Варвара Мордовских - Победа во имя мира
— Он или не он?
— Судя по приметам, он самый. Но выдает себя за тотальщика.
— С виду и есть тотальщик. А нутро выясним завтра. Сейчас упрячьте его. Да надежнее. С караулом.
Утром, когда стало светло, в расположение десантников прибыла Аграфена. Она глянула на Курта, удивленно всплеснула руками и задохнулась от гнева, от возмущения тем, сколько бед и несчастий принес людям этот изверг, бешеный разбойник с большой дороги. Курт тоже узнал Аграфену. Большое круглое лицо его тотчас почернело, полные щеки судорожно задергались, глаза от страха сделались неподвижными.
Солуянов воспользовался паузой, на радостях возгласил:
— Кончилась игра в прятки.
Спазмы отпустили Аграфену.
Она крикнула:
— Он самый — собачий выродок! — вплотную подступила к Курту. — Ты меня узнаешь?
Курт помотал головой и приложил ладонь ко лбу, жалуясь на недомогание.
— А головой не крути! Я не крутилась, когда меня привязали к сосне.
В разговор вступил лейтенант Щукин.
— Эту женщину хотели казнить по вашему приказу? — спросил он.
— Найн. Здесь получилась какая-нибудь ошибка.
— А кто меня допрашивал? Кто меня пинал в бока, в спину, в грудь?
— Я не фашист. Я не могу бить человека.
Привели партизана, который тоже побывал на допросе у командира карательного отряда, но по счастливой случайности сумел убежать. Тот партизан узнал Курта, рассказал о его бесчинствах, назвал людей, которых по приказу карателя расстреляли, повесили, захлестали насмерть дубинками.
Десантники и партизаны срочно созвали судебное заседание и постановили расстрелять командира немецкого карательного отряда. Курт, услышав слова приговора, зарыдал. Аграфена, которой было поручено привести приговор в исполнение, отошла на положенную дистанцию, пересохшим от ярости голосом крикнула:
— Не орать! Я не орала, когда в меня впивалась проволока.
Она нажала на спусковой крючок автомата и очередью прошила грудь фашиста…
В лесах между Великими Луками и Старой Руссой десантники встретили первомайский праздник. Его лейтенант Щукин объявил нерабочим днем.
На следующий день десантники снова отправились на задание — заложить взрывчатку под железнодорожное полотно. Как обычно, разведчики действовали в голове диверсионного подразделения — они и были обязаны указать подрывникам место для работы и в случае надобности прикрывать их огнем…
* * *Он прошел всю войну, этот мужественный человек. Вернувшись с фронтовых полей инвалидом первой группы, он не сдался, не отступил перед трудностями. Сначала закончил Челябинский железнодорожный техникум, а потом и заочно институт инженеров железнодорожного транспорта. И трудился на Южно-Уральской железной дороге. Совсем недавно не стало его среди нас, разведчика-десантника Владимира Иосифовича Солуянова, героя войны и скромного труженика послевоенных лет…
М. А. МЕНЬШИКОВА,
журналист
ОТ ОРЛА ДО ПРАГИ
Уральский добровольческий танковый корпус формировался в начале 1943 года. Его называли «особый». Все — от вооружения до последней пуговицы на гимнастерке солдата — было приобретено на средства трудящихся Челябинской, Свердловской, Пермской областей, сделано из сэкономленного, в нерабочее время. Все, что полагается, дали солдатам. Златоустовцы даже каждому челябинцу выковали нож с ножнами.
Бывший командир артиллерийского дивизиона мотострелковой бригады, ныне гвардии полковник в отставке Сергей Иванович Худяков вспоминает:
— Приказом командующего артиллерией УралВО я был зачислен в корпус…
В прошлом рабочий Саткинского металлургического завода Худяков еще в юности увлекался стрелковым спортом, выступал за свой город в зональных соревнованиях на лучшего ворошиловского стрелка. Затем окончил артиллерийское училище. Служил в Челябинске. Участвовал в боях на Халхин-Голе. Командовал противотанковой батареей. В июне сорок первого часть, в которой служил Худяков, передислоцировалась на Кавказ. О начале войны узнали на марше и с марша их развернули на фронт.
Первый бой, первая встреча с вражеской техникой были в начале июля. На позиции ползли короткоствольные немецкие танки и бронетранспортеры с пехотой. Уверенные в легкой победе, они даже не стреляли.
— Перва-ая батаре-е-я! Фугасны-ы-ми по танкам! Втора-а-я батаре-е-я! Осколочны-ы-ми! По пехоте! Огонь! — приказал старший лейтенант Худяков с наблюдательного пункта.
