Альберт Зарипов - Прощай, мое мужество
- В эту машину я стрелял.
От искреннего удивления у сельчан начали отвисать челюсти.
- А зачем? - недоверчиво спросил один из них.
Тут мне пришлось выкладывать всё начистоту.
- Мы досматривали ваш пост. А он хотел удрать. На команды "стой" не реагировал. Вот и пришлось стрелять по колесам. Стараясь не улыбаться, я доводил до селян истинные причины случившегося.
Не знаю поверили они мне или нет, но после моего рассказа одним слухом о кровавых злодеяниях Басаева на Ставрополье должно было стать меньше.
В вертолете я обрадовал комбата тем, что нас приняли за чеченцев, а наш Ми-8 за чеченский "Камаз", в который мы потом сели и улетели на аэродром.
- А деда, говорят, в реанимацию повезли. - открыто сокрушался я и по-моему от этого комбату было невесело. - Боятся, что не довезут…
Кое-кто из бойцов стал в этот откровенно ответственный момент стал улыбаться и тут я, не выдержав, и рассмеялся. Маркусин облегченно вздохнул, но показал мне кулак.
Когда наш борт приземлился на аэродроме и по-автомобильному заруливал на свою стоянку, мы увидали, что лежавшие на траве тела боевиков исчезли. Не было и брезентового полотна, на котором их притащили. Чуть позже нам сказали, что трупы забрали с собой прокурорские и милицейские работники. Там, в городе для хранения трупов боевиков был приспособлен грузовик-рефрижератор.
А тела мирных жителей Буденновска, погибших в первый день нападения, уже к вечеру того же дня всех свезли в городскую баню. Там на кафельном полу они и лежали, пока не установили личности убитых, после чего их забрали родственники.
Еще стало нам известно, что в город приехал известный правозащитник, то ли Ковалев, то ли Кораблев. С ходу он предложил свои услуги, как посредника, в переговорах наших властей с Басаевым. Московский правозащитник был категорически против операции по штурму больницы и призывал наше руководство выполнить все условия боевиков. Но наши правители были настроены решительно и воинственно и услуги правозащитника быстренько отклонили.
На свою беду незадачливый правозащитник стал высказываться против проведения штурма и выполнения всех условий боевиков уже на улицах города, пытаясь собрать вокруг себя местный электорат и журналистов. Но речи заезжего московского гостя, оправдывающего в некоторой степени действия Басаева и его боевиков, явно не пришлись по душе местным жителям, испытавшим за считанные дни столько горя и страданий. Буденновская общественность от услышанного вскипела и пришла в ярость - правозащитник был взят в плотное кольцо женщин, которые от души и вволю намяли ему бока. Проезжавшими мимо милиционерами залетный гость был вызволен из осады и доставлен в безопасное для него место.
Говорят, что в городе его потом не видели и не слышали.
Глава 5.
ДЕНЬ ВОЕННОГО МЕДИКА.
- Ну вы можете меня хоть целый день поздравлять, а все равно я вам ничего не налью. - Сказал нам утром доктор, потягиваясь и зевая.
- Это почему же? - спросил Ротный.
- Потому что сегодня - День медика. А ни вина, ни водки, ни спирта у меня сейчас нет. - объяснил именинник.
В моей сонной голове сквозь рой различных мыслей стало пробиваться что-то важное и ценное… Но я пока никак не мог понять, что же именно так упорно рвется наружу…
- Ну давай я тебя хоть поздравлю и руку пожму. - сказал Маркусин, вставая со своей кровати.
Тут меня наконец-то осенило… Ведь именно сейчас подвернулся очень удобный момент замолвить слово за Васятку:
- Товарищ майор, мой Ермаков тут недалеко живет. У него этого вина - целый подвал. Может заскочим как-нибудь?
И во всем отсеке воцарила внезапная тишина… Даже солдатские кровати скрипеть перестали… Все ожидали мудрого решения командира… Но пока зря…
- Ну ты загнул!… Кто же нам разрешит в селе вертолет посадить?… - из-за кажущейся бесперспективности данной затеи комбат пребывал в мрачных раздумьях.
- А мы сколько раз садились возле населенных пунктов?!… Да и на наших солдат надо пару простыней на подшиву взять. А то ходим - неделю не подшиваемся. - приводил я железобетонные аргументы в пользу своей рационализаторской идеи.
- Во-во. - подхватил доктор. И подшиву захватим и винца наберем.
- Да у нас тары нету. - продолжал сомневаться Маркусин.
- А мы найдем. - сказал свое слово домовитый ротный. - Или всю бочку захватим.
