Владимир Орленко - Операция без выстрела
Полковник развернул на столе карту.
— Операции проводились вот тут: в Луцке, Ракитном, Березном, Гоще, Клевани, Деряжном, Вербе. Особенно активизировали работу бандеровцы.
В начале мая 1944 года во время свидания Гриньох уведомил Паппе, а тот — Берлин, что оуновцы захватили группу советских парашютистов, сброшенных в немецкий тыл по заданию Красной Армии.
— Что сделали бандиты с десантниками? — спросил Тарасюк.
— Из документов мне известно, что их передали в руки полиции безопасности рейха. Такая операция была проведена 9 или 10 мая 1944 года под руководством самого Гриньоха.
— Вы лично виделись с Гриньохом?
— Да, он еще раньше был у меня на связи как агент гестапо, потом им занимался Димг. Об этом я узнал после приезда из Парижа. Когда мы вышли от группенфюрера Мюллера, Димг пригласил меня к себе. По дороге разговорились. Он сказал, что не раз встречался с Гриньохом и хорошо его изучил. «На таких мы можем полностью положиться, — уверил меня Димг, — потому что эти люди способны выполнять любые поручения».
…Во время одной из встреч на конспиративной квартире во Львове, когда речь зашла о религии, Димг полушутя, полусерьезно спросил Гриньоха:
— Как священник вы не боитесь греха, Гриньох, выступая под чужим именем? Вы же обманываете не только людей, но и бога.
— Положение, в котором мы с вами оказались, господин генерал, настолько щекотливо, что оправдывает самое ужасное святотатство, — ответил Гриньох. — Да и кто теперь может разобраться, где дело праведное, а где неправедное? Сам господь бог этого не знает. Чтобы предотвратить опасность, нависшую над нами, я, не колеблясь, стал бы пособником самого дьявола.
— Не веруете вы в бога, — бросил Димг.
— Хе-хе? Вы, господин генерал, конечно, знаете, что самые ярые атеисты — люди, которые учились в духовных семинариях и академиях, — и Гриньох рассмеялся. — Ваш покорный слуга, — он постучал себя пальцем в грудь, — учился не только в семинарии. Если хотите знать, моим богом была и есть сила, перед которой ничто не устоит. Боже, как побеждали воины Великой Германии! Вот это бог! В этого бога я верю твердо…
— Ну что ж, тогда мы с вами верим в одного бога, — и Димг тоже расхохотался.
— Чем вы занимались потом? — спросил Тарасюк Алленберга, когда он закончил рассказ о встрече Димга с Гриньохом.
— Принимал участие в создании школ, где готовили шпионов и диверсантов. С этой целью побывал в Кракове. Туда по указанию Мюллера в конце 1944 года прибыл Бандера. Он лично проверял курсантов перед их засылкой в советский тыл.
— Послушайте, Алленберг, — перебил полковник, — на допросе вы упоминали об аресте Канариса. Что вы можете сказать о событиях в абвере?
— Адмирала отстранили от руководства военной разведкой, и абвер подчинили главному управлению имперской безопасности. По распоряжению Гиммлера весь подрывной сектор вермахта возглавил штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени. Он получил все досье зарубежных разведчиков и агентов.
— Скорцени встречался с ними?
— Если и встречался, то только с националистическими руководителями. Знаю, что в апреле 1944 года он беседовал с ними о подрывных действиях против советских войск. В то время я уже вернулся в Берлин. В беседе от гестаповцев приняли участие начальник управления по делам военнопленных обергруппенфюрер СС Готлиб Берг, штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени и «знаток» России Теодор Оберлендер. Националистов там представляли Бандера, Стецко и еще несколько заправил. На той встрече был разработан широкий план диверсий и убийств, который должны были осуществить оуновцы на территории Украины.
— Разве после разгрома гитлеровцев под Сталинградом националисты еще на что-нибудь надеялись? — поинтересовался Тарасюк.
— Думаю, надеялись на вооруженное столкновение вашей страны с союзниками. К этому времени националисты уже имели контакты с их разведками.
— А как на эти контакты реагировали немцы? Ведь господа из ОУН присягали на верность свастике.
— Неблагодарность всегда оскорбительна, герр полковник. Но что мы могли поделать? Правда, когда мельниковцы развернули свою деятельность в Южной Америке, Мельника с несколькими его помощниками вызвали в Берлин и сурово предупредили.
— А бандеровцы?
— Все националисты в конце войны ориентировались на США, в том числе и бандеровцы…
После допроса Алленберга полковник Тарасюк проговорил в раздумье:
— Придется еще поработать нашему брату на освобожденных землях. Но я уверен, оуновские бандиты недолго будут гулять по украинской земле.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Путь Мамчура на Родину был не коротким. И все-таки наступил счастливый час возвращения.
