Валерий Гусев - Паруса в огне
Наш Инженер даже нарисовал на стене углем эту первую в мире боевую подводную лодку.
Неказиста она была, что и говорить. Большой просмоленный бочонок из дубовых клепок, схваченных по окружности для прочности толстыми веревками. К заднему днищу приспособлена рулевая доска, от переднего идет гибкая кишка на поверхность, где поддерживается на воде поплавком — для дыхания. С боковин бочонка торчат весла, загерметизированные кожаными сальниками. Но самое трогательное — лодка имела иллюминатор в виде окошка деревенской избы, обрамленного резным наличником.
«Потаенное» судно было построено и спущено на воду. Погрузилось, однако так «зело крепко» стукнулось в грунт, что получило сильную течь. И судно, и его создателя спасли, царь Петр повелел, чтобы ему «никто конфуза не чинил и в вину не ставил», и приказал мастеру укрепить корпус лодки. Однако при жизни Петра лодка исправлена не была и сгнила в заброшенном сарае. Первая в мире боевая подлодка.
А ведь этот мужик Ефим Никонов даже по нашим временам гениально проблему решил. То, что он почти триста лет назад придумал, на нынешних лодках применяется. И самое-то важное: погружение за счет принимаемого водяного балласта; всплытие за счет воздуха, нагнетаемого в лодку мехами (насосом, стало быть).
Этот Никонов и вооружение для своего «потаенного судна» изобрел, и днища у бочки предусмотрел выпуклой формы. «Так оно прочнее будет», да и форма получается обтекаемая.
Толковый мужик, вроде нашего Трявоги. Оказывается, он и первый водолазный костюм придумал и соорудил. И смело опускался в нем под воду. «Одежа из кожи, рубаха и порты заодно сшиты, по швам смолою мазаны. На голове бочонок с окошками против глаз, с толстыми стеклами, дабы не выдавило. К спине же груз подвешивать, свинец либо мешок с песком». Воздух водолазу подавался по кожаной кишке прочными кузнечными мехами. Предусмотрел изобретатель и выпускной клапан в бочонке в виде деревянной затычки.
«В оном снаряжении, — уверял он, — разные полезные работы совершать можно на дне гаваней и рек, исправность свай у мостов и причалов проверять, днища кораблей осматривать, сымать с затонувших судов полезные вещи и наверх доставлять. А также повреждать потаенно неприятельские корабли».
Мы вообще во многом первыми были. Только вот не всегда это первенство вовремя закрепляли. Нерасторопность наша, российская. Ведь сколько наших изобретений под чужое имя ушло.
Вот, надо сказать, и первый подводный ракетоносец — наше создание: еще в 1834 году российский генерал Шильдер сконструировал первый военный металлический корабль. Вроде бы и примитивный по нынешним меркам, чудной даже, а в его конструкции были такое находки, которые только в наше время по-настоящему оценены. Во всем мировом флоте.
Это была стальная подводная лодка. Под водой она передвигалась на ручном приводе, который соединялся с веслами в виде утиных лап. Потом на лодке установили водометный движитель — «водогон» он тогда назывался, тоже работавший на мускульной силе экипажа.
Там же Шильдер установил свое устройство для наблюдения за противником из подводного положения. Которое потом стало современным перископом. Для поражения кораблей нос лодки был сделан в виде гарпуна с подвешенной к нему миной. Тактика простая была. Подкрадывалась лодка к кораблю, вонзала гарпун в его подводный борт и пятилась задним ходом на длину электропровода. А потом давали ток — мина взрывалась. Но самое интересное — вооружение лодки предусматривало зажигательные и фугасные ракеты. Для их запуска имелись пусковые установки, которые действовали от гальванических батарей. Ну прямо подводный ракетоносец.
А ракетоносец этот в надводном положении ходил под парусом. На его палубе для этого крепилась стальная разборная мачта.
Мы посмеивались, конечно, над этим чудом. И никто из нас не знал, да и не мог знать, что очень скоро и наша «Щучка» пойдет в надводном положении под парусами… Так что не мы тут первыми оказались.
И вовсе не для общего развития читал нам наш Инженер свои «лекции» — он старался внушить нам, что подводная лодка — сложнейший тип корабля. Что в ее конструкции нет мелочей. И что от каждого из нас зависит ее боеспособность и живучесть.
Он постоянно твердил:
— Каждый из вас должен знать не только свое дело, обслуживать не только свой пост. Моторист, если вдруг надо, должен заменить торпедиста. Радист — гальваниста. Боцман — электрика. Вот тогда мы будем непобедимы.
— Только вот гитариста некем у нас заменить, — с хвастливой гордостью замечал Одесса-папа.