- Да кто вам столько подшивы даст? - сопротивлялся комбат. - Нас тут за сорок человек.
- Ермаков! Ты найдешь подшиву? - спросил я в темноту.
Положительный ответ не заставил себя долго ждать…
- Хоть пять простыней заберу. - раздался из тьмы голос Василия.
- Ну ладно, я поговорю с командиром борта. - наконец-то согласился майор.
После завтрака комбат уточнил у Ермакова название его родной деревни и пошел договариваться с командиром нашей вертушки.
- Все нормально. - сказал он вернувшись. - Но кроме нашего экипажа, придут еще летуны с нашей второй восьмерки и двух Ми-двадцать четвёртых. Ищите тару побольше.
Когда мы были на обратном пути из первого облетного маршрута, комбат позвал Ермакова из кабины летчиков:
- Показывай, где можно поближе сесть к твоему дому.
Первая попытка была неудачной, едва я с двумя солдатами выскочил из вертушки, как Ермаков развернулся обратно.
- Мы на другой стороне сели. - сказал он на борту комбату. - Сейчас покажу где ближе.
Во второй раз вертолет приземлился в десятке метров от чьего-то огорода.
- На все-про-все у вас пять минут. - прокричал мне Маркусин.
Я мгновенно десантировался из вертолета. В правой руке у меня был Винторез, в левой небольшая пятилитровая канистра. У Ермакова и второго солдата автоматы были закинуты за спину, а в руках они держали всю найденную нами тару для вина.
По овечьему загону мы забежали в село. На шум вертолета из домов на улицу выбегали сельчане, но, увидав нас, опять пытались скрыться. Несколько испуганных рослых мужиков с легкостью перемахнули через заборы да плетни, растворившись затем среди кустов, деревьев и строений…
- Ну все, теперь вся деревня тебя боится. - На бегу крикнул я Ермакову.
Ничего мне не ответив, солдат по спинам и другим частям тела безуспешно пытался определить своих убегающих сельчан.
Во двор к Ермаковым мы забежали со стороны огорода через широкую калитку, сколоченную из жердин и предназначенную для загона домашнего скота…
- Бабка! Это я! Где вино! - с ходу крикнул солдат дородной старухе, стоявшей на крыльце дома.
Она громко запричитала по-старушечьи, но тем не менее указала рукой на сарай, к которому мы тут же и направились. Престарелая родственница пришла в себя и стала медленно спускаться во двор, причем не переставая голосить…
Вскрыв некрепкую дверь, хозяйский сын и внук быстро открыл люк в неглубокий подвал. Вынув пробку из бочки, Василий опустил внутрь шланг и струя виноградного вина ударила в первую нашу емкость.
Подбежавшая к нам старуха стояла у входа в сарай и, по-прежнему причитая и громко вскрикивая для разнообразия, рассказывала внуку все последние деревенские новости. Из ее сбивчивых слов я понял, что вчерашний мужик вернувшийся из больницы вечером домой, рассказал всем соседям, что Васька Ермаков встретил его на дороге, узнал в нем своего "родного" соседа и стал стрелять в него из автомата. Изничтожил всю машину, а у соседа пуля в голове застряла, даже врачи рентгеном найти не могут.
- Да то все брехня! - отпирался Василий, подавая нам первую канистру.
Затем бабушка стала рассказывать про многочисленную родню Ермаковых, которые за время его отсутствия жениться, родиться, креститься, разводиться и еще переделала много полезных и нужных в хозяйстве дел… Изредка старушка опять начинала причитать и всхлипывать, так что Василию пришлось её успокоить.
- У меня все нормально. - сказал ей внук. - Сходи лучше принеси две белые и чистые простыни.
- Это еще зачем? - спросила бабка,с подозрением глядя на отпрыска и на меня.
Теряя столь драгоценное время, Ермаков-младший был вынужден объяснить причину такой просьбы.
- Я комбату обещал. У нас белого материала на подворотнички нету.
- Ох, ты Господи прости и помилуй… А я-то подумала…
Бабка все поняла и, охая, забежала в дом. Времени прошло уже десять минут, а мы только половину канистр заполнили. Над селом с ревом проносились "крокодилы" и иногда наша вторая "восьмерка".
С противоположной стороны внезапно послышались уже другие женский плачь и причитания. Моментально обернувшись на эти тревожные звуки, я тут же заметил, как через заднюю калитку во дворе появилось трое селянок. Посередине шла пожилая женщина, ноги у нее подкашивались и она, закатив глаза, громко плакала и голосила как по мертвому:
- Ой, Васенька. Кровинушка ты моя… И на кого ты меня оставил… Что я без тебя делать-то буду…
