Александр Сабуров - Силы неисчислимые
— Ну что же, пусть будет по-вашему, — спокойно говорю я. — Вы наши старые знакомые, и мы вас в обиду не дадим. Только уж вы посидите здесь, пока мы свои дела закончим, а потом, может, удастся и ваших детишек проведать, может, чем вам и поможем…
Благодарности не последовало…
Прибежала Лиза Попова. Едва мы вышли из избы, девушка взволнованно зашептала:
— Командир Смирнов приказал передать, что на опушке леса появились немцы.
— А вы как сюда попали? — как можно спокойнее спрашиваю ее.
Лиза заливается румянцем, как провинившаяся школьница.
— Не могу я быть связной, товарищ командир. Мне в роте больше нравится, а то ведь вроде бы я и не на войне…
— Ну, знаете, много мы с вами навоюем, если каждый боец будет выбирать себе место по своему вкусу, — проворчал я и отпустил Лизу.
Взобравшись с Богатырем на крышу наблюдательного пункта, быстро осматриваем местность. На опушке леса с полсотни солдат в немецких шинелях. Двое из них, вооруженные биноклями, смотрят в нашу сторону. Вряд ли они что-нибудь увидели: жителей и партизан словно ветром сдуло, жизнь в деревне совсем замерла.
Два солдата направились к деревне. На половине пути они опускаются в снег. Ползут и стреляют из автоматов короткими очередями. По-видимому, для храбрости.
Потом вслед за ними двинулись остальные. Развернувшись цепочкой, они тоже ползут по снегу. Застрочили три ручных пулемета.
— Клюнули! — восторженно восклицает Богатырь.
Вот бы сейчас подкинуть на высотку настоящие пулеметы! Но не успеть. Ладно, пусть лезут. Но нет ли тут подвоха? Внимательно осматриваюсь по сторонам. Нет, кроме горстки этих чудаков, никого не видно. А они ползут и без конца сыплют из пулеметов по пустым окопам.
— Сколько же они патронов тащили на себе, — удивляется Богатырь. — Не меньше десятка дисков на пулемет…
Он хотел еще что-то сказать, но замолк на полуслове. Фашисты приподнялись со снега и стали короткими перебежками приближаться к окопам. По-прежнему строчат пулеметы, но паузы между очередями все больше, и наконец стрельба вовсе прекращается. Один из офицеров пошел на высотку во весь рост. Остановился у макета пулемета, пнул ногой соломенное чучело и что-то крикнул своим солдатам. Те окружили окоп. До нас доносятся их голоса, громкий смех.
И тогда открыли огонь наши. Четыре пулемета ударили по врагу. Застигнутые врасплох, эсэсовцы не успели даже укрыться в окопах. Только долговязому офицеру удалось уцелеть. Сбросив шинель, он помчался по снегу. Чтобы легче было, кинул автомат. Петляя как заяц, он уже приближался к дороге, когда я увидел командира взвода Иванченкова. Он скинул полушубок и валенки. В носках побежал по снегу. Один из немцев зашевелился. В руках у него автомат. Он уже прицелился в Иванченкова.
— Берегись! — не удерживаюсь я от крика.
Но опасность, нависшую над Иванченковым, заметил не только я. Пулеметчик Сережа Яркий дал короткую очередь. Не успев ни разу выстрелить, фашист затих.
Иванченков быстро нагнал беглеца. Эсэсовский офицер выдохся, упал. Иванченков пытался его поставить на ноги, но тот вдруг зверем накинулся на него. Раздался выстрел, и эсэсовец повалился в снег.
- Вот, гадина, — сказал Иванченков, возвратившись к нам, — пытался вырвать у меня пистолет.
— Жаль, «языка» потеряли, — вздыхает Богатырь.
Отчитываю Иванченкова: куда это годится — командир босиком бегает за немцем.
— Не отпускать же его, — смеется тот.
К высотке направляется пулеметчик Оридорога.
— Вы куда? — окликает его Богатырь.
— Взглянуть, товарищ комиссар, на свою работу.
— Работа подходящая. Я сам видел, как ложились твои пули. Знаешь что, захвати-ка с собой тех спекулянток. Пусть тоже полюбуются.
— Зачем это, товарищ комиссар? — удивляется Оридорога, но тут же, поняв оплошность, добавляет: — Разрешите выполнять?
— Подождите выполнять. — Комиссар разъясняет: — Пусть посмотрят, а после этого отпустите их на все четыре стороны: им не впервые радовать своих хозяев такими вестями.
Понимающе улыбнувшись, пулеметчик побежал выполнять приказание. А Богатырь повернулся ко мне:
— Вот еще один урок. Боец должен знать суть задания, иначе получается: «Зачем это, товарищ комиссар?..»
Такой у нас комиссар. Из любого случая умеет полезный вывод сделать.
