Андрей Кучкин - Семи смертям не бывать
Не будь этих людей с их ненасытной злобой, мир и тишина давно бы встали над городами и селами уставшей от распрей земли. Данилка задумывается. Теперь, когда уже виден конец войне, мысли его все чаще возвращаются к мирной жизни. Может, причиной тому то, что он скоро должен стать отцом? Данилка почему-то стыдится этих мыслей. Он ни за что не признался бы никому, что иногда помимо воли уносится в мечтах в тихое послевоенное время. Нет, рано еще мечтать о тишине. Вокруг — война.
Так и сейчас: поддавшись на секунду наплывшим на него мечтам, он встряхивается, пришпоривает лошадь.
Луна выплыла из-за деревьев, встала над зубчатыми верхушками, светит на сугробы, на молчаливых всадников, на неподвижные фигуры в санях. С присвистом выводят свою песню полозья. Фыркают заиндевевшие кони.
Ночное безмолвие, мерный скрип саней усыпляют. Кажется, дремлют всадники, дремлют арестованные в санях.
Но это только кажется.
Во время гражданской войны в Башкирии выработался особый тип главаря мятежников. Дикий всадник, прекрасно владеющий оружием, неприхотливый в быту, способный на длительные лишения, он был опасным врагом. Жестокий в бою, он мог творить кровавую расправу и в мирных селениях. Был он хитрым и изворотливым, когда этого требовали обстоятельства. Малокультурный, а чаще и вовсе не знающий грамоты, он становился умелым демагогом, как только возникала необходимость обманом, посулами или угрозами увлечь за собой крестьян.
Много раз этим людям удавалось уходить от справедливой расплаты. Они давали клятвенные заверения в своей верности Советской власти и при первой возможности нарушали их.
Чирков уже столкнулся с такими людьми в Баймаке. Оставшись без своего разбежавшегося войска, они как будто присмирели и даже пошли на сотрудничество. Некоторые из них предлагали свои услуги для карательных набегов на повстанческие деревни. Но Чирков наотрез отказался от подобной «помощи». Он вовремя разгадал провокационный характер этих планов. Покрутившись в Баймаке и увидя, что втереться в доверие не удается, баймакские главари мятежников ушли в леса.
Арестованные командиры кавдивизиона были из числа таких же закоренелых и цепких врагов.
Поэтому и решено было отправить их в Стерлитамак, подальше от района недавних жарких схваток, где еще не остыли страсти. Но по этой же причине арестованные, не терявшие надежды вырваться на свободу с помощью своих сподвижников, любыми средствами хотели избежать отправки.
Они ухитрились передать верным друзьям: «Требуйте, чтобы нас оставили здесь. Угрожайте восстанием». Но друзья уже не могли помочь. Угрозы только убеждали в необходимости скорее вывезти арестованных из Темясово.
Убедившись, что на этот раз ни обманом, ни хитростью на свободу выбраться не удастся, мятежники решили бежать.
— Все равно погибать, — говорил Садык, низкорослый угрюмый человек, старый валидовец, имевший особые причины опасаться суда в Стерлитамаке. — Там всех расстреляют. Для этого туда и везут.
— Если б хотели расстрелять, могли бы и здесь, — неуверенно возражали другие.
— Здесь боятся. Узнают об этом башкиры, снова начнутся волнения.
Сговорились бежать по дороге в Стерлитамак. Когда въедут в лес, Садык остановит сани, попросится по нужде.
— А дальше ждите сигнала. Как только крикну — разбегайтесь в разные стороны. Ночь — в лесу не переловят. Там недалеко овраг — спрячемся. А если и поймают кого- нибудь, так остальные уйдут.
Вот почему так блестят глаза под меховыми шапками и малахаями главарей мятежников и так внимательно всматриваются они в дорогу. Скоро ли лес?
Дорога вбегает в лес. Огромные вековые сосны, обсыпанные снегом, обступили, сжали ее. Становится сумрачно — луна едва видна из-за деревьев. Потихоньку, чтобы не заметил конвой, арестованные распахивают дохи. Надо приготовиться.
Тишину нарушает голос едущего в передних санях Садыка. Он просит, чтобы остановили сани, неуклюже сходит на снег. За ним тянутся и другие, разминают затекшие от долгого сидения ноги, медленно бредут к соснам. Конвоиры, пользуясь остановкой, достают кисеты, закуривают. В темноте мирно попыхивают огоньки их цигарок.
И вдруг отчаянный поросячий визг. Это подал сигнал Садык.
Внезапный и странный в ночном лесу крик. Всадники цепенеют, стараясь понять, что произошло. На это и рассчитывают мятежники. Черные фигуры, под соснами побросав дохи мгновенно исчезают в лесу.
— Стой! Стой! — пытается остановить беглецов Чирков.
