Василий Мурзинцев - Записки военного советника в Египте
Второе здание разместилось на искусственном островке, соединенном с берегом дамбой длиной 30–40 метров. В этом здании размещено несколько аквариумов. Можно полюбоваться красивыми рыбами. За зданием каменной стеной огорожен участок моря. В свою очередь, в нем на дне прекрасно видны две морские звезды, актинии, медузы, ракообразные, водоросли. Все это плавает, ползает, шевелится. Трудно разобрать, где начинается животный, а где растительный мир: животные маскируются под растения, растения похожи на животных.
Во втором отделении медленно плавают две черепахи, панцирь каждой из них достигает более метра. В третьем отделении — две небольшие акулы, электрический скат, не уступающий по размерам черепахам, стайки мелких рыб, вероятно корм акулам. Акулы природой обречены на вечное движение, поэтому в своей загородке они плавают кругами. Прозрачная мелкая вода позволяет видеть все мельчайшие детали живых экспонатов музея.
Второй интересный объект — местный базар или сук. Примечателен он не привозными овощами и цитрусовыми. Этим Гордэга беден, как никакой другой город в дельте Нила. Богат и знаменит базар ракушками и кораллами. В нескольких убогих лавчонках и просто под открытым небом местные жители ведут оживленную торговлю своим оригинальным и красивым товаром. Сбор кораллов и ракушек превратился в Гордэге в целую отрасль. Спрос растет, а вместе с ним растут и цены. Нашлись умельцы по изготовлению сувениров: светильников, птиц, пепельниц и тому подобных изделий. Кораллы раскрашивают во все цвета радуги, прикрепляют чучела рыбок. Создается иллюзия морского дна.
Из ракушек же ухитряются изготавливать суда со всеми атрибутами парусного флота: мачтами, парусами. Для кораллов изготовляют из гипса подставки, и можно часами любоваться неповторимым рисунком созданным природой. На мой взгляд, раскраска только портит вид кораллов. Куда более привлекательней они в первозданном виде, с их белизной и свежестью. Такие ветви словно усыпаны инеем. Коралл настолько хрупок, что звенит если на него дунуть. От более грубого прикосновения ветки с тихим и печальным звоном отваливаются. Иные кораллы очень похожи на ветвистый густой дуб, на пушистую березку, на неведомые кусты.
Есть кораллы похожие на оленьи рога. Хотя они тяжеловаты, но ослепительная белизна превосходит белизну первого снега, изумительная симметричность создает такую красоту, что она не отпускает от себя ни туристов, ни моряков, никого из тех, кто намеренно или случайно приедет в Гордэгу. Ничего не остается делать, как с великими предосторожностями за умеренную плату везти дорогие сувениры с собой.
Необыкновенно красивы и ракушки. Есть ракушки, по форме и цвету очень похожие на маленьких ежиков, усыпанные темными пятнами вместо колючек. Эти ежики так отполированы, что вряд ли на земле найдется мастер, который рискнет соревноваться с природой.
Большие раковины в форме улитки, отполированные внутри, чаще имеют светлый цвет от белого до темно — красного с нежными переходами.
Хотя дары моря почти ничего не стоят тем, кто их собирает и продает, за них получают деньги и тем живут целые семьи.
Мне не довелось видеть богатых продавцов ракушек и кораллов, но приходилось бывать в их домах. Думаю, что основной доход, позволяющий сводить концы с концами, эти люди получают от своего промысла. Кораллы сравнительно недороги, а ракушки стоят от 5-10 пиастров до 10 египетских фунтов. Это немалая сумма, если вспомнить, что ежемесячный доход феллаха равен семи фунтам. Но такие ракушки (десятифунтовые) очень редкие и отправляются перекупщиками в другие города и за границу.
Остается добавить, что несмотря на разницу между Рас-Гарибом и Гордэгой у них есть одно очень важное общее свойство запах нефти. Этот запах чувствуется по всему побережью между двумя городами, забирается и в ближайшие к берегу горы. И газовые факелы озаряют небо. Не только оба берега залива, но и сам залив освещены четырьмя гигантскими свечами, что день и ночь горят над морем даже в сильный ветер.
Запах нефти и газа настолько силен, что прекрасно чувствуется в далекой Америке. Недаром США вложили свой капитал в нефтяную компанию «Петроль компани», а неблизкая Япония поставила южнее Рас-Гариба плавучую буровую вышку в четырех километрах от берега и сверлит морское дно вовсе не для доказательства или опровержения версии, что Египет пользовался радио много тысяч лет назад.
Глава 3
Переводчик при переводчике
Однажды в жаркий день второй половины февраля ко мне на квартиру в Каире пришел лет двадцати, очень худенький и бледный юноша.
— К вам переводчиком, — застенчиво улыбаясь, представился он и добавил. Бутенко Юрий.
Я пригласил его сесть. Поправив очки, Юрий от смущения или по привычке, несколько кривя губы улыбкой, сел в кресло.
