ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА
Борьба
Мы отправились в путь в полночь. Звезды сияли над нейтральной полосой, прохлада струилась с окропленных росой лугов, туман прикрывал лес. Мы шагали спокойно навстречу наступающему дню и новым приключениям. У нас появилась какая-то вновь разбуженная воля к жизни. Бледный утренний свет выявлял контуры деревенских построек, зеленоватые и красноватые огни сверкали на кромке облаков, и глубокая тишина стояла в марширующих солдатских рядах.
Солнце начало палить вовсю. Мы спали, расстелив плащ-палатки на сухом лугу. Обожженная страна приняла коричневый оттенок от нескошен-ной травы. Скудный кустарник и желтая трава соседствовали с расплывающимися на горизонте холмами и лесами. Я предвидел начало жестокого разрушительного времени. И моя уверенность перешла в реальность в ближайшее время. Никогда смерть еще не подходила к нам так близко.
Мы шли в темную ночь. Солнечное пекло полудня пропитало нас потом. Но теперь мы уже мерзли среди моросящего дождя, от которого еще сильнее болели наши ноги. Грозы гремели над шоссе. Факелы молний освещали темноту, а сигнальные ракеты очерчивали наши позиции. В Вышгороде мы остановились на отдых. Дождь кончился, и мы отправились дальше. С наступлением серого утра несколько часов мы укрывались в финских палатках, а затем по песчаным дорогам и булыжным улицам вновь, шатаясь от усталости, пошли по направлению к городу Ярцево. Ливни чередовались с жарким солнцем: пот так и лил с наших лиц. Никто не думал о походном строе. Каждый шел как ему вздумается и как попало нес свою винтовку. Рваные сапоги дополняли наши грязные мундиры. Колючки, которые оставались на руках, после того как мы ломали для костра изгороди, рвали нам рукава и шапки. Солнце сожгло мое заострившееся лицо, волосы выгорели.
В Ярцеве нас погрузили в вагоны. Грузовики и орудия кое-как укрепили на платформах, а мы по тринадцать солдат с шестью лошадьми заполнили товарные вагоны.
Июльское солнце нагревало крышу. Жара, лошадиный пот, моча и грязь создавали в вагоне невыносимую атмосферу. Мы открыли двери, но зной и тяжелый запах аммиака как свинцовая петля сдавливал наши легкие. Сердце у всех усиленно билось, голова болела, некоторых солдат тошнило.
Ночью мы замерзали из-за сквозняка, который дул над полом. Весь день я сидел у двери, выдыхая свистящий воздух. Душный от пыли, зноя и сухого летнего пекла, он был все же благодатью по сравнению с той чумой, что царила в вагоне. Деревни и холмы, бесконечные нивы и леса, брянские болота пролетали мимо меня. Колосья пшеницы созревали, в прямых рядах стояли снопы. Влажность, гниль и испарения брянских болот из лесов с ветром заносило в вагон. Облака пыли стояли над дорогами, ручьи пересохли.
Я чувствовал какую-то странную близость с землей. Как вырастали деревья и распускались цветы, как поднималась трава и зерно наливалось к урожаю, так расцветала и моя жизнь в опьянении этого лета. Гниль проникала в жилы, по которым устремлялись мои соки, мох гнилых стволов служил пищей для молодого роста, так же как трупы кормили посевы. Чувство защищенности охватывало меня. Жизнь была вне опасности, Великая жизнь. Она не зависела от отдельного кустика или стебелька. Терпеливо цвела и жухла трава на протяжении разных сезонов. Весна, возрождающая природу, следовала за сном и смертью. Я не должен ни о чем беспокоиться: смерть — легкое и общее явление. Я свободный солдат, турист и авантюрист, существующий на нейтральной полосе. Свободен, так как неподвластен смерти, так же как неподвластны ей ягоды рябины, расцветающий цветок, плоды и семена.
В Березовке мы выгружались.
Раскаленное солнце высушило землю. Жажда снова мучила нас на марше. Вода ручьев и прудов была тепловата и едва охлаждала наши тела. Мы пили необдуманно, но, по счастью, никто не заболел.
Мы шагали по отливающей золотом земле. В деревнях нам попадались девушки и женщины в пестрой одежде, косынках и юбках ярко-красного цвета, красивая вышивка украшала белые фартуки, облегающие тяжелые груди и широкие бедра. У них были угловатые скулы, которые выделялись на лицах с раскосыми глазами. Черные волосы падали на низкие лбы. Мужчин было немного, в большинстве случаев старики, одетые в живописные лохмотья. Седые волосы и бороды обрамляли обветренные лица.
Мы обменивали соль и хлеб на молоко, жадно пили его, как больные лихорадкой, считали дни короткого отдыха и смывали пот в колодезной воде.
В следующих деревнях, где мы останавливались, были все те же разрушенные снарядами дома и разоренные улицы. Вдали, от горизонта поднимались облака дыма и был слышен гром бушевавшей битвы. Там шли бои за Орел.
