Максим Шахов - Японская пытка
— Не смотри туда, — посоветовал он американцу.
Тот и сам не мог заставить себя повернуть голову. Ведь все, что творилось с несчастным, могло произойти и с ним… Вагонетки закатили в помывочную. Беглецов, как и транспортные средства, мыли просто из шланга. Тугая струя ударяла в уставшие тела, валила на пол. Приходилось выставлять перед собой руки, чтобы защищаться от сильного напора, разбивать струи.
Измученных, униженных, еле живых беглецов наконец препроводили в камеры. У Николая даже не осталось сил, чтобы снять мокрую одежду, он повалился на топчан и забылся сном. Но посреди ночи ему стало холодно, и он проснулся. Его мучили воспоминания сегодняшнего дня. Особенно терзали те моменты, из-за которых беглецов постигла неудача. В первую очередь это улетевший за борт карабин охранника. Всего лишь оплошность, но она стоила стольких жизней, стольких мучений. Будь у них в руках оружие, все бы пошло по-другому.
«Но оружие — это не только карабин или револьвер, это и заточенный штырь, и нож, — подумал Галицкий. — Но где их возьмешь, находясь в тюремной камере? Однако все равно я не сдамся, пока жив. Из любой ситуации должен найтись выход. Запоры, замки, наручники придумывает человек. Значит, человек может и найти способ преодолеть их. Главное, верить в удачу».
Галицкому хотелось вновь свернуться калачиком и лежать на топчане, наслаждаясь теми минутами, часами до подъема, когда он мог быть уверенным, что за ним пока еще не придут. Но если лежать и ничего не делать, то рано или поздно придут и уведут на очередной, возможно, смертельный опыт. Ведь человек, лежавший сегодня в секционной, был кем-то из его соседей по тюрьме.
Николай стал срывать с себя мокрую одежду. Замахал руками, чтобы согреться. Несколько раз отжался. Делал это торопливо, словно хотел наверстать пропущенное. Дело было, конечно же, не в физической нагрузке, ее и так хватило, когда ползали, бегали с американцем и камикадзе по берегу солончакового озера. Просто надо было собрать волю в кулак, победить упадническое настроение. Николай приседал, нагибался, напрягал и расслаблял мышцы. Кровь разошлась по жилам. Только теперь Николай почувствовал, что и туфли на нем мокрые. Не ложиться же в обуви! Он сел на топчан, стал снимать туфли. Промокшая кожаная подошва отклеилась. Он стал ее приглаживать, чтобы приклеилась. Что-то мешало. Кожа раз за разом поднималась, хотя клей был вполне липким. Отвернув подошву, Николай увидел, в чем дело. Приклеиться ей мешал погнувшийся стальной супинатор. Сердце поручика часто забилось. Он выглядел в точности как нож, вот только ручки не хватало. Николай вытащил его и приклеил подошву, подсунул ботинок под ножку топчана. Края супинатора были закруглены, но их вполне можно было заточить.
Слегка подрагивающими от возбуждения руками Галицкий стал водить стальной пружинистой пластинкой по бетонному выступу. Выдать себя звуком не боялся, ведь охрана покидала этаж на ночь. Если бы железная дверь в коридоре загремела, он бы сразу же прекратил свое занятие. Сталь была хорошей, с трудом поддавалась примитивному способу заточки. Но все же край пластины понемногу истончался. За маленьким окошком уже брезжил рассвет, когда Галицкий в очередной раз провел подушечкой большого пальца по лезвию и тут же коротко вскрикнул. Он порезал палец! Никогда раньше Николаю не приходилось радоваться при виде собственной крови. Он уже не чувствовал себя побежденным. У него появилось настоящее оружие. Вот только бы успеть его доработать! Теперь предстояло придумать, где его прятать. Немного подумав, Галицкий взрезал широкий двойной шов в рукаве и спрятал внутри него заточенный с одной стороны супинатор.
Он еле сдержал себя, чтобы не издать победного возгласа, не броситься отстукивать морзянкой Ричарду радостную новость. Как мало надо человеку для счастья в заточении. Прожить, продержаться еще один день, получить в руки то, что запрещено распорядком. Главное, иметь тайну от твоих мучителей и тюремщиков, вот тогда появляется тяга к жизни, стимул выживать, стремление сохранить свою тайну.
