Хеммонд Иннес - Воздушная тревога
Тут, перекрывая шум боя, заревел «танной»:
— Прежде чем открывать огонь, наземным средствам обороны соблюдать осторожность. Наши истребители атакуют боевой строй врага.
Но Лэнгдон, наблюдавший в бинокль, сказал:
— Возьмите на прицел ведущее звено бомбардировщиков Кто-нибудь видит около них наших истребителей?
Нет никто не видел. Наводчики доложили: «Есть, есть». Лэнгдон подождал немного, определяя расстояние. Теперь строй проходил к востоку от аэродрома, он был растянут на звенья по три.
— Огонь!
Наша зенитка грохнула. Я увидел, как открылся замок, и из него повалили пламя и дым, услышал свист снаряда, когда он вылетел из жерла. Бегали туда-сюда заряжающие со снарядами, Мики досылал их в ствол, и зенитка стреляла с оглушительным грохотом. Худ готовил снаряды с нужным взрывателем, их постоянно держали под рукой.
И только когда мы сделали пять выстрелов, я посмотрел вверх. Среди самолетов ведущего звена были хорошо видны четыре облачка белого дыма. Пока я смотрел, сразу за ведущим самолетом появился еще один. Он как-то враз споткнулся, нырнул вниз в полосе дыма и тут же взорвался. Вспышка — и на том месте, где только что был немецкий бомбардировщик, оказалось лишь облачко дыма.
— Взрыватель 22! — надрывался Лэнгдон.
Худ лихорадочно работал ключом для установки взрывателя — кружочком металла, который надевается на нос снаряда, так чтобы его можно было повернуть и поставить на нужное деление.
Мы палили непрерывно, время от времени я слышал грохот другой трехдюймовки. Небольшие ватные шарики дыма отмечали путь вражеского строя.
— Взрыватель 20!
Теперь самолеты были почти к востоку от нас. Еще немного — и они пройдут мимо, направляясь к Лондону. Взглянув вверх, я увидел схватку истребителей. От общей кучи отделились в спирали дыма два самолета. Бой шел чуть ли не над нашими головами. Вдруг все перекрыл пронзительный вой пикирующего самолета. Я не сразу сообразил, откуда он доносится. Потом увидел его — выключив моторы, он стремительно падал на аэродром. Из пике самолет выйти не смог и упал за деревьями, взрыхлив землю и выстрелив вверх струей дыма. При этом зрелище мне стало не по себе, как в первый раз. Я представил, как какой-то бедолага хватается за рычаги, а потом отчаянно пытается отодвинуть заевший «фонарь» кабины. И пока эти мысли проносились у меня в голове, я все продолжал слышать нарастающее крещендо его двигателей. Казалось, будто то, что произошло, был сон. Наконец донесся тошнотворный треск, страшно громкий, и мне сразу стало как-то легче.
Я снова глянул вверх на строй «юнкерсов». Ведущие, в облачках дыма, поворачивали на запад, в сторону Торби. В нашу сторону. Орудие вело постоянный огонь, и я потихоньку начинал привыкать к этому аду. В ушах у меня звенело, но я уже больше не съеживался перед каждым выстрелом.
Глядя на то, как поворачивают немецкие самолеты, я понял, что за этим последует. Так оно и вышло — с разворота они один за другим стали падать в пике. Я помнил, что случилось над Митчетом. Теперь настала наша очередь. Как ни странно, мне было совсем не страшно. Я будто смотрел на самого себя со стороны — вот мое тело пригнулось, запрокинув голову, а глаза следят за серебристыми яйцами, высыпающимися из-под каждого самолета.
Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я, напрягшись, ждал. По-прежнему стреляли трехдюймовки, выли моторы пикирующих бомбардировщиков и стрекотали вдалеке пулеметы.
И вдруг на аэродроме будто разверзлась преисподняя. Когда немцы выходили из пике на высоте около семи тысяч футов, заговорили «бофорсы», «испано» и пулеметы системы «льюис» — заговорили все сразу. Было видно, как красные трассирующие снаряды «бофорсов», похожие на огненные апельсины, лениво струятся вверх навстречу бомбардировщикам.
Затем за капониром к северу от нас взлетел в воздух фонтан земли, и от этого взрыва задрожал весь окоп. Воцарился ад кромешный — стали рваться бомба за бомбой. По всему аэродрому зависали на секунду громадные земляные брызги, а когда они падали, вверх вздымались новые.
Все это время Лэнгдон бесстрашно стоял чуть позади орудия, корректируя огонь. Многие, ища укрытия, жались к брустверу, но наводчики по-прежнему сидели на своих местах, а Мики был целиком поглощен стрельбой. Случилось так, что наступила минутная пауза, когда к орудию не поднесли ни одного снаряда, хотя Худ знай себе занимался своим делом. Не раздумывая, я подбежал к нему, схватил снаряд и протянул его Мики, который дослал его в ствол.
