Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака
— Огонь! — скорее произнес, чем крикнул Черноусов.
Пробудился лес. Огоньки выстрелов замигали между деревьями и над бруствером окопа. Янек слушал их грохот, выбирая цель для пулемета, но затем эти звуки пропали, раздался треск коротких очередей, и Янек всем телом ощутил ритмичное подрагивание своего «Дегтярева», похожее на трепетание вытащенной из воды рыбы. Янек видел пламя у дула ствола и красные черточки трассирующих пуль, которыми он сегодня утром старательно набивал магазины. Заметив, что красная нитка пересекла двигающийся силуэт и цель исчезла, он слегка отводил ствол и снова нажимал на спусковой крючок.
За спиной один за другим охнули два миномета, извергнув в небо свист. В верхней точке траектории свист затих, мины как бы замерли на мгновение, потом ринулись к земле, свистя еще более злобно, и треснули, разметав по поляне огненные брызги.
У орудийных стволов немецких танков загорелись язычки пламени. Отрывистые взрывы и свист заполнили просеку; срезанное дерево сначала наклонилось будто неохотно, а потом, падая все быстрее, рухнуло на землю.
Танки немцев продолжали приближаться. Они уже перестали быть бесформенными коробками. Янек видел перископ на лобовой броне. Сжатый в руках пулемет испуганно прострочил и замолк, выпустив последний патрон. Торопливо меняя магазин, Янек подумал: «Почему наши молчат? »
Слева ударила советская пушка, а секундой позже отозвался укрытый в окопе Т —34. На броне немецкого танка, выползавшего на просеку, сверкнули два огонька и погасли. Он продолжал двигаться вперед; но теперь беспрерывно, раз за разом, по нему били по очереди то гвардейцы, то Василий из своей башни. Неизвестно, после какого выстрела над танком взметнулось высокое пламя, заклубилось вверху, накрыло его колпаком из черной сажи. Горючее из разбитого бака брызнуло в стороны, и танк запылал гигантским факелом.
Свет залил всю засеку. Янек и Федор увидели два других танка, повернувших назад, и вприпрыжку убегавших гренадеров. Янек преследовал их огнем, короткими очередями останавливал их бег. В горящем танке начали рваться боеприпасы, башня сорвалась, упала на землю.
Старшина, пробираясь рядом, положил руку на плечо Косу и крикнул:
— Довольно, побереги патроны!
Не задерживаясь, он подбежал к танку и застучал прикладом по броне.
— Назад!
Танк задом выполз из окопа и, ведомый Черноусовым, отошел метров на сто в тыл. Рядом одновременно отходили пехотинцы, помогая артиллеристам тянуть орудие. У самого гребня высоты остановились около окопов и снова заняли позиции.
— Чего мы отступаем? Не понимаю, — спросил Янек у Федора.
— Погоди немного, скоро поймешь.
— Янек! Янек! — услышал он рядом голос Григория.
— Я здесь. Что случилось?
— Ничего. Василий приказал узнать, где ты. Шарик беспокоится, скулит, зубами за ноги хватает. Иди в танк.
— Я тут останусь.
— Я так и думал. Я тебе новые магазины принес. Давай пустые, я набью их, а то нудно мне сидеть без дела и смотреть, как вы деретесь.
Едва Саакашвили исчез в темноте, заговорила немецкая артиллерия. Она вела огонь не по всему лесу, как до этого, отыскивая цели, а сразу обрушила его на передний край. От снарядов оставались глубокие воронки, деревья вырывались с корнями из земли, вершины сосен падали, как срезанные.
Огневой налет длился минут пять, а может, и десять (время в бою бежит неровным шагом), и снова у противоположной стены леса появились танки, снова двинулась за ними цепь гренадеров, поливая перед собой пространство свинцовым дождем. Когда от оставленных гвардейцами окопов их отделяло несколько десятков метров, когда разорвались первые брошенные немцами гранаты, засада ответила огнем с нового места. Снова танкисты и артиллеристы били попеременно, словно молотом по наковальне, и подожгли еще один танк.
Минуту спустя пламя ослепило Янека, близкий разрыв швырнул его на дно окопа. Он поднялся, смахивая с глаз песок. Орудие гвардейцев молчало, слышно было только пушку Семенова. На границе просеки с засекой появился еще один танк с длинным пушечным стволом. Янек увидел его и узнал в нем «пантеру». Короткой очередью он сразил две тени, бежавшие рядом. В то же мгновение на лобовой броне «пантеры» сверкнул огонь и погас. Танк резко повернулся на месте, тут же получил еще один бронебойный снаряд от Василия и замер.
