Матэ Залка - Рассказы
Старик козырнул и пошел к хутору. Эрвин проводил его взглядом.
«Молодчага Виола. Его расчет был совершенно правилен. Достаточно выбить из строя командира — и конец этой глупой волоките. Этот человек умеет претворять мысли в действие. И действительно, лучше один офицер, чем сотни ни в чем ни повинных солдат. А вот, смог ли бы я так поступить?.. Конечно, нет. У-у, проклятое воспитание, интеллигентщина беспомощная!.. Что же будет дальше? Ясно, что Виола собирается остаться здесь и не думает о возвращении. Но если не вернуться сейчас, то надо оставить эту мысль навсегда».
Из-за кустов показался ефрейтор.
— О чем думаете, господин унтер-офицер?
— Да все о том же, о чем следует и вам подумать.
— Что ж, я считаю, что сделал правильно. Этот молокосос на все был способен. Еще минута, и от роты только пух полетел бы. Как вы об этом скажете?
— С моей точки зрения, вы поступили и человечно и благородно. Вопрос только — видел ли это кто-нибудь еще?
— Э, мне все равно. Я поступил по совести, для людей. Доброго за это ждать нечего. Я очень хорошо знаю, что полагается за такую штуку. Все равно, обратно я не вернусь. Моя дорога — только вперед. И вас уговаривать не буду. Вы — социалист, вам лучше знать.
— Куда же это вперед? — поинтересовался Эрвин.
— Перебегу, — ответил Виола и глубоко вздохнул.
Со стороны дома донесся шум.
— Пойдем, — сказал Эрвин.
Он чувствовал какую-то неловкость, недовольство собой.
— Обождите, — остановил его Виола. — Старик Кирст, кажется мне, человек неглупый, но за парнем надо следить. Уж больно он всегда был услужлив, в унтера метил. Я его, шкуру, хорошо знаю.
Обыск дал неожиданные результаты. Эмбер Петер, спустившись в подполье, нашел там забившуюся в угол молодую женщину. Она покорно поднялась по лесенке в комнату, неся на руках маленького мальчика. Ребенок спокойно смотрел синими глазенками на незнакомых солдат, у него был нос пуговкой и белая головенка в кудряшках. Увидев смеющееся лицо старого Кирста, он потянулся к нему.
Эрвин по-словацки спросил хозяйку, как зовут ее ребенка.
— Мирослав, — ответила она, улыбаясь, и обвела присутствующих ясным открытым взглядом. — А меня Ганя.
— Верно, не ждала столько гостей?
— Сегодня тут вы, а завтра опять москали придут. Вчера только шесть человек было вместе с унтером. Вон в той комнатке жили. А как ваши сегодня на них пошли, тут они и побежали домой.
— А муж твой где?
— У них же служит, у москалей. Призвали его. Солдат, как и ты вот.
— Как же ты одна здесь живешь? Как уцелела?
— А со мной отец, старик. Он вчера с вечера ушел в город за керосином. Москали уже сколько раз грозились прогнать нас. Да мы никак не уходим. И когда только этому конец настанет?!
— Мы бы и сами не прочь узнать, — сказал Эрвип и передал солдатам содержание разговора.
— Да, не мешало бы кончить.
— А что ж, — сказал Виола задумчиво. — Это только от нас самих зависит. Я, к примеру, закончил начисто.
— Н-ну, Йошка, бросьте, — оборвал его Эрвин. — Спешить вредно. Знаете поговорку: не говори гоп, покуда не перескочишь.
Лицо ефрейтора потемнело. Брови сошлись в одну линию. Он вздохнул. Потом добавил:
— Спросите у nee, нет ли здесь еще кого?
В это время со двора, послышался голос Кирста.
— Сюда, пан, идите сюда!
Все торопливо вышли на крыльцо.
— Разрешите доложить, господин взводный, двоих москалей поймал. Сидели на гумне, словно аисты.
Впереди Кирста стояли два русских солдата. Эмбер Петер схватился было за винтовку.
— Ты потише, — успокоил его Эрвин и распорядился ввести пленников в дом.
Один из них был пожилой солдат, громадного роста, с широкой окладистой бородой. Другой — смуглый парень лет тридцати, невысокий, с тонкими усами и внимательными умными глазами. Оба выглядели совершенно спокойными.
— Что вы искали на гумне? — спросил Эрвин по-словацки.
— Пан, мы сдаться задумали.
— Кому сдаться?
— Так вам же! Хоть сейчас. Пожалуйста, проводите нас.
— Куда это?
— Да к вам, в Австрию, — махнул рукой бородач в сторону венгерских окопов.
Жест был такой выразительный, что перевода не понадобилось. Солдаты расхохотались. Особенно шумно выражал свой восторг Кирст, отлично понимавший по-словацки. Молодой русский улыбался и внимательно разглядывал окружающих.