Всадники спрыгивают с лошадей, стаскивают с плеч карабины, пускаются в погоню. Звуки голосов заглушает беспорядочная стрельба.
Пытаясь во что бы то ни стало скрыться, мятежники все дальше уходят в лес. Началась погоня по глубокому снегу в темном лесу.
Так начался заключительный эпизод борьбы с мятежниками. Оставшиеся на свободе националисты, чувствующие, как ускользает из-под ног почва, попытались дать последний бой.
На этот раз им снова приходилось действовать под маской друзей и сторонников Советской власти. Верные методам своего бежавшего главаря Валидова, они лишь ждали случая, чтобы затеять новую провокацию и заставить своих разбежавшихся сторонников снова взяться за оружие. Когда в Темясово стало известно о происшедшем в лесу, они решили: вот этот случай. И цепкими руками опытных политиканов ухватились за него.
Собравшись в это утро в избе Сагитова, одного из главарей националистов, они быстро наметили план. Действовать решили без промедления. Были среди них и члены вновь избранного местного ревкома, они отправились к Семенову. Остальные разошлись по избам, чтобы, прячась от коммунистов, злобствуя и извращая факты, на свой лад рассказать крестьянам о том, что случилось в лесу.
Только под утро Чирков вернулся обратно в Темясово. Отяжелела голова, ныло тело. Хотелось спать. Решил, что с докладом Семенову обождет час-другой — комбриг, очевидно, еще не проснулся. А пока немного отдохнет.
Он присел на кровать, голова потянулась к подушке, через минуту Данилка спал, даже не сняв сапог.
Проснулся он от голоса, раздавшегося над его ухом:
— Чирков! Вставай, товарищ Чирков!
Вскочив и протерев глаза, Данилка не сразу сообразил, где он. В комнате толпились вооруженные красноармейцы, и один из них, разбудивший его, сказал:
— Собирайся. Пойдем к комбригу.
— Идите. Я умоюсь, приду сам, — с досадой ответил Данилка.
— Пойдем… Ты арестован.
— Что?!
— Приказ. Ты арестован.
Данилка от неожиданности снова присел на кровать. Мелькнула странная мысль: уж не спит ли он?
— Вы что, шутки шутите, ребята? — неуверенно спросил он.
— Какие шутки! Комбриг велел привести. Путаница какая-нибудь. Там выяснишь.
— Хорошо. Пойдем!
Конвоиры ввели Чиркова в кабинет к Семенову. Комбриг порывисто поднялся навстречу, приказал конвоирам выйти. Обернувшись к Чиркову, укоризненно покачал головой:
— Нарубил ты дров, товарищ Чирков.
— Говори яснее, я не понимаю! — резко потребовал Чирков.
— Нет, сперва ты говори. Расскажи, как дело было. Ты понимаешь, что ты натворил?
— Выполнил твой приказ.
— Не юли. Не пытайся скинуть с больной головы на здоровую.
В первую секунду Данилка даже опещил. Ударила кровь в голову, застучала молоточком в висках.
— Так вот ты какой, товарищ Семенов…
Комбриг пристально посмотрел на Данилку, начал что-то говорить, но запнулся. Сел на табурет, закурил, устало сказал:
— Ладно. Садись. Рассказывай. Выкладывай все, как на духу. Не ври.
Трудно сказать, был ли искренен комбриг в своих нападках на Чиркова в эти первые минуты их встречи или только прощупывал его, предвидя возможный поворот событий.
Он молча слушал, пока Данилка подробно рассказывал обо всем, что произошло: как въехали в лес, как арестованные попытались бежать, как охрана вынуждена была пустить в ход оружие и семнадцать трупов остались лежать в снегу.
— Да, заварил ты кашу, — выдавил наконец из себя Семенов. Он встал, прошелся по комнате. — Ты знаешь, что говорят в ревкоме?
— Что? — встрепенулся Данилка.
— Говорят, что ты сам, без всякого повода, расстрелял людей.
Так вот в чем дело! Теперь все становилось ясно. Данилка знал, что в ревкоме есть люди, еще недавно боровшиеся на стороне восставших. Их ввели в ревком для того, чтобы успокоить страсти, гарантировать безопасность разоружившимся бандитам. Не удивительно, что они клевещут на него. Но как мог комбриг, его товарищ, поверить им!
— Я знаю, кто говорит в ревкоме. Ты тоже знаешь этих людей…
— Знаю. Да не в этом дело… Очень жаль, Чирков, но я вынужден арестовать тебя.
Данилка вскочил возбужденный, красный:
— Этого я тебе, комбриг, никогда не забуду. Пошел на поводу у контры, поверил сволочам…
— Молчать! — возвысил голос Семенов. — Ты что — угрожаешь?
