Альберт Зарипов - Первомайка
Раздался второй выстрел. Я ожидал увидеть хоть какую-то корректировку стрельбы, но и вторая ракета пронеслась над Первомайским и также исчезла вдали.
- Что? Опять некондиция? - ехидно спросил я в тонгенту своей радиостанции. Чай уже закончился, и теперь мне оставалось только наблюдать за стрельбой вертолетов.
Вертолетчик проговорил что-то невнятное в эфир и выпустил уже третью ракету. Как и первые две, третья черная сигара улетела в темнеющие дали Дагестана.
- Вы что, поправку взять не можете? - не выдержав такого зрелища, почти закричал я в радиостанцию. - Вчера такая вот некондиция могла шарахнуть и по моему укрытию, причем не со стороны врага.
- Борт такой-то! Что там у вас? - в эфире послышался далекий голос дежурного из центра полетов.
- Некондиционное изделие, - доложил ему вертолетчик.
Сзади меня на вал уже поднимался майор-замполит. Он проходил мимо, но, услыхав что-то неладное, решил понаблюдать самостоятельно. Уже с ним вдвоем мы увидели запуск четвертой ракеты. По ее высоте я сразу понял, что и она улетит в никуда, и зло выругался. Майор-замполит взял у меня тонгенту радиостанции и быстро доложил на базу вертолетчиков о неточности стрельбы.
- Скорее всего, нарушен или сбит прицел, - сказал он заключительную фразу и выключил клавишу передачи.
- Борт такой-то! Прекратить огонь. Возвращайтесь на базу, - услыхали мы далекий голос дежурного по полетам.
Вертушки быстро повернули в сторону и улетели прочь. Я опять выругался и повернулся к майору:
- Я вчера сидел за этой стенкой, а ракеты в метре над головой пролетали. Хорошо, что у них только сегодня некондиция пошла, а не вчера.
- Вчера тоже была «некондиция», - сплюнув, вполголоса сказал майор.
Они вчера прикрывали «Витязей», когда они только-только ворвались в дома. Ну и выпустили ракету по своим же. В этом доме, оказывается, наши «Витязи» сидели. Убило у них командира и еще двоих бойцов. Вот такая вот некондиция.
От такой неожиданно горькой новости я опять выругался и быстро проговорил майору-замполиту:
- А я вчера все думал, что наша артиллерия может их случайно зацепить.
Стволы-то изношены.
- Ну «Витязи» так и подумали, когда в первый раз в атаку поднялись за этим «огневым валом». Снаряды тогда рвались в пятидесяти метрах от бойцов, и им показалось, что артиллеристы их накрыли. Первая атака не получилась.
Потом им объяснили, что огонь по ним не велся, и увеличили дальность разрыва снарядов до ста метров. Когда сделали второй «огневой вал», то все пошло нормально и бойцы «Витязя» смогли ворваться в Первомайское.
- Ворвались, а потом все равно пришлось оставить захваченные дома, сказал с горечью я, и мы спустились вниз к дневке.
Гревшийся у огня разведчик сразу же полез занимать освободившийся окоп, где постоянно сидела наша фишка.
- Наблюдай за вертолетами. Если будут промахиваться - сразу зови меня или своего командира, - приказал ему майор-замполит.
- Понял! - сказал боец и взялся за полевой бинокль.
Во второй группе была любительская видеокамера, которой снимали интересные моменты вертолетных атак. Ближе к обеду эта камера снимала уже стрельбу из огнеметов. Мишенями для стрелков служили заброшенная ферма, в которой был ранен пулеметчик, и маленькое здание из красного кирпича, стоявшее левее фермы. Выстрелили пару раз и по камышовым зарослям: надеялись поджечь их и выкурить снайпера-одиночку. Но камыш был сырой и не загорался.
В моей группе огнеметов не осталось после штурма, и мы были лишь наблюдателями. Зато ночью на наши позиции ветром принесло несколько десятков парашютов от осветительных мин. Солдаты и офицеры с удовольствием брали их себе на память. Солдаты, уходившие на дембель, писали на белой ткани маленьких парашютов адреса друг другу, и иметь хоть и небольшой, но парашют было достойно уважения среди старых солдат. Взял один такой символ парашютных прыжков и я.
Этой ночью над селом стали подолгу висеть осветительные гирлянды, сбрасываемые нашими самолетами. Ночью где-то на большой высоте пролетит истребитель-бомбардировщик или штурмовик, звук двигателей стихнет вдали, а высоко над облаками появляется похожее на северное сияние множество огоньков. Всю местность заливает неярким и тусклым светом, и глаза могут различать ландшафт на расстоянии двухсот метров. Ночным биноклем в это время пользоваться нельзя, так как при такой освещенности срабатывает защитное устройство в окуляре, и зеленоватый экран начинает моргать и затухать.
