Григорий Солонец - Форпост
«Что они от меня хотят? Выведать военные секреты о вооружении, составе полка? Так я им все и расскажу. Лучше погибнуть, чем предать своих» — так решил он про себя.
Когда Сергея повели в отдельный, из камня выложенный дом, он понял, что идет на встречу с главарем банды, судя по количеству охранников, достаточно крупной. Увидев слегка сутулого одноглазого человека со шрамом на уже увядающем лице (явно след осколочного или пулевого ранения), он приготовился услышать смертельный приговор себе. Не предвещал ничего хорошего и колючий, холодный взгляд главаря. К удивлению Сергея, он немного говорил по-русски. Налив чаю, Саид передал ему чашку, изобразив на некрасивом лице подобие улыбки.
— Ты давно в Афганистане? — миролюбиво спросил хозяин дома. Это был отнюдь не праздный вопрос. Ответ на него давал пищу для размышлений. Если солдат, к примеру, год здесь, то наверняка успел повоевать, получить боевой опыт. Если пару месяцев, то цена ему другая.
— С весны, — уклончиво ответил Сверкович.
— Кто твои папа, мама?
— Простые люди, крестьяне.
— Дехкане, значит? — уточнил одноглазый. — Это хорошо. Работать на земле любишь? Что умеешь делать?
«Странный какой-то разговор получается, на допрос не похожий, — подумал Сергей. — Про военные секреты вообще не спрашивает. Наверное, усыпляет бдительность. Опытный психолог. Но и я не последний дурак, чтобы выболтать все, что знаю».
В конце чаепития одноглазый сказал самое главное:
— По воле Аллаха мы сохраним тебе жизнь, дадим много денег. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Харошую ханум найдем. Свадьбу сыграем, дети пайдут. Чем плоха такая жизнь? Согласись, это все же лучше, чем безвестная смерть. Падумай, мы не таропим с атветом.
Сухо щелкнул замок за спиной, лишний раз напомнив Сергею о его статусе — не гостя, а пленника. С восстановлением памяти возвращался страх. Он червем заползал в потаенные уголки души и сознания и исподволь подтачивал эти незримые крепости.
Неужели пришел конец всему и он больше никогда не увидит солнце, небо, маму, отца, Нату, друзей? А ведь он только начал жить, любить в свои девятнадцать… Какая дикая несправедливость, от которой не плакать, волком выть хочется. Ну почему именно он попал в лапы «духов», неужели он самый никудышный солдат в полку, которого вот так просто можно выкрасть с поста вместе с оружием? Да, в ту роковую ночь он много думал о Нате, представлял, как она, нарядная и божественно красивая в белом платье невесты под свадебные крики «горько!» целует незнакомого парня, который нагло занял его законное место жениха. Наверное, тогда он надолго увяз в воспоминаниях и грезах и не заметил смертельной опасности, притаившейся за выступом скалы.
Сверкович, обдумывая свое незавидное положение, не мог знать, что сам Ахмад Шах приказал не убивать русского солдата, а сделать из него рекламно-показного воина ислама. Чтобы потом иностранные телевизионщики смогли снять и распространить на Западе пропагандистский фильм о том, как воины Аллаха и мусульманские идеалы побеждают ненавистных оккупантов — «шурави».
— Ты должен принять ислам, в нем твое единственное спасение, — сказал, как отрезал, одноглазый во время второй встречи.
Сергей отрицательно покачал головой.
— Что ж, тогда ты умрешь как последний шакал. А пока посмотри, как это будет. — Щелкнув пальцами, он велел ввести еще одного пленника. Им оказался невысокий запуганный парень в форме солдата афганской армии.
То, что затем произошло на глазах у Сергея, повергло его в шок. Он никак не ожидал такой средневековой жестокости, проявленной одноглазым к своему соотечественнику, мусульманину. Резко вынув из-за пояса длинный нож, Саид на мгновение приставил его к кадыку несчастного и, не раздумывая, полоснул острым лезвием по горлу. Фонтан теплой чужой крови забрызгал лицо и одежду Сверковича. Через несколько секунд бившаяся в сильных конвульсиях жертва была обезглавлена. От страшной картины Сергея стошнило, у него кругом пошла голова, а под ногами, вдруг потерявшими равновесие, будто исчез пол.