Миколу встретили сразу же после прибытия эшелона во Львов. В вагон вошел капитан и зачитал имена солдат, которых выделили для вспомогательных работ на железной дороге. Среди них оказался и рядовой Москва. Сокира и Горлорез в тот же вечер уезжали дальше, в один из госпиталей Крыма.
Капитан, не теряя времени, выстроил бойцов в две шеренги, распределил между ними обязанности, и, когда Микола последним по списку отметился в комендатуре, дежурный указал ему на соседнюю комнату:
— Зайдите, там вас ждут.
За столом сидел плотный человек в штатском.
— Петро Федорович Кротенко — сотрудник управления государственной безопасности, — представился он и подошел к Мамчуру, крепко пожал ему руку: — С возвращением, Микола! Не приглашаю садиться, потому что задержимся здесь ненадолго. Только один вопрос: вы договорились с Сокирой о месте встречи?
— Да, он будет искать меня через комендатуру.
— Идея ваша?
— Этот вариант предложил Сокира.
— Тем лучше. Но, ясное дело, до возвращения Сокиры мы поработаем. Для вас приготовили подходящее помещение. Там и будем встречаться. Ну, а теперь айда в машину!
С вокзала они поехали в центр города. Микола с интересом рассматривал послевоенный Львов. Кое-какие покалеченные дома были уже отремонтированы, работали магазины, кинотеатры. По улицам хлопотливо шагали люди, одетые во что попало, чаще всего — в поношенную полувоенную одежду. Попадались и крестьяне в разноцветной национальной одежде с сумками и плетеными кошелями.
На перекрестке Кротенко сбавил скорость и, глянув на Миколу, спросил:
— Как настроение у ваших знакомых? Может, приметили кое-какие изменения?
— Да, изменения есть… — Микола на минуту задумался. — В пути, когда эшелон минул Варшаву, начальство стало уточнять данные о раненых. И, представляете, Горлорез назвал свое настоящее имя! Сослался на то, что его, мол, не так оформили под Берлином. Теперь он Мартын Голинец. Дал домашний адрес, сведения о родителях.
— Для дела это имеет значение, — отметил чекист. — А каково настроение у Сокиры?
— В подполье он не рвется, однако на связь с УПА пойдет, хотя бы для того, чтобы дойти до всего собственным умом и тогда уже сделать выбор.
На окраине города машина свернула в переулок, вымощенный каменными плитами. Остановились метров через двадцать, вышли. Кротенко отворил калитку, пропустил Мамчура во двор и показал на островерхий двухэтажный домик, который выглядывал из зелени яблоневого сада.
— Ну как, нравится? Тут отдохнете, наберетесь сил. Ничто так не укрепляет, как свежий воздух и хорошее настроение!
Они поднялись на второй этаж и застали там невысокого щуплого человека лет пятидесяти с сединой на висках.
— Знакомьтесь, это Микола, — представил Кротенко Мамчура. — А это Кость Семенович, хозяин усадьбы. Он даст вам, Микола, штатскую одежду, чистое белье, покажет, где библиотека, столовая, ванная. Словом, за всем, что вам нужно, обращайтесь к нему и никуда не отлучайтесь. Приведите себя в порядок, отоспитесь. Я приеду завтра, и, наверное, не один. Разговор будет долгим.
Петро Федорович энергично потряс руку Миколы и зашагал к выходу.
Хозяин оказался человеком остроумным и веселым. Рассказал, что даже на фронте, когда ходил в разведку или за «языком», не мог удержаться от шуточек. Он принес Мамчуру все, что нужно, и спустился вниз, на кухню.
Умывшись, побрившись и переодевшись, Микола почувствовал себя наконец в форме. Он удобно устроился в мягком кресле, закрыл глаза. И сразу вокруг все загудело, загремело, задребезжало, в темноту метнулась железнодорожная колея, почудились знакомые голоса. А потом, когда взошло солнце, эшелон остановился. «Варшава», — громко объявил кто-то сзади. Ему возразил голос Сокиры: «Нет и не будет Варшавы — одни камни остались. Столицей сделают другой город. Может, Краков?»
«Наши города тоже разрушены, но люди оттуда не уйдут, — вслух рассуждал Мамчур. — Расчистят изуродованные кварталы, вместо старых построят новые». — «Не успеют, — пробираясь по вагону и прихрамывая, бормотал Сокира. Где-то на руинах боевик споткнулся, повредил колено. — В сорок четвертом нам говорили: если Германия проиграет войну, ее продолжат американцы и англичане». — «Нет, не посмеют. В мире многое переменилось. Это, наверное, понимают за границей и там, в подполье. А может, подполья уже нет?» — «Посмотрим. Установим связь, разберемся в обстановке…»
