Александр Зонин - Морское братство
— Привет изобретателю! Над чем работаете, Балыкин? — спросил он вошедшего командира отделения котельных машинистов.
Старшина Балыкин давно привлекал внимание Долганова. В одном из походов вышла из строя крылатка вентилятора, обслуживающего котел. А время было такое, что тыловой завод не мог скоро прислать новую крылатку. Тогда Балыкин дерзко решил сделать крылатку на корабле. Вместе с инженер-механиком Долганов с удивлением рассматривал чертеж и расчеты, принесенные Балыкиным. Им было предусмотрено все — придуман пресс для штамповки лопастей, разработан метод кузнечных работ в топке вспомогательного котла, рассчитано, как уравновесить лопасти. Крылатку Балыкина проверили в длительном шторме — она работала с полным напряжением и перекрыла заводские нормы.
Балыкин смущенно улыбнулся:
— Некогда изобретать. Водогрейные трубки текут. Их надо бы из металла другого качества ставить.
И начал высказывать Николаю Ильичу свои соображения, входя в технические детали и разбирая сорта стали с осведомленностью металлурга.
«Ну, разве таких людей можно смутить идиотской выходкой какого-то негодяя?» — думал Долганов, пока избирали руководителей собрания и оглашали повестку дня.
Доклад заместителя командира можно было бы назвать хорошим, потому что в нем о значении бдительности было сказано все, что следует говорить. Но докладчик не указал, что следует делать сейчас на корабле, чтобы за словами о бдительности пошли дела. Чувствовалось, что заместитель поверхностно знает корабль и специальные службы. Не может примерами иллюстрировать общие положения. Собрание заскучало.
Николай Ильич пожалел, что сел далеко от руководителей собрания. Доклад явно не давал материала для обсуждения. Как только докладчик закончит, все будут ждать предложений и объявления, что собрание закончено. И верно, едва докладчик уселся, а Бекренев предложил записываться для участия в прениях, раздалось несколько голосов:
— Все ясно…
— Прочитать постановление надо.
— Есть проект решения? — спросил Бекренев и вдруг спохватился. — Однако ж обсудить надо, товарищи, мы по конкретному случаю собрались.
Николай Ильич видел, что началось движение между старшинами, заступающими на следующую вахту, и одним из первых стал протискиваться к выходу Ковалев, у которого на форменке ярко выделялся недавно полученный орден Красного Знамени.
— И все, Ковалев? — с упреком остановил его Николай Ильич.
Ковалев угрюмо ответил:
— Здесь не о том, товарищ капитан второго ранга, толкуют…
— Именно не о том, а вы скажите, о чем надо, — перебил Долганов и громко обратился к Бекреневу: — Алексей Иванович, дай слово Ковалеву.
— Ковалев хочет? — подхватил Бекренев. — Пожалуйста, Ковалев.
Командир орудия не спеша приблизился к столу.
— О том, что у нас случилось, здесь капитан-лейтенант объяснил. Что же тут еще сказать? Конечно, у нас много людей. И каждый старшина может сказать: это не из моего отделения. А ежели из моего? А ну-ка, много у нас таких командиров отделений, что за каждого бойца, как за себя, поручатся? В прошлом году один торпедный катер с боевого задания не вернулся. Слыхали? Перед выходом несчастье у них случилось: катер в готовности, и ему обязательно надо идти, а командир больной. Его, значит, подменили другим лейтенантом. Ну, не в этом дело. Оба, сказать правду, друг другу в смелости не уступали. Оба рискованные, дерзкие и дело свое знали — в этом разницы не было. Я об этом говорю потому, что судьба вышла страшная — командиру без своего экипажа остаться в живых. Он три дня не в себе был, все поджидал дружков. На скалу поднимется и на море смотрит. «Это ничего, — говорит, — они проскочат. Это ж орлята, а Митяй орел!» Митяем он своего сменщика называл. Но вот все-таки стало ясно, что не придут. И тогда, товарищи, лейтенант обстоятельно доложил, как могли себя вести и его друг Митяй, и боцман, и радист, и моторист. Он их поведению дал полное объяснение на основании близкой с ними жизни и заключил: ни в коем разе никто из них перед врагом флага не спустил. Если без рук и ног остались, то зубами, понимаете, зубами они подрывной патрон открыли бы… «Можете, — сказал лейтенант, — помянуть всех погибших героями». И все это было не голословно, товарищи, а весьма убедительно… Раз сам командующий поверил, значит, убедительно… Так я рассказал, товарищ старший лейтенант Игнатов?
