Владимир Орленко - Операция без выстрела
Но вот скрипнула дверь крайней от леса хаты. На двор вышел мужчина, потянулся, махнул рукой на тын, где стрекотала сорока. Птица захлопала крыльями и исчезла в зарослях. Мужчина оглянулся, зевнул, потом, шлепая по глине босыми ногами, зашагал к риге. Минут через десять он вышел оттуда. И не один. На подворье ввалилась ватага заспанных, обросших щетиной людей. Они следом за хозяином направились в хату.
То тут, то там на хуторе заскрипели двери, залаяли собаки. Из центра села уже доносились приглушенные голоса, когда в противоположном конце Погорелого прозвучала автоматная очередь. И сразу же завязалась горячая перестрелка. Бандиты, которые останавливались на ночлег по дворам, заметались, над головами у них засвистели пули. Бой разгорался с каждой минутой и вскоре, словно пожар, охватил весь хутор.
Ударные группы «ястребков» прицельным огнем выметали оуновцев из крестьянских усадеб. Националистическая мелочь, на которую надеялась охрана вожаков, кинулась врассыпную. Отбиваясь гранатами, вожаки стали отходить за околицу, которая граничила с балкой. Видно, хотели спуститься глубоким оврагом вниз и там, дав отпор преследователям, исчезнуть в лесных зарослях. Однако головорезы просчитались. Они наткнулись на группу майора Коваленко и были вынуждены принять бой на открытой местности.
Остатки одной из банд угрожали прорывом на другом конце хутора, но не выдержали натиска «ястребков» и откатились назад. В перелеске их настигла ударная группа. Оказавшись в безвыходном положении, оуновцы сдались.
Тем временем в центре окруженного Погорелого продолжалась перестрелка. Она то утихала, то разгоралась с новой силой. Потом из хаты, окруженной садом, повалил густой дым. Он стелился по хутору в направлении балки Гнилая Липа.
Расчет бандитов, засевших в риге, был прост — под прикрытием дымовой завесы покинуть место боя и незаметно добраться до оврага, чтобы таким образом выскользнуть из окружения. Как только они отбежали от хаты, крестьяне, забыв про стрельбу, бросились гасить пожар. В ход пошли ведра с водой и песком, на соломенную крышу полетели комья мокрой земли.
— Горит, людоньки, помогите! — заломив руки, отчаянно голосила женщина.
— Воду давайте, воду! — кричал хозяин, обращаясь к «ястребкам», которые, разобравшись в обстановке, припустили туда, где тарахтели автоматные очереди.
Бандиты нарвались на засаду Коваленко. Перекрывая грохот пальбы, взорвалось несколько гранат, и в тишине, которая вдруг нависла над перелеском, прозвучал голос лейтенанта Воронюка:
— Сдавайтесь! Оказывать сопротивление бессмысленно. Всех перебьем, как бешеных собак…
В ответ из кустов заговорил автомат, воздух рассекли пистолетные выстрелы. Одна из пуль попала в предплечье Коваленко, но он, сцепив зубы, продолжал стрелять в оуновцев.
На подмогу бойцам Коваленко пришли «ястребки» и взвод пограничников. Потом подоспел со своей группой майор Кротенко. Окруженные бандиты побросали оружие и подняли руки. Лейтенант Воронюк с несколькими «ястребками» повел их в центр села к месту сбора.
Под липами на длинных бревнах пристроились раненые бойцы. Убитых уложили на телеги и отправили на хутор Зенки, где находились машины.
В стороне, в дощатом сарае, Кротенко допрашивал захваченных.
В допросах принял участие и раненый майор Коваленко.
— Кого я вижу?! — воскликнул он, когда привели бандита с глубоким шрамом на шее. — Это наш старый знакомый, проводник Джур, — объяснил начальник райотдела НКГБ Петру Федоровичу. — А вот тот, — и майор показал на нелюдимого бандеровца, который прятался за спинами других, — его боевик Цвиркун. Этому эсэсовцу на кладбище крест поставили и панихиду отец справил, а он, как видите, живехонек…
Коваленко подозвал старшего из бойцов, которые охраняли задержанных, и приказал не спускать с них глаз по дороге на хутор Зенки.
Выйдя из обкома партии, полковник Тарасюк поспешил в управление государственной безопасности. В проходной показал пропуск и поднялся по лестнице на второй этаж. В кабинете, где он уже был накануне, кроме начальника управления сидел незнакомый майор.
— Кротенко, — представил Максим Петрович Соколюк своего коллегу. — А это…
— Догадываюсь! — майор поднялся и сделал несколько шагов навстречу. — Рад познакомиться, товарищ Тарасюк. С возвращением! Максим Петрович рассказывал о вас.
— Спасибо. О вас я тоже слышал немало. Рад, что буду работать с вами. Давайте сразу же и приступим к делам, которые будет вести наш отдел. Скажу откровенно: я нуждаюсь в вашей помощи…
Перебравшись в свой кабинет, Виктор Владимирович углубился в принесенные Кротенко документы, но из головы не выходил случай, о котором рассказал начальник управления.
…В один из райотделов государственной безопасности Львовщины пришел старый гуцул и показал лейтенанту лоскуты белой ткани.
— Парашютный шелк? — удивился чекист. — Где вы его взяли?
Рассказ крестьянина был кратким. Несколько дней назад в Карпатах овчары ранним утром заметили на сосне несколько кусков блестящего лучистого белого шелка. Ночью над лесом кружил самолет, поэтому нетрудно было догадаться, что это остатки парашюта. Видно, он зацепился за сосновые ветви, и ткань пришлось резать ножом. Эти лоскуты овчары сняли и принесли в райцентр.
Когда за овчаром закрылась дверь, лейтенант сразу доложил о парашютисте. Через несколько минут со двора по тревоге выехал крытый грузовик.
Прочесали леса в указанном районе, но это не дало желаемых результатов. В соседних квадратах тоже не обнаружили ничего подозрительного. Вероятно, вражескому агенту удалось связаться с остатками подполья, и его спрятали где-то в бункере. Дальнейшие розыски парашютиста возлагались, главным образом, на отдел полковника Тарасюка.
Уточняя детали, Виктор Владимирович открыл папку с грифом «Совершенно секретно». Взгляд упал на короткий заголовок: «Мамчур сообщает». Затаив дыхание, полковник читал информацию человека, которому дал путевку в жизнь еще там, под Берлином.
Вот и последнее Миколино сообщение:
«Долго молчал, так как не мог воспользоваться почтой. Теперь я вместе с Песней в референтуре пропаганды на Перемышленщине. Сокиры не вижу, он остался на линии связи. Готовимся к зиме. Как только подмерзнет, еще до Нового года справим свадьбу. Приглашаем вас».
На небольшом клочке бумаги была набросана схема нескольких бункеров.
— Как прошла последняя операция по данным Миколы? — спросил полковник.
— Удачно. «Ястребки» вместе с чекистами разгромили четыре банды. Захвачены живыми шестеро оуновцев. Идут допросы.
— А как вы, Петро Федорович, расцениваете работу Мамчура?
— Его информация весьма важна, своевременна. Вот только плохая связь.
— Мне кажется, он слишком рискует, — заметил Тарасюк. — Давайте подумаем, что для нас главное: участие Мамчура в проведении операций или сохранение его в подполье? Я, правда, знаю еще далеко не все, но, думаю, он сможет играть не последнюю роль и в борьбе против тех, кто стал направлять деятельность националистов. Итак, постарайтесь связаться с Мамчуром. Нам надо встретиться в самое ближайшее время.
Поручение полковника оказалось не из легких. От Мамчура долго не приходило вестей. Только в октябре получили сообщение: обыкновенное письмо о том, что судьба забросила Мамчура далеко в Карпаты и он не имел возможности наведаться к условленным пунктам связи.
Воспользовавшись названными Мамчуром тайниками, Кротенко вызвал его на встречу. Микола указал час и место в своем следующем сообщении.
И вот Тарасюк и Кротенко отправились в Болехово, что на Станиславщине. Выйдя из автомобиля, направились к так называемому «страшному дубу». Неподалеку от него росла одинокая дикая груша, где Мамчур устроил пункт связи. Там он должен был оставить дополнительную информацию о встрече.
В тот погожий день над Карпатами высоко сияло осеннее солнце, а в небе не было ни облачка. В лесу стояла тишина, и только птичий гомон раздавался вокруг. Сперва местность показалась полковнику безлюдной. Но вскоре донесся шорох шагов. Виктор Владимирович пересек дорогу, где ждала машина, и двинулся туда, откуда уже доносились обрывки разговора. На прогалине крестьяне сгребали в кучу желуди.
Тарасюк подошел ближе, поздоровался.
— Для свиней собираете? — показал он на подводу, груженную мешками.
— Да, для свиней, — ответил сивый, словно голубь, дед. — Сало, правда, от желудей твердое, но есть можно.
Полковник бросил взгляд на дорогу. Кротенко уже вернулся в машину и о чем-то беседовал с водителем. Перевел взгляд на молодую женщину в цветастом гуцульском платке. Согнувшись, она выбирала из листьев тугие желуди и бросала их в корзину.