— Значит, вы хотите сдаться в плен? — переспросил Эрвин.
— Точно так, — подтвердили русские в один голос.
— Долой войну?
— Тьфу! — плюнул бородач. — До смертушки надоела.
— Ну ладно, — махнул рукой Эрвин. — На первое время останьтесь здесь.
Русские молча сели на скамью у окна, достали кисеты с табаком и стали неторопливо свертывать «козьи ножки».
— Что нам делать с ними? — обратился Эрвин к Виоле.
Тот пожал плечами.
— Я проведу их, — раздался вдруг голос Петера. Ефрейтор резко обернулся.
— Куда это? Без моего приказания — ни на шаг за ограду. Понятно? — строго отрезал Эрвин.
— Так точно! Слушаюсь, — козырнул Петер, вытягиваясь. — Я только хотел сказать, что я бы показал им дорогу.
— Знают они дорогу без тебя. И вообще они свою дорогу отлично знают, не то что ты, — злобно огрызнулся Кирст.
Эмбер Петер покосился на старика и вызывающе бросил:
— Ты бы лучше спросил, куда они спрятали оружие?
Кирст обратился к русским.
Молодой солдат встал, отложил табак и молча вышел из хаты. Эмбер Петер — следом за ним. Из окна было видно, как, подойдя к стогу сена, русский нагнулся, пошарил и вытащил две винтовки, патронташ и две ручные гранаты бутылочной формы.
Ефрейтор обратился к Кирсту:
— Отец! А этот парень…
— Все понятно, господин ефрейтор, — кивнул старик. Молодая хозяйка начала подметать пол. Потом разожгла очаг.
Эрвин спросил у бородача, как их зовут.
— Меня — Никифором, а товарища — Алексеем. Мы с ним земляки, из-под Костромы.
— Где это Кострома?
— Ой, далеко, — покачал головой Никифор. — За Москвой… На Волге…
Эрвин сел на кровать, на которой играл Мирослав. Он чувствовал себя выбитым из колеи и не мог собраться с мыслями. Куда заведет их эта история?.. Та простота и непреклонная воля, с какими русские говорили о плене, явный намек Виолы и несомненное сочувствие Кирста… Все это надо хорошенько продумать.
— Скажи, Мирослав, — заговорил он по-венгерски с ребенком, гладя его золотистую головку, — правда, малыш, тебе надоела война?
— Куда положить оружие? — спросил вошедший Петер.
— Поставь вместе с нашим, туда, в угол, — приказал Эрвин.
Две русские винтовки стали в углу рядом с четырьмя австрийскими манлихерами.
— Перемирие? — усмехнулся Эрвин. — Как это будет по-русски?
— Мир, — ответил Кирст.
— Нет, мира нет! — покачал головой Никифор. — Перемирие, пан. Перемирие. Эх. — И махнул рукой.
Алексею, видимо, понравилась эта мысль. Он все повторял:
— Толково, толково! — и лукаво подмигивал ефрейтору.
Эрвину показалось, что Алексей прекрасно разбирается в положении и в разговоры не вступает намеренно.
Эмбер Петер выбрал из общей кучи винтовок свою и отставил ее в сторону. Все заметили это. по никто не сказал ни слова. Позднее, когда каждый занялся своим делом, Алексей вдруг поднялся, подошел к оружию, взял винтовку Эмбера и поставил ее в самый угол, позади других. В то же время он хитро улыбался, поглядывая то на Эрвииа, то на Виолу. Кирст тоненько рассмеялся, словно его щекотали.
— Ну, Петер, ты теперь тоже демобилизован!
Алексей вернулся на свое место, и не переставая улыбаться, сказал что-то Никифору. Тот неловко усмехнулся и опустил глаза.
Эрвина удивило, что Алексей держит себя как равноправная договаривающаяся о перемирии сторона. Значит, он вполне серьезно отнесся к вопросу.
Хозяйка быстро привела в порядок помещение, накормила поросенка, напоила корову из ведра.
Эрвин вспомнил, что у него должна была остаться плитка шоколаду. Он открыл ранец, нашел шоколад и, разломив его, большой кусок дал мальчику, а поменьше протянул матери, которая молча приняла подарок.
Стемнело. Но Эрвин не позволил зажечь лампу.
Когда русские увидели, что венгерцы не собираются вести их сегодня в свои окопы, они быстро разделись и улеглись рядом на соломе. Старик Кирст тоже стал устраиваться на ночь. Эмбер Петер все вертелся около хозяйки.
— Ты смотри, без грубостей, — строго предупредил его вольноопределяющийся, укладываясь и накрываясь шинелью.
Усталость дала себя знать. Все почти мгновенно заснули.
Вдруг Эрвин почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. На фронте спят чутко. Эрвин открыл глаза и не двигаясь стал вглядываться в темноту.
— Тсс… Пойдемте во двор, — послышался шепот ефрейтора.
