придется искать другую поляну.
— Замолчите! Тихо! Не горячитесь, товарищи. Не зря же он тут крутится.
— Нас изучает. Чего еще? Партизан высматривает, гад.
— Чего он, действительно, вертится, скорее садиться надо! — вырвалось у Козубовского, упорно верившего в то, что самолет послан Большой землей за польской делегацией. — Давай снижайся! — шептал он, словно летчик мог его услышать. — Ну что ты медлишь? Фашисты же рядом… — Но самолет, сделав еще один круг над поляной, снова улетел.
Однако через несколько минут У-2 появился опять. На этот раз неожиданно пошел на снижение и пронесся над кострами, над самыми головами партизан. И ушел на восток. Больше в ту ночь он не появился.
Расстроенные неудачей партизаны потушили костры. А эсэсовцы в Ляховцах, встревоженные появлением советского самолета над Михеровским лесом, до самого рассвета освещали небо ракетами…
К утру дежурная группа партизан во главе с Козубовским возвратилась на свою временную базу.
Большая земля в ночь на 5 мая направила к партизанам не один, а два самолета.
Но летчик У-2, на котором летел радист «Вова», не смог найти «стол». А возвращаясь назад, он сбился с курса и сделал вынужденную посадку где-то в районе деревни Крушино, западнее Мозыря, к счастью, на нашей стороне фронта. По этому поводу «Вова» сообщил в Центр:
«Сигнальных костров у цели не обнаружил. Место нахождения Леонтьева не известно. Наш самолет произвел вынужденную посадку в 38 км западнее Мозыря. Прошу прислать нам горючее и пропеллер. Ваш самолет можем принять на поляне в 2 км западнее Крушино. Взлет будет возможен с грунтовой дороги. 6.5.44. „Вова“».
А Леонтьев в тот же день доложил:
«5.5.44 в 24.00 был над точкой посадки. Поляна выбрана удачно. „Вова“ на „подскок“ не вернулся. 6.5.44 повторим вылет…»
Изменчивая майская погода спутала планы разведчиков. Лазурное небо затянулось черными тучами, и на несколько дней обрушился проливной дождь. Леонтьеву со своей группой, а вместе с ними и представителю Москвы майору Савельеву ничего не оставалось делать, как коротать время в сарае близ аэродрома «подскока», на дверях которого кто-то из летчиков-остряков мелом написал: «Отель „Веселая жизнь“».
Представитель Центра и Леонтьев доложили:
«На точку летели два самолета У-2. Задание осталось невыполненным. Для партизан сбросили вымпел о необходимости подрубить лес. Один самолет на аэродром „подскока“ не вернулся. Ввиду плохой погоды 6 мая не летали. Просим организовать дежурство партизан в точке посадки каждую ночь…»
В последующие дни в штабе фронта читали радиограммы Савельева и Леонтьева.
«7.5.44 вылет не состоялся в связи с плохой погодой…»
«8 мая была нелетная погода. Прошу указаний Каплуну подрубить деревья, мешающие посадке самолетов».
«С 9 по 12 мая не летали ввиду плохих метеоусловий».
«Дайте указание Каплуну свалить лес в северном направлении на 100 м. Ширина вырубки — 50 м».
«Самолет с Вовой вернулся на аэродром „подскока“… Погода улучшается. Планирую предпринять попытку вылета в точку. На первом самолете полетят Спартак и Лена. На втором пойду я с Вовой. 13.5.44. Леонтьев».
К вечеру 13 мая подполковник Леонтьев заболел. Утром 14 мая он почувствовал себя совсем плохо. Штаб фронта не разрешил ему лететь за линию фронта, но и вылет срывать нельзя. Выход видели в одном: командиром группы назначить «Спартака». С ним в тыл направить и радистку «Лену». Надо лететь незамедлительно. Днем Николай Александрович доложил командованию:
«13.5.44 не летали. При хорошей погоде 14 мая к Каплуну полетят Спартак и Лена. Командиром группы назначается Спартак. Он сориентирован после отправки на Большую землю четырех польских представителей остаться в тылу противника и вести работу самостоятельно. В соответствии с вашими требованиями Спартак мною проинструктирован. Он заверяет командование, что поставленные группе задачи будут выполнены…»
В тот же день Леонтьев и «Вова» уехали в штаб фронта. Так ответственность за обеспечение вывоза самолетами польской делегации из-за линии фронта легла на плечи девятнадцатилетнего московского комсомольца «Спартака» и его помощницы радистки «Лены».
