Яков Порохин - Крепость не сдается
— Степан Викторович тебя разыскивает, — быстро заговорила. — Иди в кинобудку, он придет туда.
«Раз Голубцов разыскивает, значит, важное дело», — обрадовался Володя.
И действительно, Голубцов сообщил Володе о митинге.
— Часа за полтора до сеанса в клуб соберутся наши люди, — тихо говорил он. — Мы проведем митинг. Как только появятся белогвардейцы, Лена даст тебе знать. Туши свет и сразу же начинай кино. А мы в это время потихоньку уйдем. Ясно?
— Все ясно, Степан Викторович, — возбужденно ответил Володя. Наконец-то и ему поручили серьезное задание!
…И вот уже просторный зал бывшего Народного дома начали заполнять шахтеры. Кое-кто из них знал, что вот-вот начнется митинг, и настроение у горняков было праздничное и вместе с тем напряженное: как пройдет митинг?
Голос Василия Яковлевича Екимова Володя Вдовин услышал не сразу. Шум в зале утих, до Володи донеслось:
— …Собрались мы сюда сегодня не случайно. Ровно год назад совершилась революция, давшая свободу всему народу России! И пусть временно власть на Урале принадлежит не нам, но мы уверены, что недалек день, когда и над копями взовьется красный наш флаг! От имени подпольного комитета партии большевиков я призываю вас завтра, 7 ноября, начать забастовку против увеличения рабочего дня, за повышение заработной платы, за снижение цен на продовольствие. Поздравляю вас с праздником! Да здравствует Советская власть!
Радостно отозвались шахтеры на призывные слова Екимова.
— Беляки! — влетела в кинобудку Лена, и Володя быстро погасил свет, включил аппарат. На экране замелькали смутные тени.
Володя не знал, что в темноте Екимов и Голубцов уже шли к запасному выходу, возле которого ждали их Степан Демин и Еремей Берсенев. Около дверей к ним пробился и Константин Рогалев.
Другими путями, через главный выход, проскользнули из клуба Леонид Горшков и Илья Петряков. Они едва не натолкнулись на солдат, но вовремя свернули в механический цех и оттуда спустились в разрез. Постовые у главного входа, Набережный и Хуснутдинов, давая возможность всем подпольщикам скрыться, держали дверь, не пуская солдат. Но белогвардейцы ворвались в зал. Навстречу им хлынули шахтеры. Набережный и Хуснутдинов успели скрыться в мелком кустарнике.
И. В. Петряков.
Володя продолжал показ кинокартины. Лена Овечкина крутила ручку аппарата. Внезапно распахнулась дверь кинобудки, ворвались два дюжих белогвардейца. Один из них схватил Володю за воротник пиджака, оттащил от аппарата. А по крутой лестнице вверх уже бежали солдаты. Володю и Лену связали и повели в штаб.
Норенберг внимательно посмотрел на Лену и Володю, прочитал листовку, которую подал ему фельдфебель.
— У них нашли? — кивнул Норенберг на Володю и Лену.
— Никак нет-с, — вытянулся фельдфебель. — В зале. Кто-то в темноте разбросал эти бумажки.
— Ну-с, Вдовин, — остро глянул поручик. — Как же так случилось, что потух свет, когда наши солдаты вошли в зал?
— Извините, я же не знал, я просто начал показывать кино. Вот и ее спросите, она все время была со мной. — мотнул головой на Лену.
— Спросим, — усмехнулся Норенберг. — В свое время спросим. А не кажется ли вам, молодой человек, подозрительным…
Стремительно вошел урядник Топилин, что-то сказал Норенбергу, тот поморщился.
— Хорошо, иду. Допроси-ка этих. И если что… Сам знаешь.
Урядник молодцевато козырнул, указал Володе и Лене на дверь.
— Ну-ка, живо! У меня вы заговорите!
Однако в своем кабинете лишь спокойно спросил:
— Достукались? Сколько тебе, Вдовин, лет?
— Семнадцать, — помолчав, ответил Володя.
— Ну, тебе-то я знаю, сколько, — посмотрел Топилин на Лену. — Давно на заметке у нас. Думаешь, неизвестно, почему ты крутишься возле солдатской казармы? Что же с вами делать?
Топилин задумчиво смотрел на них.
— Ладно, — сказал он, наконец. — Разукрашу я вас не очень больно, конечно. Одежонку в лохмотки превращу. Ночью поручик придет проверять, чтоб кровь с лица не вытирали.
Ночью в амбар, где лежали Володя и Лена, пришли Норенберг и Топилин.
— Пришлось малость подучить их, — весело сказал Топилин, осветив фонарем ребячьи лица. — Толку мало. Бестолочь зеленая. Им не в большевиков играть, а в куклы. Выбросить на улицу, так считаю, чтоб дома родители еще всыпали.
Норенберг хмуро мотнул головой и вышел в сопровождении Топилина. Лена слышала, как он сказал:
— Через часок-другой дай им еще припарку, чтоб не повадно было к нам попадать, и выгони.
