Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?
Люди с ожиданием смотрят на него, у них вытянутые лица, они ждут, что он даст указания и придаст им уверенности.
Зато Безе в своей родной стихии. В полном военном обмундировании, сидя в освещенном керосиновой лампой бункере, среди ночи, он повесил на шею бинокль.
Виссе не удается остаться серьезным, и его люди тоже смеются, когда он спрашивает:
— Вы никак собрались в разведку? Кремер беззастенчиво ухмыляется. Безе сохраняет серьезность.
— Было бы не так уж и плохо. Я бы сразу же пошел посмотреть, что там делается у Ивана!
— До какого места вы довезли господина капитана Шерера? — спрашивает Виссе водителя.
— До Верхне-Царицынского. Но там ему не удалось найти машину. Я хотел было его быстренько подбросить до Калача. Но по дороге он пересел на грузовик и отослал меня. Господин капитан просил передать еще раз, что желает господину обер-лейтенанту ни пуха, ни пера и всему штабу связи тоже, включая господина зондерфюрера Безе!
— Премного благодарен! — бурчит Безе.
— Все ли подготовлено к перемещению или к возможной обороне немецкого штаба связи? — спрашивает Виссе.
Не прося о помощи, Безе с трудом вытаскивает из-под койки ящик, наполненный ручными гранатами и винтовочными патронами. Сверху лежит автомат и две сумки с магазинами для него.
— Славненькое спальное место, гранаты под задницей! — Не говоря ни слова, Безе протягивает автомат обер-лейтенанту, который вешает его над своей постелью на крючок рядом с каской.
— Каски снять, оружие тоже, — командует он, и люди облегченно вздыхают. — Передвижные радио- и телефонная станции в порядке, «опель» и вездеход заправлены, готовы к отъезду?
Водители могут, если их оружие, походная выкладка и неприкосновенный запас при них, идти. Валяйте, красавцы! — приказывает он Кремеру и Кнаучу, который тоже является водителем.
Можете лечь до четырех утра, выспитесь как следует. Вам очень скоро придется крепко повкалывать!
Оба радиста должны держать в полной готовности свои аппараты; они могут спать до 24 часов, а потом сменят телефонистов. Ефрейтор, ведающий канцелярией, должен подготовить все документы, донесения, дневник и прежде всего секретные материалы для уничтожения в самом крайнем случае!
— Я уже распорядился, господин обер-лейтенант! — усердствует Безе. — Кроме того, я приказал погрузить продовольствие, весь личный багаж, все снаряжение, в общем, весь хлам на грузовик. Так что, если понадобится, мы можем через пять минут смываться!
Теперь Виссе благодарен Безе за то, что тот избавил его от мелочей, и он может полностью посвятить себя основной задаче.
Безе потеет, жутко ругается по-тирольски, рассказывает грязные анекдоты, он вошел в раж и непрерывно заставляет людей что-то делать, чтобы у них не было времени раздумывать и предаваться ненужным мыслям.
Виссе снова внимательно изучает карту, запоминает каждую дорогу, каждый ручей, самый маленький поселок в радиусе тридцати километров.
И тут начинают без умолку трещать оба телефонных аппарата. Телефонист не успевает записывать приказы и сообщения. Он повторяет вслух то, что слышит, и Виссе помогает ему стенографировать донесения.
Позже Виссе на короткое время ложится: хочет заставить себя поспать часа два.
Его тело ноет, словно разбитое, но мозг работает вовсю и нервы так напряжены, что ему не уснуть. То, что он хочет спать и не может, вызывает у него ожесточение и еще больше действует на нервы. Каждые четверть часа, когда он наконец чувствует, что засыпает, заявляет о себе мочевой пузырь, и Виссе в бешенстве выбегает из бункера в ледяную ночь.
А с двадцати трех часов все попытки стали тщетны. Через час он уже не знает, кто звонил, и кто о чем его просил: о самоходно-артиллерийской установке или о тяжелом бомбардировщике. Словно он, по крайней мере, командующий группой войск — от него требуют все! Генерал Пфеффер, командир 297-й пехотной дивизии, тоже берется за телефонную трубку:
— Скажите, у вас там Иван уже как-нибудь проявился? У меня пока ничего не происходит! Разве что несколько пулеметов устроили трескотню, а в остальном у Ивана тишина.
— У нас кое-что происходит, господин генерал! Я тут спарил один аппарат с теми, что стоят в штабном бункере, и поэтому одновременно с ними слышу, что передают полки и более мелкие подразделения.
— И что же вы слышите, господин Виссе, вас ведь так зовут?