Еще несколько минут я не следил за тем, что происходит, так как все мое внимание было поглощено тем, чтобы обеспечивать зенитку снарядами. Я знал только, что за пределами этой сосредоточенности было дьявольское месиво. Повсюду летала шрапнель, в воздухе над окопом свистели и завывали осколки.
К Фуллеру и ко мне присоединились другие и тоже стали подносить снаряды к орудию. Мы уже начинали привыкать к взрывам бомб, сотрясавшим окоп, словно землетрясение. Вдруг я услышал свист бомбы, особенно громкий, и, подняв глаза, увидел, что она летит прямо на нас. Я инстинктивно распластался на земле лицом вниз. Секундой позже эта сволочь упала едва ли не в двадцати ярдах от окопа, последовал оглушительный взрыв. Часть бруствера из мешков с песком обвалилась в окоп, вокруг нас падали вывороченные разрывом большие куски дерна и камни. Один из нас — Хелсон — потерял сознание. Но мгновение спустя зенитка уже снова стреляла. Мы сбили один самолет, я уверен в этом. Мы сбили его на пике, и он, продолжая лететь, врезался на земле в один из ангаров и взорвался огромной вспышкой пламени.
И вдруг посреди всего этого шума зазвонил телефон. Просто повезло, что я услышал его. Кинувшись к нему, я снял трубку и услышал, что уже передается информация:
— … низко к югу. Еще один налет, самолеты идут на малой высоте с юга… Очень низко… Еще один налет… — По голосу оператора можно было догадаться, что он страшно напуган.
— Далеко они? — врезался я.
— Очень близко, — последовал ответ.
Я схватил Лэнгдона за руку и прокричал ему на ухо все, что только что услышал.
— Стой! — закричал он. — Навести над самыми ангарами. Шрапнель, взрыватель два. Заряжай!
Орудие развернулось.
Глава VII
Синяки и шишки
Прекратить огонь и ждать чего-то, нацелив пушку поверх ангаров, вместо того, чтобы палить по пикирующим бомбардировщикам, которые продолжали атаковать нас, — это казалось мне преступным бездействием. Небо на юге было чистое. В мозгу яркой вспышкой мелькнула мысль о том, что какой-нибудь шпион вполне мог отдать по телефону фальшивый приказ. Но сейчас это мало что значило: стрельбу все равно надо было кончать, потому что мощь налета таяла по мере того, как наши самолеты, подкрепленные отбившимися истребителями с других аэродромов и резервными эскадрильями, которые уже успели вступить в бой, начинали наскакивать на бомбардировщики, нарушая точность их пикирования и мешая им строиться после бомбометания.
Другая трехдюймовка тоже прекратила огонь. Слышался лишь рев битвы над головой да глухие шлепки — бомбы падали на глинистую почву. Впервые с начала боя я осознал, что моя рубаха насквозь промокла от пота, но жара я не чувствовал. По правде говоря, я вообще ничего не чувствовал. Оторви мне сейчас взрывом руку, я бы и этого не заметил. Вот когда мне стало ясно, что в пылу сражения продолжают драться даже смертельно раненые. В тот миг я и сам был способен на такое, и героизм тут ни при чем — я отнюдь не герой. Просто у меня напрочь отшибло все чувства, способность что-либо воспринимать. Я видел, как полыхает ангар, в который рухнул джерри, видел, как команда с пенными огнетушителями и другие пожарные суетятся вокруг, пытаясь сбить пламя, видел, как половина здания офицерской столовой обвалилась, а от одного из бараков возле плаца остался лишь голый остов. Заметил я и то, что на само летное поле упало всего несколько бомб, зато окружающие его постройки были проутюжены на совесть. Все это я отмечал совершенно бессознательно. Я не шевельнулся, чтобы помочь Хелсону, который так и лежал на покрытом шлаком дне окопа; из рваной раны на лбу у него сочилась кровь, но никто из нас не сдвинулся с места, чтобы оказать ему помощь.
На весь этот обзор ушло не больше секунды. С юга донесся зловещий свист скоростных самолетов, идущих на малой высоте. Мгновение спустя свист сменился ревом, в котором потонули все звуки, и над ангарами, словно по волшебству, появились боевые машины. Растянувшись в цепь, они приближались с молниеносной быстротой и летели так низко, что один пилот даже приподнял левое крыло, чтобы не задеть радиомачту возле главных ворот. Когда они откладывали свои яички, высота от крыш бараков не привышала тридцати футов. Я видел, как из-под фюзеляжей каскадами сыплются бомбы.
