Николай Сташек - Крутыми верстами
— Что же вы смотрите, черти, — выругался Дремов, показывая Сомову на продвигавшиеся танки.
— Снарядов-то с гулькин нос, — проговорил Захар, прикрывая ладонью рот, словно боясь, чтобы его не подслушал противник. — Надо бить только наверняка. — Помолчав, закончил: — У него, видать, тоже не жирно, раз бьет по пехоте бронебойными.
— Согласен! Подпускай!
За лощиной застрочил станковый пулемет. Длинные очереди разнесли в клочья первую цепь вражеской пехоты. Следовавшая за ней еще одна зеленая волна также быстро редела. Казалось, что еще какие-то секунды, и атака врага захлебнется, но трепетный стук «максима» внезапно оборвался. Вслед за ним умолк еще один пулемет. «Дело дрянь», — подумал Дремов, наблюдая, как вражеская пехота ускоряет шаг.
В неглубоком осыпавшемся окопе, вероятно, оставшемся еще с сорок первого, заняло оборону стрелковое отделение, и, когда умолкли пулеметы, отделенный позвал:
— Федор! Ершов! Где ты?.. — Ответа не было. «И этого черт проглотил», — заскрипел зубами отделенный, глядя, как вражеская пеХота перешла чуть ли не на бег. Когда же она подошла совсем близко, появился Ершов.
— Где тебя, старого хрыча, носит нечистая сила?! — не столько от злости, сколько от радости выругался отделенный.
Федор не обиделся. Бросив на бруствер пулемет, начал бить длинными очередями, а когда пехота залегла и стала отползать назад, негромко заговорил, как бы объясняя самому себе:
— Ох и жаль сержанта! Здорово его шибануло. Видать, контузия.
— О чем бубнишь себе под нос? — подал голос отделенный.
— Сержанта, говорю, Ладыгина, шибануло. Снаряд воткнулся рядом. Счастье, что не треснул. Должно быть, этот, что по танкам, броневой. Жаль сержанта. А возможно, еще и оклемается.
Перезаряжая пулемет, Федор не заметил, как сбоку подошел вражеский танк. Он ни сам не успел укрыться, ни бросить на дно окопа пулемет. Танк был совсем рядом…
Очнулся Федор, задыхаясь от табачного дыма, когда на улице было совсем темно, увидел склонившегося над ним санитара. Широко двигая руками, санитар бинтовал ноги желтым бинтом. У изголовья Федора копошился еще один солдат. От него и несло едким дымом. Задыхаясь, Федор слабо прохрипел:
— Брось! Не трави душу своим табачищем! — На том и смолк — одолела боль. Но перед глазами продолжал мельтешить куривший цигарку солдат. Весь в поту, с потеками грязи на лице, тот не переставал что-то мотать вздрагивавшими руками. Федор услышал, как он, выплюнув догоревшую цигарку, глухо пробасил:
— Что теперь делать, коли гусеницей его вон как…
Федор не знал, о ком идет речь, как не знал он и того, что только сейчас его вторая рота удачно завершила контратаку и отбросила вражескую пехоту на исходный рубеж… Что и на других участках враг не имел успеха…
* * *
На плацдарме установилась мертвая тишина.
— Так где Заикин? Что с ним? — спросил Дремов начальника штаба.
— Вот он, легок на помине, — увидев приближавшегося комбата, ответил Великий.
— Давай его сюда, в окоп. — И, обращаясь к комбату, добавил: — Доставай карту, Заикин!
Дремов положил свою карту рядом.
— Задержались мы с этой вражеской контратакой, а теперь надо торопиться. Ты уже знаешь, что полк имеет задачу к утру перевалить через возвышенность. Задача, как сам понимаешь, не из простых, и, чтобы ее выполнить, тебе придется совершить особый маневр. Пойдешь ты не по прямой дороге, которую противник наверняка перекрыл, а в обход лесного массива так, чтобы забраться побыстрее и поглубже в тыл, а как выйдешь к деревне Савранке, так и закрепишься там, пока мы главными силами будем прорываться с фронта. Надо полагать, что твое появление в Савранке заставит противника поспешить с отходом, чтобы не остаться в «мешке». Да смотри, не напорись сам на засады. Сигналом для начала твоего выступления будет первый огневой налет нашей артиллерии перед фронтом главных сил. Если задача ясна, задерживать не буду. Отправляйся, в твоем распоряжении часа полтора.
— Все ясно, — ответил Заикин и поспешил к своему наблюдательному пункту. «Ох и мало времени!», — подумал он, перебирая в уме, что еще надо успеть сделать. Но тут со стороны противника в небо взвилось несколько осветительных ракет. Вслед за ними полоснула длинная пулеметная очередь.
