Игорь Никулин - День независимости. Часть 2
По телевидению и в газетах появлялись предупреждения и фото наемника, в милицию поступали тысячи звонков, и на каждый приходилось реагировать. Журавлева видели на Речном вокзале, на станции Москва-товарная, в парке на Филях и в Раменках. Вроде бы видели, а вроде бы и нет. Разыгрывалась та же массовая истерия, что и неполный год назад, когда в столице взрывали дома чеченские диверсанты.
Сеть раскинута по всей Москве, но Сажин чувствовал: преступник просочился сквозь ее ячейки. Он здесь, в многомиллионном городе, и пока затаился. До поры, до времени. А времени оставалось мало.
48
Москва. 12 июня.
7 ч. 30 мин.
Будильник настойчиво трезвонил. Оторвав голову от подушки, Васильев, вгляделся в расплывающиеся цифры, пересилил себя и, осторожно убрав с груди руку жены, поднялся. Она даже не проснулась.
Отключив звонок, он замер у полки с прислоненной к книгам, выцветшей от времени фотографией, задумчиво глядя на двух молодых солдат, беззаботно улыбающихся в объектив камеры.
В плохом настроении он ушел в душ, костенея под ледяными струями воды. Обтираясь полотенцем, бросил взгляд на зеркало, в котором отражался рано седеющий мускулистый мужчина с печальными глазами, коснулся пальцами старого пулевого шрама на плече.
«А случись столкнуться с Журавлем, узнал бы меня или нет?.. Наверное, нет. Слишком много воды утекло…»
Он действительно сильно изменился за четырнадцать лет. Где тот худощавый парнишка, с трудом подтягивающийся на турнике и умирающий на марш-бросках, на котором обмундирование висело, как на вешалке?.. После ранения он дослуживал в Союзе; демобилизовавшись, устроился на работу в казавшийся тогда экзотическим ОМОН, куда афганцев принимали с распростертыми объятиями. Он был и рядовым бойцом, и, отучившись в Школе милиции, поднялся до командира взвода. Успел повоевать в горячих точках, то и дело вспыхивающих на Северном Кавказе, отличился в Чечне, и на груди его уже не умещались награды…
«Да, много прошло времени.»
Пока закипал чайник, он упал на пол и десяток раз отжался в стремительном темпе. Почувствовав, как горячая кровь загуляла по мышцам, полный сил, он запрыгнул на перекладину самодельного турника…
Наскоро перекусив вчерашними бутербродами, Васильев оделся: но не в привычную за месяц усиленной, без выходных и проходных, службы, черную форму с желтой нашивкой «ОМОН», а в гражданскую одежду. Джинсы плотно сидели на нем, как влитые. Безрукавка с трудом сходилась в плечах, и нити на швах подозрительно потрескивали при неосторожном движении.
Откинув тюлевую занавесь, он вышел на балкон. День обещал быть жарким. Утреннее небо кристально чисто, ни облака. Воздух успел прогреться, и в нем уже нет ночной прохлады.
Со вздохом, он напялил на майку «оперативку», облачился в джинсовую куртку, представляя, как тяжко в ней придется днем, и вышел на площадку.
* * *— Еще раз напоминаю, какая ответственность возложена на нас…
Командир Отряда полковник Подберезкин расхаживал вдоль строя, заложив руки за спину. Выстроившийся личный состав напоминал пеструю толпу, и никак не воинский контингент. Человек десять лишь были в форменной одежде — снайпера, которым предстоит занять позиции на крышах окрестных к Театральной площади домов и оттуда отслеживать обстановку. Остальным придется работать в среди митингующих, что называется «методом личного сыска».
— От нашей бдительности зависят жизни тех, кто соберется на митинг. И не важно, кто эти люди, и каких политических пристрастий. Это наши с вами сограждане, и это наша с вами работа, за которую мы получаем деньги. Не допустим прокола… Командиры на месте доведут расстановку и поставят задачу.
Рассадив взвод в автобусе, Васильев проверил под мышкой кобуру с пистолетом снова задумался.
На душе было тошно от того, что ловить придется не кого-то, кого он никогда раньше не знал и дальше знать не будет. Когда он впервые увидел ориентировку с фотографией Семена, у него задрожали руки. Журавлев почти не изменился. Разве что лицо приобрело оттенок какой-то матерой закоренелости, да прибавилось морщин. Потрепала, знать, его судьбина после Афганистана.
Жизнь сволочная штука. Когда-то Журавль ходил с ним на боевые, прикрывал спину, и в бою, рискуя под душманскими пулями, раненого выволок из-под огня… Жизнь раскидала их по разные стороны баррикад, и теперь ему, в благодарность, предстоит надеть наручники бывшему однополчанину.
«Что же произошло с Семеном?.. Почему именно он?»
… Автобус их высадил на Лубянке. Часть бойцов Васильев распределил по соседним дворам, блокируя выходы к площади. С оставшимися направился к собирающейся у трибуны толпе, над которой развевались российские знамена…
49
Москва. 12 июня. Ул. Мясницкая, 16.
11 ч. 20 мин.
— Пора, Николай.
Непривычно трезвый, выбритый до синевы и переодетый в новые брюки, идеальной белизны рубашку и бирюзовую ветровку, Колян поднялся с дивана. Ему было не по себе. Он уже успел пожалеть, что спьяну согласился на предложенную постояльцем затею, но отказаться не смел. Полторы недели он жил, как сыр в масле катался, не имея проблем с выпивкой и продуктами. В кармане в кои-то веки появились деньги.
«За все надо платить».
— Можно я чуть-чуть тяпну? — попросил он Журавлева. — Для храбрости.
— Смеешься? С запахом тебя менты слутошат задолго до площади. Все усилия коту насмарку.
«Ну и хрен с тобой! — обозлился Колян.
Взяв кейс, он направился в коридор.
— Ни пуха тебе, — на пороге пожелал Семен.
Колян еще раз чертыхнулся и сбежал по ступеням…
Оставшись один, Журавлев нервно заходил по комнате.
Началось! Сейчас алкоголик уже должен выйти из подъезда и спешит навстречу демонстрантам. С чемоданом в руке, в котором отсчитывает минуты таймер. Он выставил его ровно на полдень и — мало что может произойти непредвиденного? — подключил второй взрыватель. Попробует Колян по вороватости или из любопытства открыть его, и бренные его останки придется собирать по всей Москве. Страшный джин, заточенный в стеклянную колбу, будет выпущен на свободу…
Последствия такого варианта менее впечатляюще, чем при благоприятном исходе. Но, с другой стороны, обещанное он выполнит. Взрыв в самом сердце столицы, повлекший большие человеческие жертвы… Чеченцам его будет не за что упрекнуть!
Как бы там ни было, до завтрашнего дня он отсидится в этой берлоге. Пусть спецслужбы рвут и мечут…
А потом, под шумок, уберется и он.
50
Москва. 12 июня. Театральная площадь.
11 ч. 41 мин.
… Еще издали доносилась до слуха усиленная динамиками страстная речь оратора. Вывернув из-за угла, Колян увидел огромную толпу, наводнившую площадь, и сбавил в нерешительности шаг.
Журавлев ошибался, считая, что здесь соберутся только приверженцы демократии, и никого более. Сбоку от трибуны, оцепленной громилами из президентской охраны, шумели старушки из «Трудовой России», развернув транспарант, призывающий восстановить СССР. В стороне от них — кучка молодых людей с обвисшими на древках голубыми полотнищами с символикой ЛДПР…
Митинг собрал людей разных политических взглядов, и партийных вождей, для которых появился лишний шанс засветиться перед избирателями. Взаимные упреки, обычные между лидерами фракций в Госдуме, сейчас улеглись. Сменяя друг друга у микрофонов, они пели дифирамбы недавно избранному Президенту, представляя его человеком, вокруг которого сплотится нация. Время от времени толпа разражалась то негодующими, то одобрительными возгласами.
С сиреной и мерцанием проблесковых маячков на Театральную въехал президентский кортеж. Выскочившие на дорогу телохранители открыли дверь бронированного лимузина, и сердчишко в груди Коляна екнуло. В окружении ближайших соратников к трибуне шел сам Президент.
Набираясь мужества, Колян потоптался на обочине, и, собравшись с духом, вклинился в толпу…
* * *Наблюдающий за митингом с крыши соседнего здания, снайпер давно приметил странного мужика, мявшегося с дипломатом за цепью милицейского оцепления.
Взяв его на перекрестие прицела, он не сразу понял причину внезапно возникшей тревоги.
В поведении мужика сквозила неприкрытая нервозность. Он то порывался примкнуть к митингующим, то… что-то останавливало его. Да и одет он странно; точнее, странно смотрелась хорошая одежда при откровенно пропитой внешности. По лицу видно, не дурак он выпить, если не пьет запоем. И при этом одет явно с чужого плеча, и дипломат не идет к опухшей от пьянок, хоть и выбритой физиономии.
Но приметы… Комплекцией он отличается от предполагаемого террориста, и годами. Как минимум лет на восемь старше…
