Свен Хассель - Генерал СС
Мы знали, что он говорит правду. Видели лежащих на полу, ощущали запахи крови и грязи. Понимали, что он ничего не может для нас сделать.
Мы покинули госпиталь и поехали из города с пустыми руками. Когда мы отъехали от него примерно на километр, нас остановил, размахивая винтовкой, какой-то идиот в белом тулупе. Затем наши документы были затребованы лейтенантом.
— Мы возвращаемся в полк, — сказал Порта. — Только что отвезли нашего оберста в Гумрак.
— Отлично. — Он вернул нам документы. — Прощу прощения, но сейчас вы нужны нам здесь. Спрячьте машину под вон теми деревьями и возьмите несколько гранат.
Спорить было бесполезно. Мы выполнили приказ и примкнули к отделению, которым командовал фельдфебель. Я обратился к стоявшему рядом ефрейтору.
— Что здесь происходит?
Тот скривил отвратительную гримасу.
— Мы — расстрельная команда. Взгляни на яму позади.
Я взглянул: она была полна трупов. Вспомнил слова
Порты о восьмидесяти пяти казнях в одной роте и задался вопросом, преувеличение ли это.
— Жуткое дело, — досадливо сказал ефрейтор. — И это все за одно утро. Удовольствие ниже среднего.
— Верю, — пробормотал я.
Через несколько секунд появился мчавшийся на машинах пехотный батальон, превосходно экипированный и очень самоуверенный. Псих в белом тулупе снова встал посреди дороги и замахал винтовкой; лейтенант снова вышел задать свои обычные вопросы.
— Куда едете?
— Нам приказано занять позицию возле Дона.
Сидевший в одной из передних машин майор высунул голову и раздраженно заговорил. Лейтенант покачал головой.
— Прошу прощения. Все приказы отменены. Из этого района не выедет никто. Придется вам пока что остаться здесь.
— И не подумаю! — вспылил майор. — Откуда мне знать, что приказы отменены? Нам никто не сказал этого.
— Я говорю вам сейчас. — Лейтенант достал револьвер и навел на майора. — Либо вы подчинитесь, либо я расстреляю вас как дезертира. Выбор за вами.
Майор закусил губу. Медленно вылез из машины, и лейтенант поманил к себе одного из своих солдат.
— Хелмер, покажи майору, куда идти.
— Слушаюсь.
— Послушайте, — заговорил майор, — я не знаю, в чем тут дело, но могу…
— Дело в дезертирстве. — Лейтенант холодно уставился на майора. — Я уже сказал, что выбор за вами. Если хотите остаться и спорить, пожалуйста. Если нет, советую убрать батальон с дороги, пока не появились русские на своих Т-34.
Мы с Портой оставались на своем посту шесть часов. Всё это время тянулся поток потенциальных дезертиров, их всех останавливал обормот в тулупе, допрашивал лейтенант и либо убеждал остаться, либо отправлял на расстрел. Ни звания, ни документы, ни приказы не служили защитой. Легких дорог, уводивших от сталинградских ужасов, не существовало.
По прошествии шести часов мы получили освобождение от своих обязанностей и возможность продолжать путь — не по какой-то особой любезности, а потому, что обнаружилось — мы выполняли приказы, заверенные печатью высшего командования, и даже фанатичный лейтенант пришел к выводу, что они подлинные.
Мы катили по тряской дороге в Купоросное; беззаботный, как всегда, Порта насвистывал непристойную песенку. Я сидел рядом с ним, пытаясь поспать, но было так холодно, что я просыпался от дрожи. Валил снег, и нам дважды приходилось останавливаться и расчищать дорогу. Сугробы по обе ее стороны, казалось, были выше телеграфных столбов.
До Купоросного было еще далеко, когда мы нагнали колонну кавалеристов. Лошади скользили и плясали на льду, Порта и я смотрели на них в изумлении.
— Откуда они, черт возьми? — спросил Порта. — Ходячие бифштексы! Чего бы я только ни отдал за хороший кусок конской ляжки.
Казалось невероятным, что одни голодают, а другие ездят на запасах мяса. Лошади скользили и ржали, дыхание вырывалось паром у них из ноздрей в холодный воздух. Мы слышали скрип седел и позвякивание удил, ощущали горячий конский запах — сена и влажной кожи.
Обогнав кавалеристов, мы повстречались с артиллерией, стволы полевых орудий смотрели в небо на падающие снежинки. Потом нам встретились саперы с бульдозерами и экскаваторами.
Мы с Портой недоуменно переглянулись.
— Подкрепление? — спросил я. — С превосходным новым оборудованием?
— Не может быть, — ответил Порта.
Наступило молчание.
— Румыны? — спросил я.
— Возможно.
— А что еще может быть?
Порта пожал плечами.
