Игорь Болгарин - Расстрельное время
— Чем, чем?… — стушевался оратор. — Известно, чем…
— Землю ещё в семнадцатом обещали раздать, а где она? — пришел на помощь грамотею кто-то из его окружения.
И посыпалось.
— Последнее из амбаров выгребают!
— Продотряды, заградотряды!
— Слух прошёл, коммунии затеяли.
— У их там всё обчее, даже бабы.
— Я свою отдал бы в коммунию, можа мне каку помоложее выпишуть, — осклабился своим беззубым ртом дедок.
— Тихо! — придя на помощь Кольцову, вновь повысил голос Каретников. — Шутки в таком деле не принимаю. Я и сам, если по делу, могу пошутковать. Если вы с Сибири до нас за землёй пришли, то вон за Сивашом Врангель. Он ещё летом манифест насчет земли объявил.
— Врангель нам не подходит. Он не задаром — продавать её будет. А кто купит? Известно, богатеи. Тот же помещик.
— Всё знаете, а дураки! — сказал Каретников и, выждав, когда все смолкнут, перешел на доверительный тон. — Хочу открыть вам один секрет. Это уже без всяких шуток. Малость вы опоздали. Чуток бы раньше, приняли бы вас до себя с дорогой душой. А сейчас — всё! Лавочка закрылась!
— Это как же ваши слова понимать?! — в недоумении выкрикнул грамотей. — Как отказ?
— Правильно понимаете. Дело в том, шо теперь мы с большевиками, як родные братья. За одно обчее дело воюем. Договор с ними заключили. Нерушимый. Все равно, як клятву.
Мужики вновь загудели, горячо обсуждая между собой эту новость, и двинулись к столу, обступили его.
— И шо вы мне предлагаете? Принять до себя дезертиров? — спросил Каретников, вглядываясь в их лица. — Нарушить клятву?
— Нам никак нельзя назад! — в отчаянии сказал грамотей. — Даже, можно сказать, невозможно!
— Ну и як мне в таком разе быть? Вас к себе принять не могу, не имею никакого такого права. А до большевиков вы не хотите возвертаться. Вот и подскажите мне, як поступить, ничего более подходящего не могу для вас придумать.
— Не подскажем! Знаем только, что нет у нас обратной дороги! — принял на себя ведение переговоров молодой высокий мужчина с впалой грудью и побитым оспой лицом. Он легко отодвинул в сторону прежнего оратора, словно смахнул со стола ненужную бумагу, и приблизился к Каретникову. Голос у него был низкий, и говорил он неторопливо, но весомо: — Среди нас много революционеров, есть и сибирские анархисты. Мы с вами люди одной крови. Если вы революционеры, как называете себя в своих листовках, то должны нас принять. Но дело даже не в этом…
— Так в чём же? Растолкуйте!
— Мы — всего лишь делегация. А неподалеку отсюда, в Строгановке, вашего ответа ждут ещё около тысячи человек. Уходя от большевиков, мы крепко хлопнули дверью: разоружили своих командиров, расстреляли политкомиссаров. Вы думаете, они простят нам это?
В горнице стало тихо.
Задачка оказалась не из простых. Возвращение грозило всем им расстрелом. Иного не могло быть во фронтовых условиях.
Мужики тихо, с какой-то отчаянной надеждой смотрели на сидевших перед ними Каретникова, Гавриленко и Кольцова. Но их лица были непроницаемые и бесстрастны. Каждый из троих по-своему пытался решить эту сложную головоломку, но её разгадка всё никак не приходила никому из них на ум.
Каретников, отличающийся в делах твердой решительностью, может быть, впервые был поставлен в такое сложное положение. Он понимал, что иного выхода, кроме как принять их в свою армию, у него нет. Но ведь это прямое нарушение Старобельского соглашения, и поэтому он ждал, какое решение выскажет Кольцов.
А Кольцов молчал. Он понимал, что не сможет послать на смерть тысячу человек и будет вынужден дать добро на присоединение этих дезертиров к Повстанческой армии. Но все же… они покинули пределы дивизии не по легкомыслию, а по причине несогласия с политикой партии большевиков. И они ведь не бегут от фронта, и хотят продолжить воевать против Врангеля.
После очень долгого молчания, во время которого Каретников никак не мог найти достойный выход, его вдруг осенило. Он решительно сказал:
— От шо, хлопцы! Ступайте на улицу, трошки там перекурить, а мы недолго посовещаемся. А потом начальник штаба доложит вам наше окончательное решение.
Сибиряки неторопливо и неохотно, ничего не добившись, двинулись к выходу. У двери самый старый из них задержался в проеме двери:
— Не хотел бы я быть на вашем месте, а все же решить по справедливости, — сказал он. — Все мосты мы перед собой спалили. Идти нам некуда, окромя как до вас. Или в банду записываться.
— В банду не советую, — бросил Каретников вслед уходящим сибирякам. — Банды мы тоже изничтожаем!