Связи с третьей батареей не было. Он дал ей команду тремя красными ракетами.
Орудия открыли огонь. И немецкие танки тоже начали стрелять. Расхваленные на все лады танки. Неужели сомнут? Неужели дрогнут артиллеристы? И вот наконец один танк загорелся, потом и второй закрутился на месте. Вспыхнул бронетранспортер. Фашисты разбегались, как тараканы из опрокинутой ловушки. «Ну, что, гады, получили?» — торжествовал Худяков.
Атака врага захлебнулась. Это была первая атака. А через каких-нибудь полчаса в расположении дивизиона стали рваться вражеские снаряды. Поквадратно била артиллерия. Снова пошли танки и пехота. Но и эта атака не имела успеха. Тогда над батареей появились бомбардировщики. Фугасная бомба грохнула рядом с наблюдательным пунктом Худякова, взрывная волна ударила его о землю.
Три месяца лечения в госпитале и снова фронт. С. И. Худяков уже в должности начальника артиллерии полка. В октябре сорок первого в одном из боев новое тяжелое ранение. Опять госпиталь. Потом его направили на Урал готовить кадры для фронта. Понимал, что это не менее нужное в войне дело, но сердце заставляло писать один за другим рапорты с просьбой отправить на фронт. И специальная комиссия зачислила его в Уральский добровольческий танковый корпус.
— Артиллеристы располагались в школе и детской больнице, — продолжает свой рассказ С. И. Худяков. — Но там они бывали только ночью, все остальное время — в артпарке. Находился он в лесу. Выезжали на стрельбы. Однажды «меткой» стрельбой перебили линию электропередачи. Но это казус! А на учебу срок действительно дали самый минимальный. Планы занятий разрабатывать командиры могли только ночью.
Каждый солдат чувствовал себя счастливым — ему выпала честь защищать Родину. Считали дни, когда отправят на фронт. В мае на инспекторских проверках были показаны «исключительно хорошая подготовка и знание каждым солдатом своего дела».
Был первый предбоевой марш по опустошенной войной местности, где все разрушено и сожжено, воздух пропитан гарью пожарищ, а вместо сел и деревень одинокие печные трубы и бурьян. У дорог сохранились таблички: «Село Боровки», «Деревня Васино». Что думал каждый солдат, Худяков, конечно, не знал, но видел, что становятся они молчаливее, суровее.
Дивизион расположился в березовой роще. Выставили боевое охранение, копали щели для личного состава, маскировали технику. Худяков, что бы ни делал, постоянно думал, как же поведут себя солдаты и офицеры в бою.
Уральцам предстояло наступать на северном участке Орловско-Курской дуги. Гитлеровцы стояли здесь почти два года, изрыли всю оборону ходами сообщения, блиндажами и дзотами, заминировали подступы, укрепили все высотки, овраги и речушки. Как-то справится с задачей его подразделение?
Перед боем Худякова вызвали к командиру бригады. По дороге случайно встретил Трофимчука, вместе кончали артиллерийское училище. Трофимчук командовал минометным полком, после ранения добирался к себе. Как бывало в таких случаях, посыпались вопросы: «Кого из наших видел? Где сам служишь?» Худяков с гордостью сказал:
— В Уральском добровольческом! Слыхал о таком?
— Ты вроде раньше к хвастунам не относился, — заметил Трофимчук. — Что такое добровольческий?
— А все от малого до большого — добровольцы! Комсомольская и партийная прослойка до семидесяти процентов!
…В три часа дня у командира мотострелковой бригады полковника М. С. Смирнова началось совещание. Еще ничего не было сказано, но в самой атмосфере чувствовалось напряжение. Настораживала даже карта, расположенная на столе комбрига. Начальник штаба бригады отмечал на ней какие-то точки.
Комбриг зачитал приказ. Дивизиону Худякова предписывалось с наступлением темноты совершить двадцатикилометровый бросок в район поселка Луганского и занять оборону. Получили предписание мотострелки и минометчики.
Сложное хозяйство дивизиона: батареи, рации и катушки проводов, машины, груженные снарядами, — к намеченному сроку было в указанном районе. Местность не разведана, и Худяков расположил батареи, сообразуясь с картой и собственным чутьем. Сам решил обосноваться на наблюдательном пункте второй батареи. Перед ним был пологий скат к речушке Орс, которую предстояло форсировать. За ней по всему далекому горизонту горели села.