Мы два часа ехали мимо двигавшихся навстречу колонн. Там была, по крайней мере, одна дивизия. Мы дружелюбно махали руками встречным, иногда и они махали в ответ. Вдруг Порта резко затормозил.
— Ты что, черт возьми? — крикнул я, упершись руками в приборную доску.
Посередине дороги прямо перед нами стоял офицер. Он держал объявление с одним написанным заглавными буквами словом: «СТОЙ». Порта вывернул руль, и мы понеслись в лес, тянувшийся вдоль дороги.
— Какого черта… — начал было я.
— Русские! — заорал он.
И тут я услышал позади их крики.
— Стой! Стой!
Затрещали выстрелы, и Порта погнал машину в безумном слаломе между соснами. Проехав километра три, остановился и повернулся к заднему сиденью.
— Держи! — Бросил мне русскую каску с красной звездой. — Надень и надейся на лучшее. Хорошо, я разглядел, что тот парень русский, а?
Я нахлобучил каску и бешено затормошил Порту.
— Ради бога, давай убираться отсюда!
Мы подняли воротники шинелей, повесили на грудь русские автоматы, низко надвинули каски… и положили на сиденье между собой кучу гранат на всякий случай.
Через четверть часа мы снова выехали на шоссе. По нему по-прежнему двигались колонны войск противника.
— Румыны! — произнес Порта и издал отрывистый, циничный смешок.
Мы снова въехали в лес и рыскали, пока не выехали на боковую дорогу, проехали несколько километров и внезапно остановились. Мотор немного покашлял, потом упрямо замолк.
— Вот наказание! — выкрикнул я, вылезая. — Давай бросим этот проклятый драндулет и пойдем пешком!
— Не глупи, — спокойно ответил Порта. — Это ничего нам не даст.
Он поднял капот и стал копаться в двигателе, я тем временем стоял, сжимая автомат и покусывая изнутри щеку. Появился казачий эскадрон[48] и неторопливо прошел мимо нас, от коней валил пар, постукивали копыта, позвякивали удила и стремена. Солдаты ритмично пели. Все это было очень романтично, но в то время мы вполне могли бы обойтись без такой романтики. Я нетерпеливо смотрел, как Порта старательно протирает запальные свечи и осматривает карбюратор. Во внезапном порыве я сорвал с петлиц эмблемы в виде мертвой головы и втоптал в снег. Порта удивленно взглянул на меня, потом пожал плечами и последовал моему примеру. Эти эмблемы стали причиной смерти многих танкистов; нас часто принимали за садистов и палачей из ненавистной дивизии «душегубов» Эйке.
— Не представляю, какой в этом смысл, — задумчиво сказал Порта. — Если мы попадем в руки к русским, нас так и так расстреляют.
— Без них мне спокойней, — пробормотал я.
Порта пожал плечами.
— А мне все равно.
Из рощи на другой стороне дороги к нам неожиданно вышел сержант-артиллерист. Я нервозно схватился за автомат, а Порта продолжал возиться под капотом.
— Здравствуйте, — приветливо сказал сержант.
— Здравствуйте, — ответили мы как можно вежливее.
Он неторопливо обошел машину, с любопытством разглядывая ее.
— Немецкая, — сказал он нам с широкой улыбкой, сильно ударил ногой по переднему колесу и громко захохотал.
— Да, — робко произнес я.
— Хорошая?
— Да.
Сержант снова засмеялся и дружелюбно хлопнул Порту по спине. Наклонился и посмотрел на мотор.
— Ягодка, — заметил он, выпрямился и вытер о шинель испачканные маслом пальцы.
Я придал лицу бессмысленное выражение и несколько раз кивнул в надежде, что сержант примет меня за идиота и оставит без внимания. Он повернулся к Порте и быстро заговорил, жестикулируя и корча рожи. Я пристально наблюдал, не появится ли у него признаков агрессивности, а Порта, склоняясь над мотором, время от времени вставлял «да» или «нет», с соответствующими, как я надеялся, интервалами. Вскоре Порта полез в карман и достал пачку гриф. Предложил закурить сержанту, и на круглом лице у того появилась довольная улыбка.
— Где достал такие? — спросил сержант на едва разборчивом для меня русском.
— В Енисейске, — не раздумывая, ответил Порта.
Я подумал, знает ли Порта, где находится Енисейск, поскольку сам не имел понятия, но сержанта ответ удовлетворил. Он кивнул и заулыбался.
— Енисейск, вот как? Вы оттуда?
— Да, — покорно ответил я.
— А я ломал голову, что у вас за акцент. Сам я читинский. Мне все равно, откуда человек, лишь бы не из Москвы. Кого терпеть не могу, так это москвичей. Говорят так, что не поймешь ни слова. А Енисейск… до сих пор не встречал никого оттуда. Вы прямо-таки иностранцы! — И усмехнулся нам. — Я прощу человеку что угодно, если он не москвич. Надо было перебить всех этих бахвалов еще в революцию.