Мы с 1941 года неразлучны. Вместе организовывали первый наш отряд. Захар Антонович Богатырь до войны работал председателем одного из райисполкомов Львовской области. Постоянная работа с людьми научила его хорошо разбираться в «человеческом материале». Лучшего друга и помощника не сыскать.
— Извините за выражение, Волчков вас беспокоит. Срочное дело есть.
Ох уж этот балагур Волчков! Будет он когда-нибудь серьезным?!
— Что там у тебя?
— В Старую Гуту пришли отряды Ковпака, Гудзенко, Покровского, Куманька. Целое партизанское столпотворение!..
Вот это радостная новость!
Наскоро проводим на хуторе Василек совещание. Предупреждаем командиров и политработников о необходимости высокой бдительности. Нужно быть в постоянной боевой готовности: враг может напасть в любую минуту.
Здесь, в Васильке, нас нашла Мария Кенина, только что вернувшаяся из Середины-Буды. Рассказала, что при ней привезли десять подвод убитых и раненых. Хорошо поработали наши артиллеристы! В райцентре переполох. По словам нашего человека, работающего в полиции, немцы спешно собирают войска для наступления сначала на Хинельский, а затем на Брянский лес. Ждут артиллерию из Карачева. Без нее не решаются выступать.
Мы уже садились в сани, когда подошел Новиков:
— Товарищ командир, разрешите нашим артиллеристам на рассвете накрыть фашистов в Буде.
— Весь гарнизон расположен в двух больших зданиях, — уточнила Кенина. — С опушки эти здания хорошо просматриваются.
— Сделаем подъем по всем правилам, — обещает Новиков. — Я уже устанавливаю орудия и минометы.
— Вы, я вижу, и так все предусмотрели.
— Почти все. Не могу предусмотреть одного: разрешите вы разбудить фашистов или нет? — Хорошо, — соглашаюсь я. — Разрешаю. Только бейте точнее, зря снарядов не тратьте.
На улице толпится народ. Слышен смех. А вот и веселая песня зазвучала.
— Удивительные у нас люди, — говорю комиссару. — Вокруг фашисты, в любой момент могут нагрянуть, а они веселятся.
— А что им не веселиться. Верят они нам. Но я все время задумываюсь: что будет с ними, когда мы уйдем…
Да, эта мысль все время мучит нас. Население встречает нас с радостью, помогает нам чем может. А покидаем мы село, налетают гитлеровцы и люто расправляются с этими родными для нас людьми…
Что делать? Брать с собой всех мы не можем. Отправлять в партизанские районы сотни и тысячи женщин и детей — тоже нельзя: там и так трудно с продовольствием…
В Красной Слободе течет обычная деловая жизнь. Из кузницы доносится веселый перезвон молотов: наши доморощенные конструкторы трудятся над формами, в которые будет разливаться выплавленная из снарядов взрывчатка. Первая плавка прошла удачно. Можно надеяться, что теперь наши подрывники получат наконец мины. На улице вереница подвод. Отправляется в очередной рейс обоз с продовольствием: перевозим наши запасы с хутора Пролетарского за реку Неруссу, там создаются наши новые базы.
В штабе нас встречает Рева. Он, как никто другой, умел увлекать окружающих своими замыслами. Вот и сейчас его статная фигура то и дело мелькала перед окнами штаба. Рева успевал побывать буквально всюду, и мы были спокойны: раз Рева на месте, задание будет выполнено с предельной полнотой.
Илья Иванович Бородачев, как всегда, подтянутый. Кожаная, видавшая виды тужурка перепоясана ремнем. Раскрывает свою туго набитую сумку, вынимает листки с донесениями разведчиков, раскладывает карту. Немцы перегруппировывают силы.
— Обратите внимание вот на что: вокруг железнодорожных станций Фетиши и Поныри фашисты концентрируют танки. Наш разведчик Крыжин видел их своими глазами: совсем новенькие, прямо с завода. Немцы их расставляют прямо в поле, маскируя белыми полотнищами. Нет сомнения, что снова готовят наступление на Северном Донце.
Бородачев уже приготовил донесение об этом в Москву. Мне остается его только подписать. Радиограмма сейчас же передается радистам.
— Что еще у нас нового?
— Юзеф Майер обнаружился.
— Живой! — с радостью восклицаем почти одновременно с Богатырем.
Юзеф Майер — венгерский патриот. Служит офицером в оккупационных войсках. Он снабжал нас ценнейшими сведениями, но потом связь оборвалась. Мы уже думали, что Юзеф оказался в лапах гестапо. И вот он снова подает о себе весть. Донесение небольшое, но очень важное: «Моя дивизия преследует партизан Ковпака. Сейчас находится в Хинеле. Есть приказ двигаться в город Середину-Буду. У меня все в порядке. Искать меня не надо. Буду сам стараться сообщать все интересное».
