ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА
Мы хотели забыть прошлое, но и не умели его похоронить. И снова и снова копались в воспоминаниях, и все еще несли прошлое в своих мечтах.
Мороз постоянно крепчал, как будто ледяной ветер дул откуда-то со звезд. Бледная луна светила все ярче из-под облаков. Наши руки и ноги промерзли окончательно. Мы страдали от мании преследования и от ежедневного прощания с жизнью. Жили в ожидании смерти, учились ненавидеть время и проклинать войну. Однако внутри нас оставалось что-то такое, что позволяло, несмотря на все жертвы, не предаваться отчаянию и не уходить из своих окопов.
Обычно такое чувство возникало после боя. Мы пытались оценить все нами испытанное и придать ему определенный смысл и значение. Но правда жизни отрезвляла нас, и мы возвращались в реальный мир. Умом мы это понимали и все же пытались бороться против этой жуткой реальности, однако не находили никаких причин для того, чтобы снова обманывать себя. Беспощадная война вторгалась в наши души и не позволяла предаваться иллюзиям.
Снег шел непрерывно. Ночью наступала тишина, как будто бы все происходившее днем было только сном. Если мы сохраняли еще в своих сердцах любовь к людям, то лишь благодаря вере в Бога. Тогда мы снова верили в лучший мир, который возникнет, и враг больше не появится с нейтральной полосы. Мы закрывали глаза, и перед нами вставали картины нашей родины, погружаясь, как пилигримы, в золотой блеск вновь открытой земли.
Солдатские мечты должны были быть связаны с прожитой жизнью. А мы прибыли на фронт с пустыми руками, словно раньше с нами ничего не происходило.
Мы о многом спрашивали себя и размышляли.
Мы не жили в какое-то особенное время, в котором происходили гигантские события. Как части бушевавшего урагана, мы проходили через потрясения и катастрофы, печалились о закате запада и о себе самих. Мы переживали общую трагедию: это был триумф техники, подавившей человека, и производство массового количества взрывчатых веществ, а также стали, что приводило к строительству многочисленных заводов и фабрик. Не приходилось отрицать чрезмерного напряжения с этой целью всех сил на планете. Однако не власть и не механизмы определяли успех на войне, а сила духа народа.
Однако иллюзия о том, что человек всего лишь послушный слуга власти и механизмов, оставалась. Этому способствовало поведение солдата на поле боя, уверенного, что смерть определена ему властью и законом. Мы, кто мужественно, а кто дрожа от страха, ни в чем не сомневаясь, шли в бой, хотя никто не делал этого добровольно. Иногда в порыве безумия какой-либо одиночка совершал героический подвиг, потеряв веру в жизнь.
Мы были солдатами, тупыми исполнителями чужой воли, прозябавшими в бункерах и окопах, потерявшими всякую надежду остаться живыми. Хвастались, проклинали всех и все, заботились друг о друге, терпели — уже не люди, а карикатуры на человека. Имелась только слабая надежда выдержать испытание, которое переживал человек на войне. И мы вынуждены просвещать общество, убеждая его в том, что борьба велась для того, чтобы все время горела свеча и было достаточно пищи, но вовсе не для души. Когда-то война рассматривалась как необходимость, как веление Бога, космическое событие, имевшее смысл для сокращения числа людей на земле, и в том числе одиночек. Но теперь мы смотрим по-другому. Война вовсе не нужна была ни богам, ни людям. И только ничего не понимающие личности сдвинули с мертвой точки лавину, которая поглотила все на земле. Никакая победа, никакой захват чужих земель не оправдывали смерти тысяч людей, голода, ранений, обморожений и осиротевших детей. Война оправдывала только саму себя.
В конце концов все это для нас стало ясным, и мы с отвращением вспоминали о героическом нигилизме, с которым воевали когда-то под Ярославом. Теперь мы могли осуждать свое нечеловеческое опьянение, любование процессом уничтожения и, не думая о собственной участи, прославление войны. Следовало изменить свои взгляды. Но мы не делали этого, мы тогда ошибались. Только впоследствии статистика и история открыли нам истину.
Какими же мы были сами?
