Николай Чергинец - Сыновья
— Держись, братуха, я скоро снова приду.
— Пока, Коля. Будь осторожен.
Коблик вышел из палаты. Слезы туманили глаза, ему было мучительно жалко Павла и всех этих ребят.
ПИСЬМО С ЗАПАХОМ ЛЕКАРСТВ
Жукин и Солдунов приходили еще дважды. Они сваливали вину друг на друга и уже успели между собой поругаться.
Не выдержав, Вера Федоровна сама позвонила начальнику милиции и рассказала об этих визитах. Начальник милиции распорядился дать Коблик официальный ответ, в котором сообщалось, что авторами анонимок являются Жукин и Солдунов. Кроме того, в ответе объяснялось, что если Вера Федоровна желает, то может обратиться в народный суд для привлечения анонимщиков к уголовной ответственно сти.
Прошло еще два дня, и к Вере Федоровне пришли сослуживцы Жукина и Солдунова, которые занимались проверкой поведения этих людей. Оказалось, что милиция сообщила о действиях Жукина и Солдунова по месту работы и их будет судить товарищеский суд.
Вере Федоровне все это уже надоело. И, рассказав членам товарищеского суда о соседях, она попросила ее больше не беспокоить, а также заявила, что на заседание их суда она не придет.
Но на этом дело не кончилось. Вечером Жукин и Солдунов заявились снова. На этот раз, не стесняясь в выражениях, Вера Федоровна высказала все, что у нее накипело на душе и прогнала их.
Взволнованная, Вера Федоровна ходила по квартире. Звонок Чайкиной, который раздался перед самым сном, еще усилил ее тревогу. Чайкина так долго расспрашивала Веру Федоровну о самочувствии, как-то по-особенному настойчиво выясняла, давно ли она получала письма от Николая, что Вера Федоровна начала думать, не случилось ли что-либо с сыном. Она с волнением спросила:
— Нина Тимофеевна, может, вы что-нибудь узнали о моем Коле?
Чайкина сразу же поняла ее и поспешно ответила:
— Нет-нет, дорогая Вера Федоровна. Я уверена, что у Коли все в порядке. Просто я получила от Пашеньки письмо. Он пишет, что все нормально и у Коли все хорошо. Но у меня что-то тревожно на сердце.
— Ну что же это вы, Нина Тимофеевна? — засмеялась Коблик. — Вам сын докладывает обстановку, а вы — в панику. Вот мой что-то долго не пишет.
— Ой, не говорите. Но меня смутило одно обстоятельство. Паша пишет, что их взвод придается другому батальону, поэтому у него изменится адрес, будет другой номер полевой почты.
— Ну и что? По-моему, вы зря волнуетесь, — попыталась успокоить Чайкину Вера Федоровна. — У них же служба: куда прикажут, туда и пойдут. Так что не волнуйтесь. Надеюсь, что вот-вот получу от Коли письмо. Он наверняка сообщит и о Паше. Я сразу же позвоню вам.
— Да-да, спасибо, Вера Федоровна, вы как-то мне рассказывали, что нюхаете каждое письмо от сына. Помните?
— Конечно, помню, — снова засмеялась Коблик, не ожидая, что дальше скажет Чайкина.
А Нина Тимофеевна продолжала:
— Так вот, последнее письмо Павла сильно пахнет лекарствами.
Голос у Нины Тимофеевны сорвался, и последние слова она произнесла тихо, с хрипотцой.
Коблик растерялась. Она как могла успокоила Нину Тимофеевну, а когда положила трубку, то поняла, что этой-ночью ей уже не уснуть. Тревога охватила ее и за Чайкина, и за своего сына.
Наступившее утро принесло облегчение. В почтовом ящике лежало письмо от Николая. Быстро вскрыв конверт, Вера Федоровна начала читать.
«Здравствуйте, дорогие мама и Сережа! Вчера мы возвратились с боевого задания. Так случилось, что наше отделение вынуждено было отбиваться от духов. Мы понесли тяжелые потери. Есть раненые и убитые…
Два часа назад мы пришли с аэродрома, где провожали «черный тюльпан», — так у нас называют самолет, который увозит погибших в цинковых гробах на Родину. Простились с нашими друзьями Бадаевым, Коржом и Гулямовым. Все ребята стояли в строго и плакали. Мама, к вам, возможно, зайдет или позвонит мой друг, он должен приехать в Минск. Прошу тебя и Сережу заботиться о нем. Мы здесь дружили, и, когда я вернусь, наша дружба будет продолжаться всю оставшуюся жизнь.
Здоровье у меня в порядке. У нас поговаривают, что скоро афганское и пакистанское правительства заключат между собой договор о прекращении деятельности контрреволюции, что помощь нашей армии больше не потребуется и мы сможем возвратиться на Родину. Здорово!