Заикин бросился вперед. В один миг оказался в глубокой лощине, вдоль которой то в одиночку, то небольшими группами, словно муравьи, передвигались солдаты — одни от переднего края к речке, другие обратно. Позвякивали котелки, фляги, кое у кого бряцало оружие. Одни несли термосы, другие, обливаясь потом, согнувшись под тяжестью, несли к переднему краю обитые железным обручем ящики с патронами, гранатами, запалами. И хотя не рвались снаряды, а пули визжали лишь изредка и высоко, в движениях людей чувствовалась заметная настороженность. Многие из них передвигались молча. Скупые, как бы случайно оброненные слова слышались лишь изредка.
Преодолевая канаву с тухлой грязью на дне, Заикин уловил донесшееся из темноты шуршание травы и приглушенный говор.
— Кто там? — спросил он.
— Это мы, санитары.
Выбравшись наверх, Заикин узнал санитара второй роты. Тот бинтовал какому-то солдату раненую ногу. Рядом стоял на коленях другой пожилой солдат. Что-то подсказывал.
Раненый лежал на разостланной плащ-палатке. Запрокинув голову, жадно захватывал полуоткрытым ртом сырой воздух. Посветив фонариком, комбат увидел на ноздреватом, иссеченном оспой лице ржавые с проседью усы, сразу узнал: «Федор! Ершов!» Захотелось хотя бы чем-то помочь солдату, но чем? Приблизившись, Заикин присмотрелся, подержал его за руку, но Федор не открывал глаз. В какой-то миг его беспомощное тело с забинтованными ногами еще больше выпрямилось. Послышался тяжелый вздох.
— Вот те и Батя! Отбегался, значит, отвоевался, — прогудел санитар, как бы угадав мысли комбата.
Поднимаясь, Заикин разобрал еле слышные слова:
— А ты, комбат, смотри! Поберегись…
Заикин почувствовал ком в горле. Оглянувшись, он поторопил санитаров:
— Так вы, хлопцы, давайте Батю быстрее к врачам.
* * *
Скоро полк перешел в наступление. Противник, застигнутый врасплох, начал поспешно откатываться на запад. Однако проходившие среди холмов дороги и все сколько-нибудь доступные для наступления направления он перехватил мелкими пехотными подразделениями, усиленными отдельными орудиями, а кое-где и танками.
Продвигаясь за разведкой и боевым охранением, Заикин думал о том, как избежать потерь, как сохранить боеспособность подразделений. Он был уверен, что ночные атаки должны быть особенно тщательно продуманы и подготовлены. Ведь даже один, а тем более несколько пулеметчиков, посаженные в засаду, могут ночью, подпустив движущуюся колонну вплотную, нанести ей большие потери и затем безнаказанно отступить. «Командир в ответе не только за выполнение боевой задачи, — думал он, — но и за сохранение жизни каждому бойцу. Об этом он не имеет права забывать. Следовательно, разведка должна быть особенно тщательной не только перед фронтом, но и на флангах…» Едва перевалив за гребень гряды, Заикин приказал свернуть батальон в ротные колонны и ускорить движение, но тут же услышал роптание начальника штаба, считавшего, что на свертывание да развертывание батальона тратится неоправданно много времени.
— Тебе, братец, как начальнику штаба, было бы очень полезно хотя бы изредка заглядывать в боевой устав. Его пишут, надо полагать, люди разумные и с учетом опыта всей нашей армии. В нем-то и сказано об этом самом свертывании да развертывании.
Вытянув батальон в походную колонну, Заикин поспешил вперед. От него не отставали ни Рындин, ни замполит Солопов. Торопясь, все трое шли молча. Когда же на взгорке воткнулись в колючие росистые бурьяны, Солопов взмолился:
— Хоть немного пощадил бы. Скоро концы отдам…
Заикин не отозвался, но, оглянувшись на зама, подумал: «Тебе ли доказывать, почему надо спешить?»
Так и шли. Лишь когда со стороны находившегося впереди села, куда давно ушло боевое охранение, донеслось внезапно вспыхнувшее клокотание пулемета, комбат оглянулся.
— Теперь понял, почему надо спешить? — спросил он у Солопова.
— Совсем ясно, — отозвался капитан.
— А не поспешишь — дашь фашисту возможность закрепиться, тогда и прогрызай, — закончил мысль комбат и ускорил шаг.
Нанеся удар с ходу, батальон уничтожил противника в селе, но прошло всего лишь десяток минут, и за лощиной показалась еле заметная цепочка слабо мерцающих фар. Внимательно присмотревшись, Заикин сдержанно проговорил:
— Вот она, мотоколонна. Явно спешит к реке.
Замполит промолчал, а Рындин, всматриваясь в темноту, хрипловато пробасил:
