Иван Новиков - Руины стреляют в упор
Слушали все внимательно и беспрестанно дымили цигарками.
— Откройте, пожалуйста, форточки, — попросил Славка. — И меньше курите, товарищи. Дышать нечем...
Бывалый сообщил, что отряд захватил в одном немецком гарнизоне небольшую пушку — она очень пригодится при разгроме гарнизонов, но ее нужно отремонтировать. Вот бы найти хороших мастеров.
— Ну, это не проблема, — спокойно заметил Славка. — Хороших специалистов мы дадим вам столько, сколько нужно. Было бы что ремонтировать...
— Кроме того, нам очень нужно типографское оборудование, — продолжал Бывалый. — Фашисты распускают по деревням самые невероятные слухи о положении на фронтах. Этой брехне необходимо противопоставить большевистскую правду. Но без вашей помощи мы не сможем оборудовать типографию.
Из информации Бывалого перед подпольщиками возникало много задач. Члены горкома задумались.
Первым взял слово Степан Заяц:
— Недавно у меня был Саша Макаренко, комиссар отряда Василя Воронянского, что на Логойщине. Он тоже просил нашей помощи. Саша, правда, не обижался на недостачу людей. Железнодорожная организация направила ему свыше ста человек. Но он просил медикаментов и листовок. Значит, вопрос, поставленный товарищем Бывалым, выходит за рамки одного отряда. Нам, горкому, нужно хорошо продумать меры помощи всем отрядам, действующим вокруг Минска.
Его поддержал Володя Омельянюк.
— Я целиком согласен со Степаном Ивановичем, — сказал он. — Мне также довелось готовить людей в отряд «Дяди Васи». Желающих очень много. Но мы не имеем права посылать всех, кто пожелает. Это могут использовать враги и заслать в партизаны свою агентуру. Нужно установить персональную ответственность подпольщиков за рекомендованных в отряды людей.
— Замечание справедливое, — поддержали члены горкома.
— Здесь товарищ Бывалый говорил о типографском оборудовании, — продолжал Володя. — Я нашел новую возможность добывать шрифты. Правда, дело это нелегкое, но через некоторое время мы будем иметь все необходимое для выпуска листовок. Позаботимся о том, чтобы обеспечить типографией не только Ничипоровича, но и другие отряды... А пока листовки лучше печатать в Минске.
Выслушав членов комитета, Славка подвел итоги:
— Просьбу двести восьмого отряда, по-моему, мы можем удовлетворить сегодня почти полностью. После заседания я дам Бывалому адреса явочных квартир, где он получит два котла для приготовления пищи, теплую одежду, медикаменты. Сахарина у нас нет, но мы можем дать деньги, чтобы закупить его на рынке... Никто не возражает?
— Какие могут быть возражения? — удивился Ватик. — Дело святое...
Когда первый вопрос обсудили, Бывалый поднялся, чтобы пойти, но Славка остановил его:
— Сядьте, товарищ Бывалый. Теперь будем решать общие дела, — может, что-нибудь посоветуете. Мы наметили создать еще один отряд для Узденского района. Командиром назначен капитан Никитин. Давайте заслушаем его, как идет подготовка для отправки отряда в лес.
Никитин сидел тут же, в уголке, и, когда его назвали, по военной привычке поднялся и стал по команде «смирно». Бывалый присмотрелся к нему.
В этом крепком, чубатом человеке с резкими, грубоватыми чертами лица он почувствовал не только военную дисциплинированность, но и светлый ум. Говорил Никитин коротко, только о самом существенном, избегая мелочей. Из его доклада вытекало, что костяк будущего отряда уже готов. Со всеми людьми, которых подпольные организации рекомендуют ему, он уже разговаривал. Правда, людей еще не так много, но для начала хватит. Нужны документы, чтобы вывести их за город. Никитин просил поручить это дело железнодорожникам, пусть подвезут хотя бы до Негорелого, а там можно и пешком добраться... Если не весь отряд, то хотя бы часть...
— Подчеркиваю, — сказал в заключение Никитин, — из города мы берем только костяк отряда, расти думаем за счет местного населения.
— Раздобыть документы поручим Ватику, — сказал Славка. — С железнодорожниками я посоветуюсь, — может, сумеем перебросить часть людей на паровозах. А пока что нужно заняться подготовкой. Во-первых, необходимо усилить добычу оружия. Во-вторых, все, кто собирается в отряд, должны достать теплую одежду. И мы обязаны помочь им в этом. Я, в частности, берусь кое-что достать из гетто.
В заключение Константин Григорьев проинформировал, как готовится к отправке в лес партизанский отряд под командованием капитана Асташонка.
Расходились довольные. Подполье развертывало свою деятельность. Вступали в бой не смельчаки-одиночки и не маленькие, изолированные группки, а боеспособные партизанские отряды, созданные партийной организацией, подчиненные ей.
Город, в котором до сих пор слышались только редкие выстрелы, вставал на великую организованную борьбу.
Казалось, зима, разбуженная орудийным гулом, пришла в ярость и мстила всему живому. Она душила лютыми морозами, засыпала землю огромными, как горы, снежными сугробами. Немцы жаловались, что природа действует в сговоре с большевиками...
Но тяжело было не только фашистским воякам. В холодных, нередко полуразрушенных домах ютились голодные семьи советских воинов и партизан. Маленькие дети мерзли, просили ослабевшими голосами:
— Мамочка, есть!.. Мамочка, хлеба...
А где мать могла взять этот кусочек хлеба? Весь хлеб — у врага. Даже тем, кто работал на предприятиях, фашисты выдавали считанные граммы.
Из подпольного горкома партии передали распоряжение: принять все меры к тому, чтобы обеспечить продуктами семьи советских воинов, партизан и эвакуированных на восток рабочих.
Руководители железнодорожной парторганизации собрались на совещание. Думали и спорили, вносили много предложений и тут же отклоняли их, как нереальные.
— Шуточки — прокормить сотни семей! — взволнованно говорил Степура. — Для своей группы и то еле добываем кое-что. Вон Балашов сколько раз ездил в Городею? Даже хворым прикидывался, чтобы освободиться на это время от работы. Да и то сказать — сколько один человек может привезти? Нужно придумать что-то другое, более существенное.
— Знаете, что я скажу? — вдруг подхватился Кузнецов. — Давайте посоветуемся с Федором Живалевым, с Боровиком, Смоленским. Поручите это мне. Есть у меня одна мысль, и, если они поддержат, хлеб будет...
— Действуй, — не возражал представитель горкома. — Только откладывать на долгое время нельзя — дети пухнут с голода.
После смены Кузнецов встретился с Живалевым. Разговаривали, ничего не тая друг от друга. Машинист водокачки Живалев — коммунист, человек очень энергичный. Бездеятельность мучила его. Уже давно он просил Кузнецова:
— Поручите мне какое-нибудь дело. Не моту сидеть и смотреть, как эти клопы ползают по нашей земле... Душить их хочется...
— Подожди, не горячись, — успокаивал его тогда Кузнецов. — Дело будет, да еще и не одно. В наших условиях без выдержки легко голову потерять...
Теперь он напомнил Живалеву о их прежнем разговоре и разъяснил распоряжение горкома партии.
— Ты можешь хорошо помочь организации, — сказал Кузнецов. — На водокачке есть большие запасы горючего и топлива. Меняй их крестьянам на хлеб и продукты. Конечно, это нужно делать осторожно, чтобы не провалиться. Помни, речь идет о здоровье и даже жизни многих детей.
Живалев не колебался:
— Согласен. Только пусть хлопцы найдут крестьян, которые пойдут на такой рискованный обмен. Ведь и тому, кто даст продукты, грозит опасность не меньшая, чем мне.
— Об этом мы позаботимся. Если машинисты будут выезжать за город, то найдут надежных людей. Партизан попросим, они помогут.
Спустя несколько дней на товарную станцию приехала подвода с хлебом, крупой, мясом, салом. Она остановилась неподалеку от водокачки. Приезжий зашел в дежурку, поздоровался с Федором Живалевым, как с родственником, завел длинный разговор о деревенской жизни, о хозяйственных делах. Потом крестьянин поехал с керосином и бензином к знакомым горожанам на ночлег, а Живалев потащил свою ношу с частью привезенных продуктов на явочную квартиру.
А назавтра руководители организации распределяли продукты среди тех, кто наиболее в них нуждался, кому грозила голодная смерть. Несколько раз Живалев передавал бензин Балашову, когда тот ехал в Городею, и Балашов менял там горючее на продукты.
Однажды Живалев, сдав очередную выручку, вернулся на водокачку. Мороз пробирал до костей. В маленькой, тесной дежурке было тепло, уютно. Федор долго хлопал руками, согревая окоченевшие от холода пальцы. Потом спросил своего бригадира Смоленского, принявшего дежурство:
— Ты не знаешь, когда прокладывали нашу сетку от Свислочи к водокачке?
— Лихо ее знает. Видно, при царе Горохе. Она еле держится.
— Вот в том-то и дело, что еле держится, а все держится. Не лучше ли было бы, чтоб не держалась?