— Так, — глухо сказал Игнатов, и многие поняли, что Ковалев рассказал о нем и что у веселого помощника было свое горе.
— А теперь я о себе скажу, — перевел дух Ковалев. — В последний раз, когда я командовал стрельбой по самолетам, показалось мне, что подносчик снарядов дрожит. Обязан я был в этом разобраться? Обязан. Но как все обошлось благополучно, я на это подозрение махнул рукой, и человека не проверил. До сих пор не знаю, как в самом деле он поведет себя в бою. А ему, может, раненному, ползком придется снаряды на орудие подавать! Вчера, значит, спохватился, иду к старшине Балыкину, у которого мой подносчик служит. А хотите знать наш разговор? «Ну, как он?» — спрашиваю я. — «А так», — отвечает Балыкин. — «Как так?» — «Да как все». И из «как таков» мы с Балыкиным не вышли.
— Я тебе сказал, что он партизан! — сердито крикнул из угла Балыкин, стараясь перекрыть побежавший по кают-компании смех.
Ковалев резко повернулся к смеющимся.
— Не смешно, товарищи. Может, он и был в партизанах, но проверять людей в деле надо. Этот Бушуев меня просил письмо отправить с ответом до востребования, и, когда я ему сказал, что лишнее это, не легко с корабля вырваться на почту, — удивился: «Я ж хорошо служу». Высокое мнение имеет о себе. А вообще — гладкий какой-то или, лучше сказать, скользкий…
— Наверно, девица, которая до востребования пишет, разобралась, — пошутил кто-то.
— Точить лясы давайте в другой раз. Тут не до шуток… Случай тяжелый на корабле. Теперь говори о корабельной дружбе на «Упорном» с оглядкой, пока не вышвырнем врага!
Собрание оживилось после речи Ковалева, и Николай Ильич убедился, что главная цель достигнута. Теперь каждый пытается разобраться в новых людях с такой основательностью, с какой моряки привыкли изучать вверенные им механизмы.
Николай Ильич ушел с корабля удовлетворенным. Но уже на следующий день на него обрушились новые неприятности.
Из политотдела с таинственным видом прибыл на «Упорный» инструктор для расследования. Прогулялся к местам аварии, покритиковал протокол и в особенности короткое постановление партийного собрания. Инструктор написал докладную на семи страницах с резкими выводами, и она попала к начальнику политотдела в неблагоприятную минуту: он только что прочитал политдонесение об ослаблении дисциплины на «Умном», неумении Неделяева укреплять ее и безобразном поведении этого командира.
Девятая глава
Перед тем как «Упорный» поставили на ремонт, корабли дивизиона Долганова участвовали вместе с отрядом английских кораблей в обстреле укрепленного островка
Вадсе у входа в Варангер-фиорд. Эта короткая операция скорее имела значение демонстрации боевого сотрудничества союзников. Она не внесла никаких изменений в оперативную обстановку; и раньше в этом районе советские легкие силы с успехом атаковывали немецкие конвои, направлявшиеся в Киркенес и Петсамо.
На период операции капитан второго ранга Долганов, естественно, вступил в подчинение старшему в звании офицеру, каким был британский контр-адмирал. Отличная сплаванность кораблей в десятках походов позволила Долганову с ценимой моряками изящной точностью выполнить все сигналы контр-адмирала и в походном ордере, и при ведении артиллерийского огня. Контр-адмирал отметил это в приказе об итогах операции. Он посетовал, что командиры британских эсминцев не держали строя и производили перестроения не с такой точностью, какая наблюдалась в движениях русских. Англичанин также отметил, что русские артиллеристы открыли огонь раньше и полностью уложились в назначенное время, а стрельба их была весьма эффективна. Копия приказа была доставлена офицером связи вместе с приглашением на завтрак. Долганову и командирам кораблей пришлось сменить повседневную одежду на парадную форму с орденами и наносить визит.
Конечно, при этом пили, но пили умеренно. Николай Ильич скромно отвел новые комплименты и выражения признательности, пригласил англичан в гости на соединение и поднялся, ссылаясь на то, что корабли к ночи должны быть готовы к походу. По правде сказать, он беспокоился, что Неделяев выпьет лишнее, но этого не случилось. Неделяев даже имел светский успех, сколотив ко времени несколько английских фраз, в которых упомянул о содружестве британских и русских моряков в Наварринском сражении.
