Александр Корзников - Ради мира на земле
А. В. СИМОНОВ,
журналист, старший лейтенант запаса
ОХОТНИК ЗА „ТИГРАМИ“
Стрелковый полк, спешно сформированный на Южном Урале, отправлялся на запад. Оттуда шли поезда, перегруженные детьми, ранеными, оборудованием…
Шел четвертый месяц войны. Тревожное и страшное было время. «Почему отступаем?», «Долго ли еще так будет?» — подобными вопросами осаждали новобранцы своего молоденького командира взвода. Что он мог знать, этот взводный, почти мальчишка! И чтобы отвлечь бойцов от тяжких дум, он занимался с ними боевым уставом пехоты или материальной частью стрелкового оружия. Но стоило на очередной остановке объявить перекур, как снова безответно повисали все те же вопросы.
— Как же так, товарищ лейтенант? До войны песню пели «своей земли вершка не отдадим». А теперь вон ведь сколько отдали. Почему?
Выручил комиссар. Поднимаясь в вагон, он услышал вопрос и, обращаясь ко всем, спросил:
— Ну, а сами вы, товарищи, как думаете, почему?
Он посмотрел на худощавого солдата. Живые черные глаза, смуглое тщательно выбритое лицо, ладно пригнанная гимнастерка.
— А вы как думаете?
— Красноармеец Ванин, — поднялся тот по всей форме. — Я так думаю, товарищ комиссар. Вчера они нам внезапно и со всей силой двинули, вот мы пока и отступили, а завтра мы их долбанем, да так, что не устоят.
— Верно! — поддержало несколько голосов.
— Гитлер на весь мир хвастался, что вмиг разобьет Красную Армию, захватит Москву и выйдет на Волгу. А как вышло? Идет четвертый месяц войны, а план-то его забуксовал. По Кусе только своей скажу, — продолжал Ванин. — Когда я уходил, еще сотни добровольцев осаждали наш военкомат. И потому я верю: наша возьмет. Свернем фашистам шею.
— Можно считать, что с вопросом «почему» разобрались, — улыбнулся комиссар. — Тогда давайте знакомиться. Вот вы, товарищ Ванин…
— Николай Андреевич, — подсказал кто-то.
— …Николай Андреевич, расскажите о себе.
— Родился я в 1907 году, в Кусе Челябинской области, в семье рабочего-литейщика. Закончил четыре класса. Сначала сапожничал, рыбачил да охотничал. Потом на чугунолитейный завод пошел. Работал котломазом, слесарем. А в последний год в пожарную часть бойцом был переведен. В армии с 18 августа.
— Родители есть? — спросил комиссар.
— Нет. Отец умер в девятнадцатом, когда у нас Колчак был. Мать похоронили в двадцать первом, от тифа.
— Семья?
— Жена, Пелагея Федоровна, и двое детей. Коля и Зоя.
— Значит, охотник? Бывал я как-то в ваших краях. Природа — залюбуешься! А как у него с последней стрельбой? — повернулся комиссар к командиру взвода.
— Отлично. По всем упражнениям…
Поезд тронулся, комиссар на ходу выскочил из вагона и побежал по насыпи в голову эшелона.
— Вот это человек! — восхищенно произнес один из красноармейцев. — Побыл немножко, а тоску разом снял!
— Наш, златоустовский! — с гордостью пояснил другой. — На нашем заводе парторгом был.
…Ночью полк внезапно был брошен прямо из эшелона на пополнение дивизии, оборонявшей Орел. И там, после 30-километрового марш-броска, он сразу вступил в бой. А 3 октября, оказавшись в окружении, части Брянского фронта начали отходить на восток. Пробивались мелкими разрозненными группами. В одну из них попал и Ванин с двумя боевыми товарищами по взводу.
— Что будем дальше делать, командир? — обратился к Ванину один из них.
— Командир? — недоуменно спросил он. — Рядовой я.
— По возрасту вы старший. Вот и быть вам нашим командиром, а без него нам сейчас никак нельзя.
Ванин вдруг остро почувствовал свою ответственность за этих 19 молодых людей. Пять суток вел он отряд, ориентируясь на незнакомой местности лишь чутьем бывалого охотника. Пять суток голодные и усталые бойцы шагали лесами и болотами, избегая открытых участков, дорог и деревень, делая лишь днем короткие привалы. А под утро шестого дня наткнулись на своих.
Командир противотанкового артдивизиона капитан А. И. Антипов внимательно выслушал доклад Ванина и, растроганный, обнял его за плечи.
— Спасибо, что ребят из окружения вывел. Одним бы им не вырваться. И у нас обстановка тяжелая. Враг стремится с юга подойти к Москве. Здесь, под Мценском, мы должны их задержать во что бы то ни стало. Будем стоять до конца.
— Ясно!
— А вы пойдете ко мне в адъютанты?