Как зимняя одежда не раскрыла нам глаза, так и вся солдатская жизнь не давала возможности познать свою индивидуальность. Мы были унифицированы. Все одинаково немытые, небритые, завшивленные и больные, психически подавленные. Солдат становился не мыслящим человеком, а всего лишь вместилищем крови, внутренностей и костей. Наше товарищество возникало из зависимости друг от друга людей, собранных в одном замкнутом пространстве. Наш юмор стал состоять из злорадства. Это был юмор висельников, сатиров, наполненный собранием непристойностей, язвительностью, яростью и игрой со смертью. Солдаты, покрытые вшам, гноем и экскрементами, не пытались напрягать мозги. Они не утруждали себя ничем. Никто не считал нужным приводить в порядок замусоренный бункер. Наш образ жизни предполагал лишь выполнение приказов и постоянную заботу о самосохранении. Мы уже ни во что не верили. Вся наша философия состояла в том, чтобы как-то сносно обустроить свой быт. То, что мы были солдатами, служило оправданием наших преступлений и потери человеческого облика, служило основой существования в этом аду. Наши идеалы ограничивались табаком, едой, сном и французскими проститутками.
Это не зависело от нас, ничто не могло спасти нас от голода, мороза и лихорадки, поноса и обморожения. А тем более убийство мирных жителей в разрушенных деревнях и ограбление городов, которые не приводили покоренные народы ни к свободе, ни к миру. Последнее меньше всего зависело от отдельного человека. Нам разрешали беззаботно умирать.
Долина Фишера
Долину Фишера беспрерывно продували метели. Мы покидали свою рощу и возвращались в окопы и бункеры долины Фишера, широкого ущелья, в которое лениво стекал ручей, образуя заснеженное болото. Узкие пещеры расходились по обе стороны ущелья. Свечей и дров там не было. Сюда посылали штрафников.
Снежная метель бушевала на равнине и на холмах, когда мы брели час за часом с санями, кряхтя и стеная, и в конце концов смертельно усталые повалились в снег, с трудом переводя дыхание. Ослабевшие, со слезами на глазах, мы долго лежали в снегу. Ледяные кристаллы сковывали наши лица. В полночь мы, наполовину ослепшие, приползли к цели.
Бросили наши плащ-палатки на скамьи нетопленого бункера и погрузились в смертельный сон. Прошел всего час, и поступил приказ, выгонявший нас снова в темную ночь. Мы должны были рыть траншею. Копали до рассвета. Как только показывалось дно траншеи, так снег сразу же засыпал ее, и приходилось копать снова и снова. Наши валенки отсырели и порвались, снег ложился на голые ноги и таял. Шатаясь от усталости, мы вернулись в бункер. И тут русские открыли стрельбу. А потом нам пришлось пилить и колоть дрова и топить бункер. Страшно хотелось спать.
Однако покой нам только снился. Через пару часов нас отправили подносить боеприпасы и инструмент. Сумерки уже опустились на землю. А нам пришлось тащить тяжелые ящики со снарядами и шанцевым инструментом. Мы теряли из вида тропинку, проваливались в водоемы долины Фишера, ползали по мерзлой земле в поисках пути к бункеру. Но когда нашли его, нас сразу же послали с пакетом на незнакомую нам территорию. Мы надели сухие ботинки и пошли, но заблудились во мраке ночи. Долго ходили по кругу, попали на минное поле и споткнулись на проволоке, приводящей мину в действие. Взрыв заставил нас броситься ничком на землю, и это нас спасло.
Позднее мы безуспешно искали наш бункер и в конце концов, даже не получив сухого пайка, были посланы на передовые позиции. Достигли их при свете сигнальных ракет и стояли там в скованных льдом ботинках и замерзших перчатках.
Семь часов мы находились на посту, а потом еще семь часов охраняли наш бункер, где не горела печь. Снега насыпалось там по колено, мы дрожали от холода, пока снова не вышли наружу. Стоя в окопе на застывших от холода ногах, мы не находили защиту даже за бруствером, метель колола лица ледяными иголками, хлопья снега налипали на лица и одежду.
Так прошла первая ночь. Утром мы получили завтрак и могли поспать четыре часа.
Всю неделю бушевала метель. Вновь выпавший снег замерзал на морозе. Теперь мы чередовались, выходя на пост. Три часа стояли снаружи, а дальнейшие пять часов работали лопатами, расчищая окопы, бункера и огневые позиции. В остальное время, шатаясь от усталости, насквозь промерзнув, прятались в траншеях, пытаясь сдержать бессильную ярость.
Снежная метель набирала силу. Когда следующей ночью мы вышли из бункера, то в черно-серой мгле не видели ни неба, ни земли. Только мрак. Мы постоянно теряли нужное направление и ощупью искали дорогу вдоль ущелья, ползали по земле, внезапно скатываясь в ручей. Тяжестью своих тел разбивали лед. Вода поднималась до колен, руки заиндевели. Мы начинали тонуть, но никто не слышал наших криков о помощи. С трудом удалось нащупать твердую почву. Шаг за шагом мы выбирались из ручья и лишь через час вышли к своим окопам.