— Так точно, господин генерал. С участка саперного батальона докладывает майор Мораро!..
— Старый разбойник!
— Так точно, господин генерал! Он докладывает, что русские проводят свои подготовительные работы к наступлению без всяких мер предосторожности!
— Похоже, Иван лучше знает, что происходит у нас, чем мы сами!
— Так точно, господин генерал! Майор передает, что перед его позициями воздух наполнен гулом моторов тягачей и лязганьем танковых гусениц!..
— Черт побери, очень поэтично!
— В передних траншеях даже отчетливо слышны крики команд, отдаваемых комиссарами и офицерами!
— От оранья толку мало, это мы знаем по себе!
— За высотками русские едут с дальним светом фар. Отдельные моторизованные части проезжают так близко от наших позиций, что светом своих прожекторов освещают наши окопы!
— Потрясающе! Наверное, у некоторых господ, которые поближе к переднему краю, уже штаны полны от страха!
— Перед нашим артиллерийским полком у русских все выглядит, как на долгой стройке, где работают по аккордной системе. Все беспрепятственно разъезжают и бегают взад-вперед, офицеры орут что есть мочи, подъезжают «Катюши», и ночь светла от прожекторов!
— И вы можете спокойно там сидеть и все это наблюдать?
— Я сам артиллерист, господин генерал, и знаю, что продолжающиеся огневые налеты сконцентрированных сил артиллерии разбивают такие исходные позиции или, по крайней мере, сильно ослабляют!
— Почему же вы, черт возьми, не передадите им по радио?
— Три дивизиона нашей артиллерии очень удалены друг от друга. У нас только легкие орудия и к тому же так мало боеприпасов, что мы должны экономить их для атаки.
— Да, печально все это выглядит — смотреть, как противник совершенно спокойно точит нож, чтобы перерезать нам глотку! А что же наши славные люфтваффе!
— Предсказан туман.
— Черт побери, сейчас-то вполне ясная видимость!
— Отдельные самолеты находятся в воздухе, господин генерал!
— Да, несколько старых «Мельниц» там барахтаются и каждые полчаса сносят по яичку. Несколько дней назад они не прекращая бомбили Сталинград, в седьмой раз переворачивая там каждый булыжник, а теперь, когда они необходимы здесь… Тошнит от всего этого. Да, так спасибо вам, и спокойной ночи. Люблю ночью немножко поболтать, когда бессонница одолевает!
— Господин генерал, господин генерал! — кричит Виссе в трубку.
— Да, в чем дело, молодой человек?
— Могу ли я еще раз попросить господина генерала, если потребует положение…
— Помочь вам и сыграть роль пожарных. Сделаю, мой мальчик, будь спокоен, пусть Иван почувствует, что старый перец[4] — еще острая приправа! Спокойной ночи, и с Богом!
— Господин обер-лейтенант!
— Что случилось? — бурчит Виссе. Он только что чуть было не уснул.
— Если вы еще не спите, господин обер-лейтенант, господин генерал просит вас пожаловать в штабной бункер.
— Скажите, что я тотчас буду!
У телефона дежурит Зелльнер. Он рисует человечков, домики и голых женщин в блокноте для донесений, который быстро прячет от Виссе.
— Все важные звонки переводите для меня на штабной бункер!
— Слушаюсь, господин обер-лейтенант.
Кодряну и Станческу работают с большим напряжением.
Генерал лежит на покрытой грубошерстным одеялом походной койке и курит.
Когда входит Виссе, он поднимает голову: под глазами залегли глубокие тени. Постанывая, он выпрямляется и опирается тяжелым туловищем о стол. Он говорит с обер-лейтенантом по-румынски, хотя знает, что тот не владеет языком, и, кажется, недоволен тем, что его не понимают.
Генерал симпатизирует молодому обер-лейтенанту, хотя в голосе его звучат раскаты грома. Он слегка приподнимает парализованную правую кисть, сдержанно стонет.
Гневно подавляет он жалкую слабость тела. Несломленный дух, бушующий в дряхлой оболочке.
Заметно стараясь смягчить речь генерала и как бы отстраниться от нее, майор переводит:
— Господин генерал хочет узнать, господин Виссе, известно ли Вам, что некоторые господа, среди них высшие немецкие офицеры, изволят называть своих румынских союзников свинарями или свинопасами?
Обер-лейтенант поражен, но очень быстро справляется со своей растерянностью.
— Передайте, пожалуйста, господину генералу, что мне об этом ничего не известно, — тоном суровой отповеди готов ответить Виссе. Татарану опережает его, говорит по-немецки.