Он, конечно, не подозревал, с каким нетерпением я ждал его. Точнее, не его лично, а любого русского переводчика. Девятимесячное одиночество уже изрядно тяготило меня, и я больше нуждался в собеседнике и соотечественнике, чем в переводчике. Я имел весьма скромные успехи в арабском языке, Но этого было вполне достаточно для жизни и работы, если не считать вопросы, связанные со сложными теоретическими и абстрактными понятиями. Прибытие переводчика значительно расширяло мои возможности. Меня смущали Юрины далеко не могучая фигура и бледное худое лицо.
«Как-то он приживется в пустыне?» — не без тревоги подумал я.
Но опасения мои оказались напрасными. Уже через несколько дней переводчик мой загорел, а арабскую пищу ел с завидным аппетитом, не отказываясь ни от фуля, ни от атца, а иногда прихватывал и мои порции. Спокойный и выдержанный, Юра никогда не жаловался на неудобства нашей довольно однообразной жизни. В свободное время много занимался, помимо английского языка, французким. Естественно, что первое время мне пришлось быть у него переводчиком с арабского языка. Мы выяснили, кто из офицеров знает английский язык. Таких оказалось гораздо меньше, чем я думал. Оказалось, что некоторые офицеры, зная несколько фраз и десятка два-три английских слов, предлагали мне говорить по-английски, а когда я отвечал им «ноу» — они огорченно разводили руками. Весь вид этих офицеров говорил: «Очень жаль, мистер Василий. Но мы этого не ожидали… Мы думали… Ах, как жаль… русский советник… Да, да, очень жаль… но ничего не поделаешь…»
Я предлагал говорить по-немецки и услышав «ноу» или «ана муш ариф» (я не знаю), так же огорченно разводил руками: «очень, очень жаль мистер Ахмед, но и так далее». А вскоре часть офицеров, наиболее опытных и прилично знавших английский язык, перевели с повышением в другие полки. У нас осталось только четыре офицера, с которыми Юра мог общаться. Кроме мистера Усэмы, английский язык знали инженеры, капитаны Усэма и Ахмед, а также полковой врач мистер Мухамед. В повседневной работе и жизни мы встречались с офицерами, сержантами и рядовыми. Со всеми нужно было говорить. Нередко разговор проходил примерно таким образом. Я приглашал офицера, знающего английский язык, с собой на батарею. Там собирал необходимых мне специалистов или просто солдат и говорил Юре то, для чего я, собственно, и приехал к ним. Юра переводил на английский приглашенному офицеру, тот переводил на арабский. Если возникали вопросы или просто желание со мной поговорить, а это было довольно часто, то все шло в обратном порядке. Такой способ хоть и давал некоторые результаты, но был страшно утомителен для всех, так как десятиминутная беседа в обычных условиях отнимала не менее часа. Но иного выхода не было, если нужно было что-нибудь сделать. Приходилось и Юре обращаться ко мне за помощью, когда солдаты или офицеры хотели удовлетворить свое любопытство. Чаще всего спрашивали, сколько ему лет, есть ли жена и дети. Тут уж мне приходилось выступать в роли переводчика. Иногда Юра обращался ко мне с просьбой что-нибудь сказать Ахмеду Фергали или в столовой, при общем разговоре.
Положение умной собаки, которая все понимает, а сказать не может, удовольствия не доставляет. Я это испытал на себе и поэтому провел с Юрой несколько занятий по изучению арабского языка. Занятия эти сводились в основном к следующему примитивному способу. Я называл вещи по-русски, а затем по-арабски, а потом только по-русски и Юра должен был отвечать мне по- арабски. Обучение шло довольно успешно. Молодость, навыки в изучении иностранных языков, полученные в Киевском университете, отличная память и прилежание способствовали этому. Предлоги я выписал крупными буквами и повесил на стенку мэльги.
Примерно через месяц, когда я уезжал в отпуск, Юра уже мог объясняться с арабами и задавать им простейшие вопросы, а когда я вернулся из отпуска, позабыв там часть арабских слов, Юра не уступал мне, а вскоре превзошел меня. Я же, обрадованный тем, что имею переводчика, значительно снизил свои усилия и практически запас слов не увеличивал. Так и закончилась моя роль переводчика при переводчике. Юра отлично знал английский язык, и с его помощью я с мистером Усэмой вел длинные беседы или, как говорил мистер Усэма, дискуссии. Чаще всего — это дискуссии на военные и политические темы. При этом мы часто говорили о мировых проблемах. Мистер Усэма любил порассуждать в глобальном масштабе. При этом его красноречие не прерывалось по часу и более, а любое мое возражение или даже отдельное слово действовало на него, как бензин на огонь. Он словно вспыхивал и с еще большим жаром развивал свои идеи, почерпнутые в основном из местных газет и английских радиопередач. Когда же мы вынуждены были прерывать свои дискуссии по независящим от нас причинам, мистер Усэма извинялся, что он много говорил, что это его недостаток, что мы продолжим нашу дискуссию в другой раз, и он внимательно выслушает меня. Но в другой раз было то же самое: он говорил, я слушал. Я, конечно прощал ему его небольшую слабость, но добавлял:
