Владимир Першанин - «Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь!
– Струсил, рябой, – отыгрался на нем за высокомерие командира десанта Костя Денисов.
Ефрейтор никак не отреагировал, а радист, держа ППШ наготове, осторожно двинулся вперед. Путь преградили сараи и прочие хозяйственные постройки, слепленные в одну кучу. Пришлось делать крюк. Полста шагов превращались в долгое кружение.
Преодолев ручей, который протекал прямо через сад, он вдруг уловил негромкие голоса. Произносились чужие слова. Костя, понимавший по-немецки, различил даже обрывки разговора. Речь шла о том, что день будет жарким, а русские пока медлят.
Радист замер, сердце колотилось так, что, казалось, его непременно услышат. С минуту он стоял неподвижно, с усилием сдерживая желание броситься назад. Убьют, возьмут в плен, заколют штыками… По лицу катились крупные капли пота.
Костя разглядел наконец и танк. Вернее, это был не танк, а самоходная установка, массивная, с длинной пушкой, но приземистая, словно припавшая к земле. Он вспомнил, что видел такие на учебных плакатах, только там у них была очень короткая пушка, какой-то обрубок. Эта машина отличалась нагромождением брони, утопленной внутрь рубкой, и являлась каким-то новым образцом.
Денисов попятился, понемногу ускоряя ход, не заметив, что пригибается точно так же, как ефрейтор, которого он поддел за трусость. Вскоре радист запутался в постройках и плетнях. Выбрался на огороженный скотный двор, заляпанный коровьими блинами. Это была околица, он явно шел не туда. Кроме того, Костя вспомнил, что он так и не добрался до амбара, за которым тоже пряталась какая-то машина, по словам ефрейтора, «Тигр». Он определил направление по солнцу и снова полез через плетни, кусты, крапиву. Где-то рядом находилась центральная улица и этот чертов амбар.
У студента Денисова не было никакого военного опыта, но страх и осторожность спасли его. Он часто останавливался, прислушивался, оглядываясь по сторонам, а палец лежал на спусковом крючке автомата.
На немецкий пулеметный расчет он наткнулся едва не в упор, но вовремя остановился. Двое солдат в легких серо-голубых френчах с подвернутыми рукавами сидели на бруствере неглубокого окопа. Пулемет на треноге с дырчатым кожухом ствола был изготовлен к стрельбе. Из казенника свисала лента, набитая блестящими желтыми патронами.
Третий из расчета стоял возле яблони и наблюдал за улицей. Отсюда открывался вид на сельскую площадь, бревенчатое здание сельсовета (или местной управы) и чертов амбар, сложенный из светло-серых крупных кирпичей. И точно такое же приземистое штурмовое орудие, которое он видел в саду, стояло за углом, готовое выскочить и открыть огонь вдоль улицы.
Теперь оставалось лишь незаметно исчезнуть. Пулеметчики на бруствере грызли яблоки, о чем-то негромко переговаривались. Хотя оба были без касок (они лежали рядом), но расслабленности не чувствовалось. Они просто спокойно ждали, а унтер-офицер, в каске, с кобурой, внимательно наблюдал.
Денисов сделал один, следом другой шаг. Он переставлял ноги осторожно и не производил никакого шума. Но глаза были невольно прикованы к спине старшего расчета. Унтер-офицер словно почувствовал чужой взгляд и обернулся. Это был рослый, широкий в плечах человек лет тридцати. Он не схватился за кобуру, увидев русского. Понял, что не успеет, – ствол автомата смотрел ему в грудь.
– Спокойно, – тихо сказал он по-немецки и осторожно поднял раскрытые ладони, в которых ничего не было.
Затем сделал знак, показывая, что русский может идти. Не надо стрельбы, разойдемся мирно. Движения ладоней были медленными. В них читалось: «Иди… иди, парень. Не надо стрелять, оба пропадем». И Костя Денисов машинально кивал головой в ответ, продолжая отступать.
В этот момент вдруг повернули головы оба пулеметчика, наверное, второй и третий номер. Это были совсем молодые парни, не старше восемнадцати. Один сдавленно вскрикнул от удивления, второй мгновенно нырнул в окоп. Скорее всего прятался, а может, хотел схватить оружие. Следом исчез и второй.
Эти резкие движения, неожиданный крик сразу изменили ситуацию. Бывалый унтер понял, что русский танкист сейчас выстрелит, и, пригнувшись, отскочил в сторону. Костя нажал на спуск, но пули прошли мимо. Вторая очередь скорострельного ППШ (пятнадцать пуль в секунду) догнала унтера. Он вскрикнул. Затвор, громко лязгая, досылал в ствол новые патроны, палец продолжал давить на спуск.
Тело немца изогнулось, руки скребли землю. Костя дал еще одну очередь по окопу и сломя голову бросился убегать. Он выскочил на группу десантников, которые уже изготовились к стрельбе.
– Там два танка… самоходки. И еще пулемет. Где наши?
Он совершенно забыл, где остался «зверобой» и «тридцатьчетверки» Сенченко. Но старший сержант, отбросив язвительность и хорошо понимая состояние радиста, показал направление и снова дал в провожатые рябого ефрейтора.
– На фрицев нарвался? – придержал он на полминуты Денисова.
– На пулеметный расчет.
– Долбил ты их крепко. Далеко от нас?
– Не знаю. В огородах рядом с амбаром.
– Пострелял расчет?
– Нет. Старшего завалил, а двое спрятались. Осторожнее, не нарвитесь.
– Ладно. Двигай к своим. Тебя проводят.
На бегу познакомились с рябым ефрейтором. Звали его Максим Будько. Он тоже похвалил Денисова:
– Молодец. На вид интеллигент, очков только не хватает, а пулеметчиков уделал крепко. Полдиска, наверное, высадил.
– Наверное, – согласился довольный собой Костя и встряхнул автомат, который стал заметно легче. – Жаль, двоих других не успел срезать. Впрочем, может, и ранил, они так в окопе и остались.Денисов доложил увиденное Чистякову и Сенченко. Пока те совещались, впереди застучали пулеметные и автоматные очереди. Взорвались несколько гранат, но пушки молчали.
– «Штуги», – возбужденно объяснял танкистам и своему экипажу ситуацию младший лейтенант Чистяков. – Пауки хреновы! Их сразу надо бить, иначе пожгут нас к чертовой матери. Броню сантиметров до шести нарастили, а высота два метра. Не сразу разглядишь.
– Та, в саду, хорошо замаскировалась, – подтвердил Денисов, которого сразу зауважали, дали попить холодной водички, угостили папиросой. – А за амбаром, считай, на открытом месте стоит. Зато всю улицу простреливает.
Дальнейшее запечатлелось в голове Кости сумбурными отрывками. Вышел на связь комбат Швыдко. С ходу понес на Сенченко и Чистякова, обвиняя их в медлительности. Командир роты, надувая щеки, кричал в ответ:
– Ведем бой. Тут танков и пушек понапичкано. Две уже раздавили.
И бросил трубку. Десантники стреляли, не жалея патронов. Видно, столкнулись с немецкой пехотой. Сенченко спросил ефрейтора Будько:
– Выведешь к немецкой самоходке?
– Выведу, товарищ старший лейтенант.
– Садись на мой танк, показывай, как скрытно подобраться.
Группа разделилась на три части. Сенченко в паре с «тридцатьчетверкой» старшины Кочетова, опытным танкистом, предстояло наступать вдоль правого края села, ближе к речке, и уничтожить штурмовое орудие, прятавшееся в садах.
Самоходка Чистякова вместе с другим танком должна была двигаться вдоль центральной улицы. Четвертая машина вместе с тремя уцелевшими после бомбежки танкистами на броне заходила слева.
– В клещи врага берем, – скептически прокомментировал план командиров механик Лученок.
Петр Сенченко и танк старшины шли вдоль огородов. Дорогу показывал ефрейтор Будько. Когда перемахнули через ручей, их встретили двое десантников.
– Сюда! Вон там она сучка затаилась.
Подкрадываться не имело смысла, обе машины ревели и лязгали гусеницами, взбираясь на склон, а затем увязая в рыхлом картофельном огороде. Встречный бой – кто кого! Неподалеку длинными очередями молотил немецкий МГ-34.
Двинулись через сад. Штурмовое орудие, укрывавшееся в засаде, признаков жизни не подавало. «Тридцатьчетверка» старшины Кочетова дважды пальнула. Старший лейтенант проследил, куда полетели снаряды, но ничего не увидел. Запросил по рации:
– В кого стреляешь?
– Да там шевельнулось что-то, – последовал неопределенный ответ.
Ротный понял, что подчиненные открыли огонь, надеясь выманить спрятавшуюся «штугу». Через полминуты последовал ответ. В глубине сада возле сараев полыхнула вспышка. Снаряд прошел рядом. Сенченко тоже выстрелил, успев заметить, что приземистая машина с длинной пушкой резво уходит задним ходом в лабиринт построек. Ударили в пролом, надеясь догнать фрица, там вспыхнули сухие доски. «Тридцатьчетверка» приостановилась. Ротный, высунувшись из люка, крикнул Кочетову:
– Я иду вперед, ты – следом.
Сбоку хлестнула точная очередь. Пули звякнули о край башни, с воем пошли рикошетом сплющенными комочками и едва не угодили в голову старшему лейтенанту. Он захлопнул люк, а ефрейтор Будько еще плотнее прижался к броне.
Десантники, прячась в траве, кричали, показывая на пулемет. Оба танка сделали по выстрелу, затем послали несколько снарядов в пролом, где исчезла «штуга». Разнесли сарай, еще какую-то постройку, взметнулась куча ломаных жердей и облако горящей соломы. Кусок плетня, кувыркаясь, взлетел вверх и повис на старой яблоне. Все заволокло желтым дымом.