Когда стихли их удаляющиеся по коридору шаги, Каретников вопросительно посмотрел на Кольцова.
— Какого ответа ты от меня ждешь? — спросил Кольцов.
— Для себя я решив, — сказал Каретников. — И честно тебе скажу: мое решение супротив нашего Старобельского соглашения. От я и хочу послухать, як ты, представитель Фрунзе, на это посмотришь?
— Я, пожалуй, присоединюсь к твоему решению. Если, конечно, я правильно его угадал.
— Ну и як же ты его угадал? — спросил Каретников.
— Забирай их до себя, Семен Никитович! Никакие они не враги советской власти. Просто, заплутались люди в этой круговерти. Раз уж мы союзники, то какая разница, где они будут воевать. Главное, чтоб против Врангеля. А после войны, кто жив останется, сами разберутся, какая сторона им больше по душе: большевистская или махновская.
— А тебя за это не турнут из комиссаров? — хитровато улыбнулся Каретников. — Все ж против вашего закона идешь.
— Зато не против своей совести.
— Эх, золоти твои слова. Если б там, у вас, все такие были, я б и сам в большевики записался, — обрадовался ответам Кольцова Каретников и, дружески хлопнув его по плечу, добавил: — Не зря Нестор Иванович тебя у Фрунзе просил. Теперь и я понял: сработаемся мы с тобой. До гадалки не ходи: сработаемся.
Гавриленко поднялся.
— Так я пойду, сообщу им наше решение.
— Постой! Скажи Петру Пономаренко, пускай забирает их до себя. Он где квартирует?
— В Ивановке, рядом со Строгановкой.
— От, до него! И распорядись, шоб Серегин поставил их на довольствие. Ну и всё остальное…
— Понял! — и Гавриленко удалился.
Кольцов тоже поднялся, не хотел больше отнимать у Каретникова время.
— Не торопись, — попросил его Каретников.
Кольцов вновь присел на стул.
— Ты просил узнать, почему гобой заинтересовался Яценко. Ты ему ниякым боком. Его попросили. Тобою давно интересуется врангелевская контрразведка. Видать, ты кому-то там насыпав в штаны перцу.
— Не понимаю, — пожал плечами Кольцов. — Не могу представить, какой интерес я могу сейчас представлять для Врангеля. Не больший, чем любой другой чекист.
— Яценко говорит, с ним какой-то ваш вел переговоры. Большие деньги за тебя обещал, аванс дал.
— Интересно… — задумчиво сказал Кольцов.
— Говорит, тот, шо ему задание давав, все про тебя знает. И когда из Харькова приехал, и когда и на чем в Сиваши выедешь.
— И всё же, что-то Яценко недоговаривает.
— Какой ему смысл? Он всю свою жизнь уже наперед знает. Ты, говорит, ему уйму хлопот доставил. Сказали, будешь ехать на тачанке. Перешарил глазами все тачанки. А, оказалось, ты — на автомобиле. Не сразу понял, шо ты — это ты… От и все, шо я сумел од Яценко узнать.
— Сплошной туман, — вздохнул Кольцов.
И в самом деле: в Штабе фронта или где-то там находится хорошо законспирированный врангелевский агент. Это вполне возможно. И на Яценко, бандита, легко перемещающегося по Северной Таврии, мог каким-то способом выйти. Нет ответа только на самый главный вопрос: кому и зачем на той стороне понадобился именно он? Любой штабной работник представлял бы там куда большую ценность. Рисковать ради него агентом, хорошо внедрившимся во фронтовые структуры, было весьма расточительно, если не сказать, глупо.
— Слушай, а, может, через Яценко можно каким-то способом выйти на этого агента? — спросил Кольцов. — Как-то же они ведь общались.
— В том-то и дело, что никак… — ответил Каретников. — Об этом я подумал. Даже как выглядит этот агент, Яценко не может сказать. Дважды с ним встречался, и всё — на улице, в темноте… Нет, ничего он за пазухой не оставил. Всё бы выложил. Попытался бы выкупить свою никчемную бандитскую жизнь. Любую бы цену заплатил, если бы было чем платить.
Каретников прошел к окну, глянул на улицу, мрачно произнес:
— Подмораживает!
Кольцов встал.
— Извини, — сказал он, — что отнял у тебя столько времени.
— Ты не извиняйся. Делаем общее дело. Заходи, когда надо и когда захочется. Таить от тебя ничего не собираюсь. Надеюсь, и ты ответишь мне тем же, — провожая Кольцова до двери, сказал Каретников.
* * *Судили Яценко в большом пустом амбаре, по которому с весёлым чириканьем носились, перелетая со стропила на стропило, воробьи. Собрались все, кто был свободен от охранных и различных хозяйственных дел. Фуражиры подвезли к амбару две телеги соломы, махновцы выстлали земляной пол и расселись вокруг заранее принесенного сюда стола и двух скамеек: одну — для членов трибунала, другую — для провинившихся.
