Иван Бережной - Записки разведчика
Отошли от железной дороги и остановились возле холмика, обросшего высоким татарником.
– Будем располагаться здесь, — указал я на холмик.
– Да, но как забраться в этот теремок? — спросил с иронией Костя.
– А вот так, — Саша автоматом раздвинул колючие, жесткие стебли татарника, шагнул вперед и опустил стебли, они скрыли его от наших взоров. Действительно, теремок. Кругом цветы, жаль только, что колючие.
Приступили к оборудованию наблюдательного пункта. Саша Гольцов и Костя Рыбинский рвали траву, Саша Решетников маскировал следы, а я забрался в куст и начал расчистку. Пришлось под корень срезать несколько стеблей. Однако это не нарушило маскировки. Места для четырех человек оказалось достаточно.
К восходу солнца мы лежали на душистой, еще влажной от росы траве. Над лиловыми цветами татарника появились первые труженики дня – пчелы. Дыхание легкого утреннего ветерка заставляет перешептываться колосья перезревшей ржи. Перед нами полоска проса, засоренного желтой сурепкой. Дальше выпасной луг, а за ним железная дорога.
Наблюдение решили вести по двое. Один наблюдает за железной дорогой, а другой записывает результаты наблюдения в журнал и охраняет группу с тыла. Остальные двое отдыхают. Замена через два часа. Первыми наблюдали мы с Сашей Гольцовым.
Дорога ровная, как стрела. Рельсы, освещенные солнцем, блестят, как змеи, и уходят от нас: вправо – на Конотоп, влево – на Ворожбу. Справа вдали виднеются станционные постройки. Слева будка путевого обходчика.
Послышался грохот. Со стороны Конотопа на восток прошел эшелон, состоявший из крытых вагонов, платформ с ящиками и цистерн. Появилась первая запись в журнале наблюдения.
День шел. Поезда тоже шли. Через каждые двадцать-тридцать минут в журнале появлялись новые записи. На восток шли эшелоны с различными грузами. На запад вывозилась подбитая техника: танки, орудия, автомашины. За день прошло свыше тридцати эшелонов. С войсками не было ни одного.
Нам удалось установить, что дорога охраняется парными патрулями. Для проверки пути почти через каждый час проезжает дрезина.
…За весь день никто из нас так и не уснул.
– Разве можно уснуть, когда под носом безнаказанно проходят вражеские эшелоны, — со злостью говорили товарищи.
– Каждому фрукту свое время. Придет и наш черед, — старался я успокоить товарищей, в то время как сам с нетерпением ждал наступления вечера.
Гнев охватывал нас при виде немецких эшелонов. Все, что в них находилось, несло смерть для наших товарищей, которые сражались на фронте. Надо было помешать этому.
К вечеру погода испортилась. С запада наступала черная туча. Подул ветер.
– Смотри, как рожь разволновалась, — сказал Костя. — Волна за волной. Совсем как «Девятый вал» Айвазовского.
– Придется нам выдержать шторм на суше, — сказал Саша Гольцов.
Ветер усилился. Пыль и сухая трава закружились в вихре. Пыльные столбы винтом вонзились в небо. На пересохшую землю, подымая облачка пыли, упали первые крупные капли дождя.
Только мы успели развернуть плащ-палатки, как вместе с новым порывом ветра залпом ударил сильный косой дождь. На мгновение поднялась пыль, но сразу же осела под тяжестью влаги. Молнии ослепительными стрелами рассекали горизонт. Тучи проносились у самой земли. Захватывало дух. Дышать становилось тяжело. Дождь захлестывал все сильнее. Земля не успевала поглощать выпадавшую влагу. Образовались лужи.
Мы промокли. Не спасли и плащ-палатки.
– Костя, смотри запалы не подмочи, — забеспокоился Гольцов.
– Что ты? Они ведь в упаковке, — отозвался Костя.
Резкие грозовые разряды перерастали в отдаленный рокот. Молнии стали блестеть не так ослепительно и реже. Бурный ливень сменился тихим, моросящим дождем. Это надолго…
День подходил к концу. Промокшие, мы с трудом разгибали онемевшие ноги.
Наступили сумерки. Не дожидаясь, пока закончится дождь, мы подошли к железной дороге. Проследовал эшелон на запад. Он состоял только из крытых вагонов. Но наше внимание привлек эшелон, который приближался с запада.
Предчувствие оправдалось. Эшелон был нагружен танками, орудиями и автомашинами. Горько было сознавать, что он пройдет невредимым до линии фронта. Но пройдет ли? На его пути еще много партизанских отрядов и диверсионных групп. Возможно, именно этот эшелон станет жертвой Коли Гапоненко. Его группа ушла ближе к Курску.