И он оказался прав. Так же прав, как и наш наставник.
Как-то мы получили простое задание: доставить нашему десанту боеприпасы и бензин. Подошли к точке ночью, стали разгружаться. До света не успели. Выгрузку пришлось прекратить. Легли на грунт, дожидаясь следующей ночи: немец тут очень внимателен был. В воздухе постоянно висели его разведчики.
Летний день долог. А на грунте он еще длинней. И получилось нехорошо. Пары бензина стали поступать в отсеки. И постепенно оказались мы ровно в огромной бензиновой бочке. Да еще и с тоннами взрывчатки на борту.
Поначалу вроде бы и ничего — так, запашок только беспокоил. А потом все хуже и хуже. Люди начали бредить, терять сознание. Но мало что отравились — одна искорка — и взрыв! И нет больше боевого корабля Северного флота. И нет больше его гвардейского экипажа…
Из всей команды только наш Инженер-механик, старший лейтенант, держался на ногах, владел руками и соображал головой.
Настало время всплывать. Он попытался привести хоть кого-нибудь в сознание — не получилось. Воздух и так был уже некачественный, да тут еще и бензин.
Тогда Инженер решил произвести всплытие в одиночку. Что это значит, только подводнику дано понять. На корабле у каждого свой пост. Каждый выполняет свою работу. А здесь один человек, обессиленный, должен был выполнить работу двадцати человек. Подготовить отсеки к вентилированию, электродвигатели, продуть балластные цистерны, и еще десятки операций.
И он это сделал. Поднял лодку на поверхность. Открыл рубочный люк, вытащил на мостик Командира, Штурмана. Они пришли в себя, стали вытаскивать остальных.
Один за всех… Все — за одного… Но дело даже не в этом. А в том, что Инженер знал на нашем корабле каждый винтик, каждую заклепку, назначение каждого узла и механизма. И этим своим примером убедил нас пуще всех своих умных лекций.
Да, школа нашего Инженера всем нам впрок пошла. Сложнейшее по конструкции и назначению судно привести в рабочее состояние в общем то примитивным способом — для этого надо многое знать и хорошо уметь.
Рулевое управление, которому больше всего досталось от взрыва, вышло из строя полностью. Но ни Инженера, ни Боцмана это не смутило. Сняли баллер (это ось руля), выправили его и вновь соединили с пером, но уже с устройством, которое позволяло управлять рулем с палубы. Это устройство называлось румпель.
— Румпель, — с гордостью сказал Боцман, — это такая штука, которая должна быть в башке у каждого моряка!
Он нас немало насмешил этим утверждением. Потому что румпель, который они с механиком соорудили на кормовой палубе, был похож на громадную кривую кочергу.
Мотористы тем временем запустили дизеля и начали зарядку аккумуляторов. А меня и еще двух матросов Боцман отрядил на берег.
— Обеспечить материал для мачты и двух гиков. Диаметр стволов — не менее пяти дюймов, длина — шесть метров и два по четыре. Ясно? Выполняйте!
«Выполняйте!» Лесок на Виктории — корявый, короткоствольный. Выбрать в этом леске прямослойные стволы — задача не из простых. Мы сняли с противопожарного щита топоры и долго бродили по острову, по пояс в снегу, в поисках мачты и гика. Кок увязался за нами.
— А тебе-то что надо? — спросил его я.
— Приварок пошукаю. Должна же здесь дичь ховаться. Куропать всякая. Оленина.
Оленина по острову не бродила. «Куропать», правда, ховалась и взлетала из-под ног, будто рвались в снегу противопехотные мины.
— Ружьишко бы, — все вздыхал Кок. — С мелкой дробью. Я б такое застолье — адмиральское — сделал!
Одну куропатку Кок все-таки сбил из автомата одиночным выстрелом. Да толку с этого выстрела не было. Подобрали комок перьев — и все. Ударом автоматной нули вышибло из птахи все косточки, вместе с мясцом.
Ну а стволы для гиков мы все-таки нашли. Обрубили сучья, ошкурили. А вот с мачтой — проблема.
— На берег надо идти, — подсказал Кок, не зря он за нами увязался. — Плавник шукать.
Это он правильно сказал. Тут до войны проложили свой путь лесовозы. Время от времени штормовая волна смывала с их палубы связки бревен и несла к берегу. Там их молотил прибой и забрасывал на скалы.
Мысль Кока оказалась удачной. На западном берегу мы набрели на целые завалы из бревен. И без труда выбрали нужное. С ним даже не пришлось возиться — прибойная волна ошкурила бревно до восковой желтизны.