Глава 12
На счастье начальника отдела по изучению выживания в экстремальных условиях, генерал Сиро Иссии срочно вылетел в Токио — выбивать дополнительное финансирование для «Отряда 731». А потому генерал еще ничего не знал о неудавшемся побеге.
Однако было еще неизвестно, что лучше — попасться генералу под горячую руку или же дождаться, когда он примет взвешенное решение. Одно дело — крик и ругательства, другое — когда твое имя фигурирует в официальных документах с соответствующими выводами.
Ихара сидел в своем кабинете. Настроение хуже некуда. Он прекрасно понимал, что его ожидают неприятности по службе. Следовало придумать способ, как если не избежать их совсем, то хотя бы минимизировать последствия катастрофы. Проблема утилизации двадцати килограммов черных блох обернулась бездарной потерей семи «бревен». Ихара прикидывал в уме, что именно сможет ему помочь. Оправдываться было бы неосмотрительно. Генерал Иссии страшно не любил тех, кто пытался переложить свою вину на других сотрудников. Конечно, можно было сослаться на то, что выделяют мало конвойных, что им выдают ограниченное количество боеприпасов. Все это являлось правдой, но… Начальник отдела уже предвидел реакцию генерала: «Если не уверены, то лучше честно откажитесь от эксперимента. Вы получаете ровно столько ресурсов, сколько может в данный момент предоставить империя». Следовало сделать «ход конем» — до возвращения Сиро Иссии совершить открытие в практической области. Ведь именно на практической ценности исследований настаивали в министерстве, требовали конкретных рекомендаций, методик, которые можно бы было незамедлительно применить в действующей армии и на флоте. Военных не интересовали фундаментальные исследования, результат от которых в лучшем случае принес бы пользу через десятилетия. Вот, скажем, тема, которую Ихара считал главной в своей научной судьбе, только война дала ему возможность развернуть ее: «Изменения в мозге человека под воздействием холода и жары. Пограничные состояния». Ему удалось установить, что организм при, мягко говоря, «неблагоприятных» температурных условиях действует следующим образом. Он ограничивает возможности или вообще отключает одну за одной системы человеческого тела. Опускается или повышается выше критических значений температура конечностей, останавливается работа внутренних органов. Но вот о мозге организм продолжает заботиться до последнего, голова получает полноценное питание до полной остановки сердца, когда замирает кровеносная система.
Открытие фундаментальное! Но оно не вызвало никакого интереса в министерстве. Наоборот, тему попытались вообще закрыть. Или же открытие Ихара в области питания и развития человеческого организма. Именно он установил связь между рационом традиционной национальной кухни и средним ростом представителей разных национальностей. Он обосновывал больший средний рост среди американцев и западных европейцев относительно японцев тем, что в их рационе присутствует больше животных белков — мяса, птицы, рыбы. А основу японской кухни составляет рис. И что до этого министерству? Не станут же они менять структуру питания населения! Им некогда ждать, пока появится поколение более высоких и выносливых японских солдат, им подавай «пушечное мясо» сегодня.
Ихара вынужден был признаться самому себе, что от него требуют даже не столько полезного практического вывода в работе, сколько красивого и эффектного отчета. И в этом направлении следовало действовать. У начальника отдела имелись две «заготовки», абсолютно бесполезные в смысле практической пользы. Но ему приходилось встречаться с армейскими генералами, он знал, что они любят с нравоучительным видом рассказывать своим подчиненным. Скажем, одна из тем — как разлетается на кусочки голова, когда в нее попадает патрон крупнокалиберного пулемета, какой кусок он может вырвать из тела со спины при попадании в грудь. Также они любили всякие истории о солдатах, которым в атаке сносило голову, но безголовые в пылу наступления не замечали ранения, а продолжили еще некоторое время бежать и даже стрелять. Еще популярной темой являлась живучесть отрубленных голов. Якобы они еще некоторое время видят, слышат и даже способны грызть зубами днище и стенки соломенных корзин, куда падают после казни.
Ихара задумался. Ясное дело, часть этих историй являлась выдумкой чистой воды, этакий армейский фольклор. Но и большинство великих произведений литературы написаны на фольклорные мотивы. Людей интересует проблема, следовательно, заинтересует и исследование на эту тему. Он или подтвердит миф, или опровергнет его. В любом случае попадание будет «в десятку». Практической пользы нет, но в министерстве понравится.