Всю ночь шли эшелоны с танками, артиллерией, автомашинами, грузами и войсками…
– Это же не только здесь. Наверное, по всем дорогам фашизм, как гадина, ползет по нашей земле, — возмущался Рыбинский.
Ночь была на исходе. Надо было возвращаться на наблюдательный пункт. Перед уходом Костя и Саша Гольцов заминировали дорогу.
К рассвету мы опять были на своем наблюдательном пункте – в татарнике. Вдруг послышался стук и грохот со стороны железной дороги. Нас удивляло, что нет характерного для паровоза пыхтения. Внимательно всмотревшись в ту сторону, мы увидели, что к месту, где заложена наша мина, стремительно приближается дрезина, а на ней два человека.
– Хоть бы не взорвались, — высказал Рыбинский мысль, которая беспокоила каждого из нас.
Но нашим желаниям не суждено было сбыться. Мы увидели короткую вспышку, на месте которой вырос высокий куст густой пыли, а вслед за этим послышался сильный взрыв. Неуклюже переворачиваясь, в воздух полетели куски шпал… Когда пыль рассеялась, дрезины и гитлеровцев на дороге не было.
Этот взрыв наделал много шума среди фашистов. Прибыла восстановительная бригада. Путь был исправлен примерно через полчаса, но еще долго не шли поезда, а гитлеровцы ползали по железнодорожному полотну, разыскивая мины, того и не подозревая, что виновники крушения сидят всего в трехстах метрах от железной дороги.
Мы подвели итоги наблюдения за сутки. Всего прошло пятьдесят два эшелона, из них на восток – двадцать семь, на запад – двадцать пять.
Наблюдение за следующие сутки дало примерно такие же результаты. Днем шли эшелоны с второстепенным грузом, ночью-с войсками и боевой техникой. Видимо, противник старался в лесных районах Белоруссии и Украины, насыщенных партизанами, пропустить эшелоны днем, а здесь, в степном районе, ближе к фронту, где опасность нападения партизан меньше, использовать ночь для скрытного сосредоточения войск.
Необходимо было сообщить эти данные своему командованию. Но прежде чем уйти, мы решили вторично заминировать дорогу.
С наступлением темноты группа отошла в сторону километра на два и подползла к железнодорожному полотну. Донеслась немецкая речь. Мы притаились. По насыпи протопали два немецких солдата. Как только стихли шаги патруля, на насыпь метнулись две тени. Это Костя и Саша Гольцов. Мы с Решетниковым лежим у насыпи и тщательно всматриваемся в ночь. Хлопцы работают быстро. Иногда доносится еле слышный стук ножа о камушки. Наконец две самодельные мины по четыре килограмма установлены.
– Готово, — коротко доложил Костя.
Мы направились к базе. В настроении товарищей чувствовался подъем. Моя душа тоже ликовала. Сделано хорошее дело.
Послышался стук приближающегося эшелона. Мы уже предвкушали успех. В моем воображении рисовалась картина, как эшелон летит под откос. Вагоны ползут один на другой и превращаются в щепки. Рвутся снаряды и бомбы. Факелом горят цистерны. Мы возвращаемся героями дня… Но получилось далеко не то, чего мы хотели.
Паровоз тяжело пыхтел, как бы жалуясь на непосильную тяжесть. «Ох, как тяжко!», «Ох, как тяжко!» Вагоны поддакивали: «Так-так-так», «Так-так-так». Да, действительно тяжко. Эшелон шел с танками и автомашинами. Мы с нетерпением ждали взрыва. Наконец ослепительная вспышка, вслед за нею взрыв. Что-то затрещало, зазвенело. Послышалось свистящее шипение. Судорожно застучали буфера вагонов, и все застыло. К нашему разочарованию, эшелон стоял на рельсах, и лишь паровоз, поврежденный взрывом, извергал клубы пара.
Поле осветилось десятками ракет. Стало видно как днем. Из танков открыли стрельбу не менее десяти пулеметов. Гитлеровцы выскакивали из вагонов, залегали за рельсами и открывали беспорядочную стрельбу из автоматов. Со стороны ближайшей станции послышалась стрельба, полетели в воздух ракеты. К месту взрыва спешила помощь.
Нам ничего не оставалось делать, как «лечь на обратный курс».
Народная поговорка гласит, что первый блин всегда комом. Но у нас получились оба блина комом. Не много ли? Сказалось отсутствие опыта в проведении диверсий. В первом случае мы неправильно выбрали время минирования, не учли возможности появления дрезины. Во втором случае неправильно выбрали место и метод минирования. Да и эшелон шел слишком медленно…
Наше возвращение было встречено с возбуждением и радостью. Всех интересовали результаты разведки. На базе мы себя чувствовали как дома. Все товарищи в сборе. Можно спокойно отдохнуть.