Испуганные старухи и дети кричали из окон, завидев наши орудия. Они боялись, что мы снова принесем войну к их избам. Мы покупали их дружбу и доверие горстью соли. Они предупреждали нас о внезапном вторжении Красной Армии, рассказывали о немецких контратаках и провожали со слезами на глазах. А мы продолжали свой марш.
Опустошенные сады, растоптанные поля лежали на нашем пути. Лес принимал нас, и мы с благодарностью пользовались его скудной тенью, влажным воздухом под дубами и буками и солнечными лучами, пробивавшимися сквозь ветви. На отдыхе я собирал ягоды малины в кустарнике, находил лишайники, который видел когда-то в море, рвал цветы, складывал их в мою пилотку и вешал стебли на приклад винтовки.
Перед нами, в синеве пасмурного леса лежали оставленные русскими окопы.
Лугами и болотистыми полянами мы выходили к шоссе и шли вдоль него, бросаясь на землю при разрывах снарядов. В деревушке между живыми изгородями, поваленными деревьями и сожженными избами сооружали бункеры. В одной из деревень мне встретилась прекрасная девушка. На ломаном немецком языке она рассказывала о смерти ее братьев и сестры во время вчерашнего боя.
Я поцеловал ее и поспешил за своими товарищами.
Солнце опускалось, когда мы в полумраке подошли к большой деревне, которая раскинулась вокруг разрушенной церкви из красных кирпичей. Длинные ряды домов тянулись от холма к болотистой долине. Ручьи протекали около пастбищ. Эта деревня называлась Милеево, цель нашего марша. Здесь только что была отражена атака русских. Мы должны были взять следующие деревни, объединить части, занимавшие позиции на юге и севере, и удерживать захваченные рубежи.
Уставшие после марша, мы завалились спать, выставив только небольшое охранение. Мы не знали, что русские только этой ночью ушли с другого края деревни.
С утра начались боевые действия.
Наши подразделения продвигались вперед к маленькой деревне Панов, расположенной на востоке от Милеево. Рано утром начался бой без предварительной подготовки с огня тяжелой артиллерии40. Мы защищали наши фланги, продвигаясь вместе со своими противотанковыми орудиями.
Редкий огонь русской артиллерии накрывал деревню и предполье. Мы спрятались за домами. Шел редкий дождь, я играл с котенком, слушал дальние залпы орудий и стрекот пулеметов до тех пор, пока не поступил приказ к наступлению.
Чтобы не подвергать лошадей опасности, мы тащили орудие и четыре ящика снарядов на руках. Незаметно подошли к поляне и пересекли ручей. Вода налилась в наши сапоги. Дальше пришлось поднимать орудие в гору на руках.
Мы не успели преодолеть еще и половины холма, как на нас обрушился минометный огонь, который заставил нас остановиться и залечь в яму среди посевов. Мы слушали, как рвались снаряды и гранаты. Я рассматривал тонкие усики в колосках пшеницы, колеблющихся на солнце.
Наконец обстрел прекратился, и мы потащили орудия дальше. Как только снова начиналась стрельба, мы искали укрытие среди лугов, потом снова вставали и продолжали свой путь. Так мы достигли предварительной цели. Белые сигнальные ракеты поднимались из леса. Это были наши подразделения, готовые к наступлению.
Через несколько минут они устремились из леса. Приказ был выполнен. Русские открыли беспорядочный огонь из винтовок и побежали, а мы начали стрелять по отступающему противнику.
Теперь надо было изменить дислокацию, и мы стали тянуть пушки вниз через болото, а потом снова поднимать их на крутой склон. Колеса опускались в жижу до осей, а мы, стоя по колено в воде, тянули орудия дальше.
Мы разрешали себе сделать только короткую передышку, а затем лезли с орудиями дальше в гору. В конце концов заняли позицию в 400 метрах от залегших русских.
Под нашим огнем они начали беспорядочное отступление. Мы с нашим тяжелым грузом не могли поспеть за ними и отстали, но продолжали стрельбу осколочными снарядами по убегающему противнику. Оставив боеприпасы на холме, потащили орудия дальше к Милеево.
Руки ослабли, колени подкашивались, но мы не имели возможности отдохнуть даже на минуту. Пулеметный огонь преследовал нас, пули свистели вокруг, разрывая землю у наших ног. Первого номера из нашего расчета ранило в голову. Он ползал по земле, с лицом, искаженным от ужаса и боли. Второго номера ранило передо мной. Мы поднимались среди трупов и бежали не оглядываясь. Поблизости упал еще один солдат. Он кричал, схватившись за бедро, и ползал по земле, пока не замер на месте. Четвертого солдата пуля ударила прямо в грудь. Он захрапел, упал и больше не двигался. Все это происходило рядом со мной и лишь машинально отражалось в моем сознании. Пули пробили полы моей шинели и голенище сапога. Русские повернули и стали приближаться к нам. Из последних сил мы продолжали тащить орудие, цепляясь за спицы колес, в то время как кровь стучала в висках и неистово билось сердце. Мы даже не успели испугаться, продолжая тянуть свои пушки.