Не легкое это дело в разгар операции заменить неожиданно выбывшего из строя командира. У «Спартака» появились обостренные чувства долга и ответственности. Когда он в первый раз добровольно изъявил готовность лететь в тыл немецко-фашистских войск, он, безусловно, имел еще довольно туманное представление о фронте и вражеском тыле. Теперь же, после нескольких заданий, после двух ранений и тяжелого обморожения, После бессчетных встреч с карателями в бою он каждый свой шаг делал продуманно, осмотрительно, хладнокровно. Да, «Спартак» возмужал, окреп, накопил опыт. Ему оказано большое доверие как разведчику, положительно зарекомендовавшему себя при выполнении заданий.
Кто бы мог подумать, что юноша, который два года назад кропал романтические стишки, сломя голову вечерами бегал в литературную студию при Центральном Доме пионеров в Москве, станет разведчиком и совершит свой первый в жизни прыжок с парашютом в тыл противника! Эх, жаль, что не знают друзья в Москве, как изменился он! Не узнали бы его ни школьные учителя, ни безгранично уважаемые Константин Паустовский и Лев Кассиль, у которых Овидий занимался в литстудии. А ведь в том, что «Спартак» становится настоящим бойцом, есть, наверное, заслуга и их, добрых и терпеливых воспитателей.
Уходили еще одни тревожные сутки мая. Весенний норовистый ветер расчищал над Волынью хмурое ночное небо. Кое-где замигали звезды. «Спартак» одиноко бродил по раскисшему от дождей аэродрому, по мокрой рощице, укрывшей самолеты. Потревоженные ветром белоствольные березы шептали ему о родных краях, напоминая о прошлом, о доме, о друзьях, о Москве… Как-то совершенно неожиданно пришли ему на память слова одного командира. Он говорил, что на фронте, перед ответственным боем, настоящий солдат всегда вспоминает родных и друзей, у него как-то невероятно остро проявляется в это время любовь к дому, к семье, к друзьям, к Родине. И в этой любви не найти рубежа, где кончается любовь к родным и где начинается любовь к Родине. Чувства эти сливаются воедино. Их разделить невозможно.
«Спартак» закурил, прикрыв огонь ладонями, — на аэродроме соблюдалась строгая светомаскировка — и медленно зашагал в «Отель».
— Женя! Же-ень! Где ты? — дошло до сознания поглощенного воспоминаниями «Спартака».
— Здесь я. Что случилось? — отозвался Овидий.
— Иди скорей сюда!
Когда Овидий подбежал к девушке, то заметил, что она, обычно невозмутимая и спокойная, сейчас была взволнована.
— Вылетаем! Бежим!
«Спартака» и «Лену» встретил Савельев. Проинструктировав, он сказал:
— Командование надеется на вас, хоть вы и молоды. Первая часть задания — поляки. Посланцев народной Польши заждались в Москве. Если обстановка позволит, отправьте делегацию незамедлительно. До рассвета. Если это не удастся сделать сегодня, вы должны будете с помощью Каплуна обеспечить ее отправку при первой же возможности.
— Летчики об этом предупреждены? — спросил Овидий.
— И летчики и Каплун соответствующие указания получили. На базе Каплуна организуйте надежную охрану самолетов. В руки врага они не должны попасть. Уничтожайте их только в случае чрезвычайных обстоятельств. Иначе вам все придется начинать сначала. Главное — безопасность наших польских друзей. Все ясно?
— Ясно, — в один голос ответили разведчики.
— Вот и прекрасно. Отправите поляков, приступайте к выполнению второй части задания — к разведке. Это так же важно…
Ночную тишину разбудил гул двух взлетевших самолетов У-2. В первом находилась «Лена». Во втором «Спартак». Набрав высоту, самолеты легли на заданный курс, к Михеровскому лесу.
Овидий напряженно всматривался в окружившую его тревожную темноту. Внизу медленно, — ох, как медленно! — проплывали немногочисленные извилистые ниточки рек и струны дорог. Но вскоре исчезли и они — самолет нырнул в облака. Через некоторое время внизу засверкали багровые вспышки, вокруг У-2 стали рваться зенитные снаряды — это давала о себе знать линия фронта. К счастью, ни один из снарядов не причинил самолетам вреда. Прошло еще несколько минут, и У-2 начали снижаться. Вскоре Овидий неожиданно для себя увидел внизу четыре светящиеся точки. По расположению они соответствовали сигналу, который должен быть выложен партизанами бригады Каплуна.
Да, это вспыхнули сигнальные костры каплуновцев, терпеливо ждавших две недели самолетов с Большой земли.