Кос смотрел в ту сторону, ожидая, когда этот танк загорится, но пламя не вспыхнуло. Зато он увидел, как поднялась крышка и из люка быстро выскочил гитлеровец и спрятался за броней. Янек понял, что теперь нужно де-1лть, и прижался щекой к прикладу пулемета. Второй и третий фашисты появились одновременно и тут же упали, прошитые очередью. Четвертый вылез через нижний люк и исчез за пнем, но не выдержал, бросился бежать и упал после выстрела Янека. Пятого Кос не увидел. Может быть, оп убежал раньше, а может, остался в танке.
Атака захлебнулась, все утихло. Бойцы снова продвинулись вперед, на прежние позиции; сначала — пехотинцы, потом — танк Василия. Тут же принялись откапывать засыпанные ходы, осторожно оттаскивали нападавшие толстые ветки, чтобы не затрудняли обзор впереди. Трое солдат остались около разбитой пушки, чтобы похоронить артиллеристов.
Месяц торопливо уплывал на запад. Холодные струи воздуха, опускавшиеся сверху, и влажный запах трав подсказывали Янеку, что рассвет близок.
С противоположной стороны засеки простучала очередь, потом где-то намного левей бабахнула танковая пушка, и снова стало тихо. Даже самолеты, казалось, задремали на аэродромах: небо было пустынное и в нем ни одного звука. За бором догорал пожар.
Старшина подошел к Янеку, прислонился спиной к стенке окопа и закурил толстую самокрутку, пряча огонь в руке. Делая затяжку, он наклонял голову, и тогда Кос видел его лицо, освещенное снизу красным светом цигарки.
— А я тебя в темноте и не распознал. Как все-таки мундир меняет человека. Это уже Федя, телефонист, сказал мне, что знакомого встретил. Значит, настоял на своем? Решил попасть на фронт и попал. — Старшина привычным движением руки пригладил усы. — Я тебе говорил, помнишь, чтобы ты во все глаза глядел, как на фронт прибудешь. Гора с горой не сходится, а человек с человеком... Ну а отца еще не нашел?
— Нет, не нашел... О вас я тоже ни у кого не мог спросить. Я ведь даже вашей фамилии не знал.
— Черноусов моя фамилия. Запомнить легко: усы у меня на самом деле светлые, а по фамилии черные. Расскажи-ка о себе, как живешь, как воюешь.
Янек начал рассказывать об экипаже, о бригаде.
Впереди них небо сделалось темно-синим, а сзади хотя и не начало розоветь, но стало понемногу проясняться, приобретать теплые тона. И тут Янек услышал, как люк танка открылся и кто-то спрыгнул на землю. Он пригнул голову и посмотрел — снизу было лучше видно.
— Гражданин поручник, я здесь, — отозвался Янек, узнав по движениям Василия.
— Янек? Где старшина?
— Я здесь.
— Знаете, мне кажется, стоит посмотреть, что в этой «пантере». Может, удастся чем-нибудь воспользоваться.
— Ясно, товарищ поручник. Сейчас скажу нашим, чтобы случайно не постреляли.
— Хорошо... Пойдешь со мной, Янек. Подползем. Я первый, ты за мной следом.
— Я первый. Я лучше это умею в лесу.
— Ну ладно. Только будь осторожен.
Обойдя свой танк, они стали осторожно красться от дерева к дереву. Добравшись до засеки, легли на землю и некоторое время прислушивались.
Подбитый танк неподвижно чернел в каких-нибудь ста метрах впереди них. Видно было высокую корму, разбитую внизу и задранную вверх, часть повернутой башни, а рядом с танком свернувшуюся, как уж, гусеницу. Немного ближе чернели два вырванных из земли пня и воронка от артиллерийского снаряда.
Янек, чуть приподняв голову, внимательно осматривал местность. Он уже решил, как будет ползти через заросли папоротника, минуя воронку слева от деревьев. Он обернулся и подал знак Василию. Поручник кивнул головой: можно продвигаться.
Янек отправился в нелегкий путь. Держа левой рукой за ствол ручной пулемет, он подтянул колено правой ноги под себя, выбросил вперед правую руку, затем медленно перенес на нее всю тяжесть тела и снова повторил то же движение, только теперь поджал под себя левую ногу, вытянул вперед левую руку с оружием, перенес вес тела на левый бок. Таким способом он преодолел полметра из ста.
Он полз медленно, не торопясь, но ритмично и упорно, так, как учил его Ефим Семенович, когда они подкрадывались к выслеженному зверю на склонах горы Кедровой. Янек ощущал поверхность земли всем телом, выбирал места поровнее, избегая прижимать сухие сучья, которых в лесу всегда много и которые всегда ломаются ночью с громким треском, похожим на выстрел. Он старался сильнее прижаться к земле, голову почти не поднимал. Росистые стебельки травы лизали его в щеки своими влажными язычками.