Его начали методично пичкать наркотиками, чтобы окончательно сломить волю. Сергей потерял ощущение реальности, плохо ориентировался во времени. Бывало, день, проведенный в темной комнате, ошибочно воспринимал за ночь и наоборот. У него вновь от принятых доз плохо стало с памятью и, как у больного старика, начали трястись руки. Глянув как-то в зеркало, он ужаснулся, едва узнав себя — с темными кругами-пятнами под глазами, заросший, исхудавший. «Еще немного, и они сделают из меня труп», — обреченно подумал Сергей. Когда начиналась наркотическая ломка, он готов был покончить с собой, чтобы не мучиться. Но как это сделать, когда руки связаны и нет никакой, даже малейшей, надежды выбраться из западни? Здесь, в горах, в душманском логове никакой спецназ его не найдет. Да и вряд ли кто-нибудь ищет: столько времени прошло. От бессилия и безысходности он начал терять самоконтроль, мысли о неминуемой смерти становились все навязчивее. Но вместе с тем, он хотел жить. Это выстраданное право ему готовы были предоставить в любой момент — в обмен на принятие мусульманства. И Сергей, устав от побоев и издевательств, доведенный до отчаяния и психически сломленный, однажды из последних сил прохрипел в лицо одноглазому: «Я на все согласен».
Ему сразу же перестали колоть наркотики, стали хорошо кормить. Освободили руки, он мог передвигаться в пределах душманского лагеря, правда, в сопровождении двух вооруженных телохранителей. Не зная местности, физически не окрепший, если бы и захотел, он все равно далеко не убежал бы. А вот в одно мгновение покончить с жизнью запросто мог. Стоило только, проходя недалеко от края горного ущелья, сделать три резких шага в сторону… Но именно смелости на эти три шага и не хватало. Спустя неделю «духи» взяли Сверковича на задание, чтобы проверить будущего воина ислама в настоящем бою, или, попросту говоря, повязать кровью.
Испытание боем…Они вышли под вечер, чтобы под покровом темноты максимально приблизиться к узкой горловине стратегической дороги Хайратон — Кабул южнее Саланга. Подпираемая с одной стороны скалистыми горами, а с другой долиной, асфальтированная лента, петляя змейкой, под острым углом спускалась вниз. И чем дальше было от перевала, тем чаще попадались лежащие на обочине, сожженные остовы «КамАЗов», «ЗИЛов», «Уралов», «Татр». Это были своего рода памятники мужеству и героизму советских и афганских водителей, с риском для жизни перевозивших по всей стране военные и мирные грузы. Сколько их, на дорогах Афгана, сложило головы, наверное, и Всевышнему неведомо. Редкий рейс проходил без обстрела колонны и серьезных потерь. В октябре — ноябре в преддверии зимы, когда интенсивность боевых действий заметно снижалась, участились случаи дерзких нападений и грабежей на дороге. Десятки мелких и средних банд, поделив сферы влияния и вконец обнаглев, нападали на небольшие колонны даже средь бела дня. И почти всегда им было чем поживиться.
Вот и в этот раз, особо не таясь, одноглазый лично вывел два десятка своих вооруженных головорезов на трассу. По их сведениям, примерно через час у места засады должна была появиться колонна советских бензовозов. Сопровождал ее только один бронетранспортер (второй, как сообщили по рации свои люди, сломался еще на той стороне перевала). Предвкушая легкую добычу, одноглазый Саид грамотно расставил своих боевиков. Наиболее опытному гранатометчику он приказал подбить бронетранспортер, двум другим — поджечь первую и последнюю машины, чтобы образовался затор. Затем уже вступали в бой остальные, которым точным пулеметно-автоматным огнем предстояло завершить дело. В этом плане небольшая роль отводилась и «духовскому» новобранцу Сергею Сверковичу. Ему выдали трофейную снайперскую винтовку Драгунова с пятью патронами и приказали убить хотя бы одного русского. За это пообещали солидную денежную премию.
Отправляясь на задание, Сергей про себя решил, что если и придется стрелять по живой цели, то постарается промахнуться. «Духи», конечно, не случайно выдали ему снайперскую винтовку, но и с ней ведь немудрено промазать, особенно новичку. А прикрепленный надзиратель по имени Исмаил пусть докажет, что он, Сверкович, в бою сачковал.
Из вечерних сумерек со стороны Саланга ветер донес ровный гул машин. Максимум через десять минут колонна будет здесь, в узкой горловине дороги, не случайно прозванной «чертовым местом».
Когда Сверковича слегка ослепил свет фар советского бензовоза, он физически ощутил, как колотится сердце, явно сбившееся с ритма. Велик был соблазн предупредить своих преждевременным выстрелом в никуда. Но что-то сдерживало от такого резкого шага. Под этим «что-то» скрывалась боязнь за собственную жизнь, которая висела на волоске. Почувствовав испарину на лбу и ладонях, чтобы хоть немного успокоиться, Сергей нервно покусывал губы. Он колебался, не зная, как поступить. Не зря говорят, что самое трудное испытание — принять правильное решение, от которого зависит твоя судьба.
