Иван Черных - Штопор
Третий день небо было затянуто низкими темно-сизыми тучами, из которых то лил нудный, по-осеннему холодный дождь, то сыпала мелкая, липкая изморось. Лишь на четвертый, когда экипаж закончил подготовку к полету, дождь и морось прекратились, облака чуть приподнялись и посветлели.
— Не иначе, заявку писали в небесную канцелярию, — пошутил на последних указаниях командир отряда. — Идеальные условия, чтобы и новую технику проверить, и себя показать. А мы тут, на земле, посмотрим, кто из вас чего стоит…
Задание предстояло сложное (простых Николай здесь и не помнил) и ответственное: пройти в облаках ночью по изломанному и разновысотному маршруту на полный радиус действия бомбардировщика, уклоняясь от наземных радаров и от атак истребителей, вести радиолокационную разведку и при выходе на конечный пункт маршрута осуществить прицельный пуск ракеты по военному объекту «противника», расположенному за несколько сот километров. За бомбардировщиком будут следить наземные радиолокационные станции, самолеты ПВО попытаются преодолеть систему радиолокационной защиты бомбардировщика и «сбить» его… Экипажу в этом полете, казалось бы, отводилась довольно пассивная роль — следить за работой аппаратуры и выдерживать заданный маршрут, высоту и режим — все остальное должна делать сама техника: и пеленговать радары «противника», и обнаруживать перехватчиков, оповещая экипаж, и забивать прицел истребителя помехами, и даже самостоятельно открывать по нему огонь из пушек, в данном случае из фотокинопулемета. Техника против техники. Но это на первый взгляд. На самом же деле и летчику и штурману придется семь раз пропотеть, чтобы техника сработала как часы: летчику в условиях невидимости земли точно выдержать режим полета, штурману — сверять работу компьютеров, вносить поправки в прицел станции и ракеты, отстроить датчики чувствительнейшей аппаратуры; на заключительном этапе из множества очень похожих друг на друга засветок отыскать одну-единственную и произвести по ней пуск.
Полет не заладился с самого начала: когда к самолету подвесили длинную, как труба, многотонную ракету, в одном из колес прорвало зарядный штуцер, и воздух с оглушительным свистом рванулся наружу. Пока меняли колесо, начало темнеть.
— Может, уменьшить нагрузку, слить часть топлива? — предложил командир отряда.
— Потом еще раз лететь по этому заданию? — не согласился Николай. — Нет уж, полетим как планировали.
— А я на вашем месте вообще перенес бы полет на завтра, — предложил бортовой инженер и кивнул на колесо. — Этот пиф-паф — плохая примета.
— Вот не думал, что вы суеверный человек, — укоризненно покачал головой Николай. — Если мы будем из-за каждой приметы переносить полеты, нам летать времени не останется.
— А вы не смейтесь, — на полном серьезе возразил бортовой инженер. — Вот полетаете с мое, побываете в таких переделках, в каких мне довелось побывать, тоже станете суеверным.
Николай мало знал этого человека, капитана с редкими седыми волосами, со шрамом от верхней губы до подбородка, летел с ним второй раз — с завода и вот на боевое задание, — но слышал о нем предостаточно: два раза горел в воздухе, в третий, совсем недавно, самолет, на котором он летел (тоже бомбардировщик), упал на взлете — отказали двигатели. Один член экипажа погиб, остальные, в том числе и бортовой инженер, получили ранения. А человек, побывавший в аварии, волей-неволей становится осторожным, предубежденным, и Николай не придал значения словам капитана.
— Ничего, со мной будет все в порядке, — ободряюще подмигнул он.
— Дай-то бог, — вздохнул капитан и трижды сплюнул через плечо.
Николай еще раз осмотрел бомбардировщик: он будто присел от тяжести, гидравлические стойки шасси сжались до предела, спаренные колеса заметно раздулись у бетона.
«Может, и в самом деле слить половину топлива? — мелькнула мысль, но он тут же отогнал ее. — Полет на полный радиус потому и запланирован, чтобы проверить новую радиолокационную станцию на всех параметрах, и с короткого, спрямленного маршрута придется действовать по упрощенной схеме. Нет, ничего менять не будем. Самолет рассчитан на такую нагрузку и должен выдержать».
— Разрешите экипажу занять места в кабине? — обратился Николай к командиру отряда.
— Давайте. Ни пуха ни пера…
Бомбардировщик тяжело стронулся с места. Двигатели завыли от натуги и, оставляя позади спрессованные клубы воздуха, начали разгонять машину. Но скорость нарастала так медленно, что казалось, взлетно-посадочной полосы не хватит для разбега. Пора было самолету поднимать нос, а носовое шасси со специальным вздыбливающим устройством, облегчающим работу летчика на взлете, словно заклинило. Широко раскинутые в стороны и скошенные назад крылья ходили ходуном вверх-вниз, будто помогая оторваться от земли.
До конца бетонной полосы оставалось совсем немного. Если прекратить взлет, ее не хватит, чтобы остановить самолет — он выкатится за границу аэродрома. Но при этом машина останется цела и невредима, вместе с экипажем. Если же взлет не прекращать и полосы не хватит до отрыва самолета от земли, аварии не избежать… Кто-то еще в пору зарождения авиации профессию летчика определял так: «Летчик — это концентрированная сила воли и умение пойти на риск». Летчик Владимир Коккинаки уточнил это определение: «на оправданный риск». А он, Николай, разве не проверил расчеты перед вылетом? Проверил и перепроверил: расчеты подтверждали: бомбардировщик способен поднять и потяжелее груз; значит, все остальное зависит от летчика, от его мастерства. Вот и покажи, на что ты способен.
Нос бомбардировщика чуть приподнялся, еще немного, еще, хорошо. Еще чуть-чуть! И между колесами и бетонкой почувствовался разрыв — толчки прекратились.
— Шасси… Закрылки…
Только когда бомбардировщик сбавил свой надсадный рев и послушно лег в левый разворот, Николай отпустил штурвал и смахнул рукой со лба капли пота. Спина, шея, лицо были мокрыми. Но что значили эти маленькие неудобства по сравнению с той великой радостью, какая наполнила его сердце от сознания сделанного, своей значимости в решении ответственных задач, поставленных начальником испытательского центра, а может, и более высоким начальником перед отрядом…
— Курс сто сорок, — уточнил штурман.
— Есть, сто сорок. — Николай довернул машину и включил автопилот.
Теперь, когда основная нагрузка легла на плечи штурмана, можно было и расслабиться, порассуждать.
«Хороший, замечательный корабль, — мысленно хвалил Николай самолет. — И грузоподъемность отменная, и скорость приличная. А поди ж ты, говорят — устарел, и сняли его с производства. А недалек и тот день, когда поведу его на расстрел, как водил недавно винтомоторные, более тихоходные».
Менее десяти лет служит Николай в авиации, а освоил и летал уже на девяти типах самолетов — считай, каждый год на новом, один лучше другого. Особенно вот этот гигант. Он покорял своими размерами, совершенными, отточенными формами, легкостью управления. Какой же, еще лучший, пришел ему на смену? И скоро ли доведется летать на нем Николаю? Если бы служил в полку, долго ждать не пришлось бы…
Штурман прервал его раздумья:
— Земля как на картинке, командир. Вижу слева Кызыл-Бурун, впереди — небольшую речушку, а чуть дальше справа — Карасиное озеро. Можно в выходные махнуть туда.
Бомбардировщик, несмотря на свой тяжелый вес, сравнительно быстро набрал заданную высоту и вышел за облака.
— Беру управление на себя, — сообщил штурман. Здесь, за облаками, небо было еще светлое, но солнце уже коснулось кромки и обагрило ее справа, а впереди окрасило все в темно-фиолетовый цвет; черта горизонта еще просматривалась. И чем дальше уходил бомбардировщик на восток, тем темнее становились краски. Вот солнце скрылось совсем, а облака все еще оставались темно-фиолетовыми, переходящими на востоке в темно-сизые, кажущиеся таинственными, загадочными, за которыми, как в сказке, спрятано тридевятое царство, тридесятое государство. Спустя еще минуту замерцали первые звездочки, кабина окуталась полумраком: фиолетовые лампочки подсветки приборной доски высвечивали циферблаты вариометра, высотометра, указателя скорости, радиокомпаса…
— Командир, приступаю к проверке станции на режимах, — доложил Мальцев.
— Давай.
Вот тут-то и начали сбываться предсказания бортового инженера: вначале появился сбой в изображении «картинки», а когда штурман попытался устранить неисправность, экран погас совсем.
— Плохи дела, командир, — со вздохом доложил штурман. — Похоже, новинка наша сдохла совсем.
— Не паникуй, Геральд, — как можно веселее поддержал штурмана Николай. — Вспомни инструкцию, взвесь не торопясь, что могло случиться, и только тогда начинай действовать…