Какой-то боец все-таки включал «ночник» при горящих гирляндах и окончательно вывел из строя один из двух ночных биноклей. Приходилось теперь выдавать дозорным на дежурство ночной прицел от снайперской винтовки.
Ближе к полудню к нашему костру подошел майор из штаба 8-го батальона, которого я видел в той самой канаве у села во время вчерашнего штурма. Я тогда еще с явным неудовольствием подумал про его желание повоевать, но сейчас не преминул пригласить его погреться на нашей дневке:
- Марат, идем погреемся у огня и чайком побалуемся!
Он не стал отказываться и подсел к нам:
- У вас тут дворец по сравнению с нашими дневками.
- Да знаем мы ваши дневки - еле горит костерчик в чистом поле, а вокруг толпа народу жмется. Уже четвертый день здесь находитесь, могли бы что-нибудь приличное оборудовать, - проворчал Стас. - Мы только первую ночь так провели, а потом обустроились.
- Ну да, разве после вас что-нибудь останется из подручных материалов.
Разобрали домик лесника: одни стены только стоят, - отшутился майор.
- Там еще крыша, потолок, пол и двери остались, - уточнил мой Сержант-контрактник. - На ваш батальон хватит…
Тем временем закипел чай, и мы разлили горячую и пахучую жидкость по имеющимся банкам и кружкам. Захрустели вприкуску сахар и ржаные сухари.
Сразу стало тепло, и по телу разлилась приятная усталость. Пока пили чай, немного поболтали «за жисть».
Проходившие мимо нас трое бойцов из ростовских групп с нескрываемой завистью посмотрели на наши блага цивилизации. Одного из них окликнул штабной майор:
- Ну что, Еременко, будем здесь песни петь?
- Гитары нету, товарищ майор, - нехотя сказал разведчик и ускорил шаг.
Я знал этого сержанта, который был каптерщиком в моей бывшей первой роте. Я допил свой чай и спросил майора:
- А что такое?
- Там в казарме мой кабинетик по соседству с их каптеркой. А стенка фанерная, и они меня уже вконец достали своими песнями. Соберутся вдвоем и пробуют сочинять. Как будто готовятся к конкурсу солдатской песни.
- Про комбата и солдата? - засмеялся я.
- А ты уже слыхал? Ах да, ты ведь в первой роте был, - тоже улыбнулся майор.
А у них только одна рифма получается, и вот мучают эту гитару одним и тем же…
«Привет, комбат. Я - молодой солдат».
- Это они про свою духанку поют, - сказал я. - Я это уже давно слыхал.
Майор закивал головой:
- Ну а теперь они ведь дембелями стали и поют уже по другому.
«Прощай, комбат. Теперь я больше не солдат».
- Это как в «Двенадцати стульях», где один поэт все время писал стихи про Гаврилу, - со смехом вставил Винокуров. - Там Гаврилиада была, а здесь… Даже и придумать ничего нельзя…
- А что, кроме этих двух строчек, у них больше ничего не получается? спросил Стас.
- У них не получается. Зато у меня через неделю появилось желание им помочь, и я подсказываю другие куплеты.
«Привет, комбат. Я - старый опытный солдат. Хочу пойти в большой наряд. И отстоять три дня подряд».
- Товарищ майор, а их в наряды кто ставит? - смеясь, спрашивает Бычков. Не вы случайно?
- Ну а кто же еще, - довольно говорит майор. - Это с офицерами сложновато, а их, сержантов, распределяю на раз-два. Вот они попритихли немного, а потом опять затянули свои дембельские страдания. А у меня ведь жилья пока нет, и приходится и работать, и жить в своем кабинетике. Мне это надоело, и на следующий день я их ставлю в сержантский наряд на дальнее КПП, где в чистом поле стоит одинокий вагончик-кунг, и печка на ладан дышит.
- Знаю-знаю… Там ветер со всех щелей дует, и холод собачий. Здесь и то теплее, - вспомнил свою молодость Бычков.
- Вот-вот. Певцы после смены целые сутки отогревались и на меня волками косились. Я им в шутку предложил срифмовать такие слова, как медсанбат и дисбат, так они сначала посмеялись, потом помолчали и пообещали по вечерам не петь. Такая благодать настала…
- Это они пока еще на боевых не были. А теперь, после Первомайского, у них столько материала для песен, что они не удержатся и будут дальше репетировать свои песнопения, - пошутил я, взяв бинокль и собираясь взобраться на вал. - Будут петь такие куплеты:
«Кричит израненный солдат: В бою я спас тебя, комбат. Не надо мне других наград. Отправь меня домой назад…»