Я здесь нахожусь сравнительно недавно, а вот «старики», особенно политработники, говорят, что в стране происходят различные изменения. Сняты лозунги, призывающие население к строительству социализма. Флаг уже не красный. Сейчас он зеленого и красного цветов. Уже нет на государственном гербе звезды. Правительство призывает контрреволюцию к сотрудничеству, согласно с ней поделить власть. Получается, что цели, которые наметила Народно-демократическая партия не достигнуты, объявлена политика национального примирения. Говорят, что пребывание наших войск в этой стране не позволило ей стать на враждебные Советскому Союзу позиции и предоставить свою территорию американским спецслужбам, которые хотели разместить вдоль границ с Советским Союзом свои системы радиоразведки, которые могли бы просматривать и прослушивать нашу территорию от южных границ до Арктики. Правда, мамочка, в последнее время я все чаще задаю себе вопрос: обязательно ли надо было вводить наши войска в Афганистан? Все ли необходимое сделали дипломаты?»
Чем дальше Вера Федоровна читала письмо, тем больше с гордостью отмечала, что сын взрослеет. Его рассуждения свидетельствовали, что сын научился разбираться во многих вопросах, в том числе и политических.
По тону письма она видела, что у Коли все в порядке, и это радовало. Но вот то, что сын предупреждал о приезде своего друга, взволновало ее. «А вдруг он имеет в виду Чайкина? — думала она, шагая по улице. — Только этим можно объяснить то, что Коля не называет его имени. Значит, с Павлом действительно что-то случилось. Господи, главное, чтобы был жив!»
Коблик решила не звонить Чайкиной, хотя очень хотелось сказать, что пришло письмо от Коли.
Она шла на работу, а в душе все больше и больше росла тревога за ее новую подругу и ее сына — солдата.
ПЛЕН
Леонов застонал и открыл глаза. Была ночь, и парень долго соображал, что с ним. Он чувствовал, что его куда-то несут. Высоко в небе висели звезды, качающиеся в такт движению. Они сначала казались расплывшимися в тумане пятнами, но постепенно туман спал, и Леонов увидел, какие они большие и яркие.
«Что со мной? — подумал десантник. — Почему меня несут? Я что, ранен?»
Леонов попытался поднять голову, чтобы увидеть того, кто шел сзади, но от сильной боли он снова потерял сознание. А когда оно возвратилось, то Леонов увидел через какую-то нишу дневной свет. Сильно болела голова, подташнивало. Он тихо застонал и еле слышно прошептал:
— Пить.
В стороне послышался шорох, и Леонов увидел над собой чье-то лицо. Усы, борода и… чалма. Антон то ли у себя, то ли у незнакомца растерянно спросил:
— Где я? Позови командира.
Лицо незнакомца изобразило подобие улыбки, и Леонов услышал чужую речь. — «Постой, так это же душман?!» — встрепенулся Леонов и попытался подняться, но все тело пронзила острая боль. Все вокруг поплыло, и он обессиленно отбросил голову назад. Глаза увидели каменные своды. Он осторожно, чтобы не причинить себе боль и от этого не потерять сознание, повернул голову налево. В полумраке копошились какие-то люди, был слышен негромкий разговор, но стоявшие в голове звон и шум мешали разобраться, на каком языке они говорят.
Леонов осторожно повернул голову направо: в темноте что-то шевелилось, вздыхало. Напрягая зрение, Антон долго всматривался в полумрак прежде чем понял, что там копо-. шатся животные.
«Ишаки, — догадался он. — Выходит, я действительно оказался в плену у душманов. Что же случилось со мной?»
Десантник положил голову прямо — так она болела меньше — и, упершись взглядом в неровный свод пещеры, напрягая все свои силы, попытался восстановить в памяти, что же с ним произошло. Он вместе со своей ротой находился на «блоке»: прикрывал подступы к дороге, ведущей из Хайратона в Кабул. По шоссе беспрерывным потоком шли длинные автоколонны. Они везли цемент, стекло, стройматериалы, продовольствие, горючее, станки. Только в последний день роте пришлось трижды подавлять минометно-пулеметные позиции душманов, которые пытались обстрелять медленно ползущие по запруженному шоссе автомашины.
Леонов вспомнил, как с наступлением темноты рота перешла на засадные действия, как их отделение заняло позицию на скалистой высотке. Хорошо помнится и то, как мимо них попыталась проскользнуть к дороге небольшая группа душманов. Десантники по команде Шувалова неожиданным огнем отогнали бандитов. Те, бросив безоткатное орудие и гранатометы, а также убитых и раненых, бежали. Позиция отделения находилась на небольшом выступе, прилепившемся на склоне огромной скалы. Ниже змейкой извивалась узкая тропа. Ее хорошо было видно при свете яркой луны. Шувалов, недавно возвратившийся из госпиталя, приказал четверым солдатам вести наблюдение, а остальные отдыхали. Леонов хорошо помнил, как он с удовольствием растянулся на плоском камне, прямо на краю обрыва. День прошел в постоянном движении, натруженно гудели ноги, усталость сковывала все тело. В таких ситуациях приказ отдыхать — самая желанная команда.