— Нет, товарищ капитан! — возразил Ванин. — Пошлите меня в батарею. Страсть как охота из пушки научиться бить по фашисту.
На другой день 1-й особый стрелковый корпус, в составе которого находился истребительно-противотанковый артдивизион капитана Антипова, выдержал бой с передовыми частями танковых дивизий Гудериана. Несмотря на густой туман, артиллеристы к вечеру 9 октября имели на своем счету уже первые десятки подбитых танков.
Хорошо справился в бою со своими обязанностями и Ванин. Он вовремя обеспечивал заряжающего нужными снарядами.
— Молодец! — похвалил капитан Антипов расторопного подносчика.
К исходу следующего дня Ванин встал за маховики орудия, заменив убитого наводчика. Но опыта не было. Дважды он целился в приближающийся танк и дважды промахнулся. Наконец он поймал в перекрестие повернувшийся в его сторону танк и, подпустив ближе, ударил прямо под основание ствола. Танк загорелся. Сердце Ванина замерло от восторга: «Есть один!»
— Вот так и бей их! — похвалил капитан.
А через несколько минут Ванин увидел, как тяжело контуженного Антипова санитары унесли на носилках.
Еще 18 суток упорно сдерживали натиск немецких танков. К 27 октября одна за другой вышли из строя вторая и третья батареи. Совсем поредел расчет пушки-сорокапятимиллиметровки. А танки все лезут и лезут.
К вечеру убило командира и заряжающего. Ванин остался один. Пока бегал за снарядами, совсем близко, справа от его орудия выскочил фашистский танк. Сильным взрывом Ванина отбросило в сторону. Очнулся, когда забрасывали его в кузов автомашины. Глядел непонимающими глазами на солдат в чужой форме, сидевших на бортах. Вдруг с ужасом понял: «Плен!» Рванулся было встать на ноги, но от резкого удара автоматом по голове снова впал в беспамятство. Когда вновь очнулся, увидел вокруг себя раненых и контуженных красноармейцев. Все они лежали и сидели на скотном дворе, обнесенном колючей проволокой. Кровь разом похолодела в жилах: «Плен!»
Вечером прошел сильный дождь, а под утро выпал снег. К обеду в воротах показалась походная кухня. Повар стал разливать черпачком свекольный суп: кому в ржавую консервную банку, кому в пилотку, а кому и прямо в пригоршни. Выпил свою порцию из пилотки и Ванин.
Через несколько дней Ванина перевели в Брянскую тюрьму. И днем, и ночью мозг сверлила мысль: «Надо что-то делать! Надо бежать!»
Вскоре большую группу военнопленных выгнали на заготовку дров. Там Ванину удалось скрыться незаметно в чащу леса. Преодолев за ночь около 20 километров, он набрел на стог сена. Сладкими показались пахучие стебли сухих трав. И вдруг… Совсем рядом раздалось глухое рычание немецкой овчарки. Ее клыки вонзились в ногу. До полусмерти избив, конвоиры пригнали Ванина в тюрьму, где долго еще стегали плетями из телефонных проводов.
Весной 1942 года Ванина перевели в лагерь военнопленных близ Белгорода. Мысль о побеге не покидала его. «Вышки с часовыми — по углам лагеря, — рассуждал он. — Барак — посредине, метрах в десяти от колючей проволоки. От нее до оврага еще метра четыре. Подкоп под землю из барака в овраг — единственный выход отсюда!»
Однажды немцы отобрали группу слесарей для работы на заводе. Попал туда и Ванин. Вскоре ему удалось вынести пару напильников. Другие тоже сумели пронести четыре напильника. Ими и начали копать по ночам проход из угла под нарами. Выносили землю в карманах. Так продолжалось более четырех месяцев.
Побег был назначен в ночь на 16 декабря 1942 года. Бежать рискнуло только 16 человек.
Первым в узкую нору полез Ванин. Осторожно пробил напильником мерзлую землю, раскопал снег, выглянул в образовавшееся отверстие. Да, это был овраг. Спустился вниз по склону и быстро пополз по правому краю к опушке леса. За ним последовали его друзья Иван Воронов и Алексей Рыбаков. Добравшись до леса, они отдышались и пошли по обочине тракта. От мороза начали коченеть руки и ноги. Вскоре у Ванина отлетели подошвы от ботинок. Ноги в сопревших портянках обледенели. Он оторвал рукава у телогрейки и натянул их поверх расползшихся ботинок. Мороз сковывал все тело, а ноги совсем не слушались. «Шаг. Еще шаг… Еще…» — приказывал себе Ванин. Под утро, совсем окоченев, дотянули до небольшой деревушки. Подошли к крайнему домику. Из ворот показалась молодая женщина.
— Заходите! У нас немцев нема, — она уже поняла, что это за люди.
— Звать-то тебя как, добрая хозяюшка? — поинтересовался Иван Воронов.