Через полчаса Топилин вернулся.
— Шпарьте домой, — открыл настежь дверь. — Да больше не попадайтесь. Передайте Горшкову, что держались молодцом. Ну, живо!
Норенбергу некогда было заниматься Володей и Леной. Позвонил из Челябинска Агапов:
— Усильте караулы на шахтах, следите, чтобы не вывели из строя оборудование. Генерал Сахаров не забывает вашего подарка десяти вагонов угля большевикам. Оправдайте его доверие на этот раз, сумейте с утра организовать работу в шахтах. Принимайте любые меры, расстреливайте тех, кто руководит сопротивлением.
Норенберг заверил Агапова, что все будет в порядке, но сам в этом не был уверен. Уже с вечера патрули несколько раз обстреляли неизвестных, расклеивавших листовки с призывом отметить годовщину революции забастовкой. Пронизывающий ветер загонял солдат в дома, к теплу, и этим пользовались подпольщики, листовки появлялись даже на доме управляющего копями Попова.
Около одиннадцати часов вечера по проулку, ведущему к шахте «Александр», шли Настя и Максим Филиппович. Леонид с Ильей, не теряя их из виду, шагали позади.
Шли молча. Семенов с жалостью поглядывал на Настю: несколько часов назад сообщили, что беляки арестовали ее отца. Почему? За что?
— Возьми-ка, — подал в темноте Максим Филиппович Насте кулечек. — Здесь канифоль. Леня передал. Чтобы руки не скользили, когда полезешь на копер.
И опять идут вперед. Рослый, плечистый Максим Филиппович опирается на посох. Со стороны можно подумать, что идут дедушка с внучкой. Однако посох — это древко флага, полотнище которого спрятано у Семенова за пазухой. На полотнище надпись «За власть Советов!»
Шахта «Александр» — совсем недалеко от белогвардейского штаба. Высокий деревянный копер и сейчас угадывался в темноте на фоне неба, а днем был виден далеко окрест.
Первый владелец шахты, купец Иван Ашанин, назвал ее так в честь своего первенца-сына, и не случайно выбрал для копра высокое место: пусть сын продолжает дело отца и возвышается в делах над многими.
У конца проулка Настя и Максим Филиппович остановились, подождали Горшкова и Петрякова. Дальше начиналась территория шахты.
Бесшумно подошли Леонид с Ильей. Все выжидающе замерли. Тихо.
— Пора! — шепнул Горшков.
Настя и Максим Филиппович двинулись к копру. Леонид и Илья залегли возле забора, держа наганы наготове.
Вот и копер. Со свистом воет ветер в его ажурных сплетениях, зловеще темна деревянная громада. Максим Филиппович быстро и ловко прикрепил полотнище к древку, подал Насте.
Взбираться почти что по отвесной стене копра очень трудно. Настя ползет, цепляясь за малейший выступ, и вскоре ощущает, какими липкими от крови стали пальцы. Под ногти впились занозы. Вцепившись распухшими пальцами за выступ доски, сделала еще одно усилие и оказалась на небольшой крыше копра. Прикрепить древко к шпилю копра было делом нетрудным. И Настя вдруг почувствовала страшную усталость. Ей казалось, что башня копра качается под ее ногами. Настя судорожно схватилась за шпиль и медленно, начала сползать с крыши. Еще один шаг вниз, еще и еще. Теперь каждое прикосновение пальцев к деревянной обшивке копра отдавалось болью во всем теле. Наконец ноги почувствовали землю, и Настя скорее упала, чем встала на нее.
— Все… — прошептала она Максиму Филипповичу, пытаясь подняться, но тот прижал ее к земле.
— Тихо!
На той стороне, где скрывались Горшков и Петряков, слышался громкий разговор.
— Патрули! — прошептал Семенов. — Неужто видели, как ты сползала?
Голоса удалялись. Настя и Максим Филиппович поползли по стылой заснеженной земле, потом встали и торопливо зашагали к забору, где притаились Леонид и Илья. А позади их, на самой верхушке копра, трепыхался советский флаг.
Утром на заборах, на стенах домов, на столбах — всюду висели листовки.
«Шахтеры! Не выходите сегодня на работу. С седьмого числа объявляется забастовка в честь первой годовщины пролетарской революции! Да здравствует рабоче-крестьянское правительство! Да здравствует вождь пролетарского народа В. И. Ленин!»
Заметались казаки и солдаты, скоблили листовки со стен и заборов, но листовок было много, словно тысячная армия подпольщиков расклеивала их всю ночь. В бессильной злобе кусал ногти Норенберг. Бешенству поручика не было предела, когда доложили, что возле копра шахты «Александр» собралась огромная толпа шахтеров, женщин и детей. На шпиле копра алой зарей полоскалось красное знамя. Попытки взобраться на копер не дали результатов — обшивка его за ночь сильно обледенела.
