Пентти Хаанпяя - Избранное
Сидя на скамье, изготовленной собственными руками, Юхани Норппа подумал, что это действительно было неслыханное, сказочное деяние: маленькая Финляндия строит церковь в восточной Карелии. Ведь этот час, должно быть, великий час и для него, некогда совершившего поход в Карелию, чтобы освободить братьев-соплеменников. Но после того, первого, похода в нем произошли перемены. Он подумал о том, что, кроме церкви и попа, карельскому народу будет предоставлена возможность платить церковную десятину, а победителем окажется лесопромышленная компания, которая получит возможность хозяйничать в карельских лесах. Не те ли господа выгадывают от этого? Они считают себя победителями. И они действительно остаются не внакладе. Ведь для простого люда и в старой Финляндии было достаточно деревьев, под которыми они могли вдоволь наслушаться, как поет пила. А может быть, солдаты воспринимали это как великое событие, потому что все еще не вышли из детского возраста, который для Юхани Норппы уже пройденный этап.
Сразу же после празднеств Юхани Норппе предоставили отпуск. Он долго тащился в переполненных поездах и прибыл наконец в город, где он работал до начала войны и где на одном из чердаков хранились его пожитки.
Он даже съездил в деревню, туда, где когда-то поднимал целину, обрабатывал собственные поля. С тех пор он здесь, кажется, и не бывал, уж больно тоскливо становилось на сердце при виде и даже при воспоминании о местах, где его подстерегло несчастье и большое разочарование. Теперь он слушал разговоры крестьян о высоких налогах, о сдаче скота и о том, что в армию забрали лучших лошадей. Он походил по кладбищу, где увидел на длинных рядах белых крестов много знакомых имен. Там они спали, эти «геройски павшие», простые мужики, а по улицам ходили молодые вдовы да ковыляли на костылях молодые парни. Позади у них была короткая война, впереди — длинная жизнь. Юхани Норппа купил несколько килограммов масла, которое было в цене, и возвратился в город.
В последний день отпуска он встретил на улице своего старого знакомого капрала Корппи, который разгуливал без денег и с трещавшей от похмелья головой. И во времена старой Европы это был бесшабашный парень, а теперь, в воюющем мире, он и вовсе жил словно последний свой день. Норппа угостил его стопкой водки, прихвастнув при этом, что у него еще имеются деньги, хотя он и не получает по три марки в день. Потом он заметил на ногах у Корппи хорошие сапоги и предложил обмен. Его сапоги, видишь ли, за зиму уже поизносились, а поскольку он трудармеец, то новых сапог ему могут не выдать. А Корппи сможет обменять свои сапоги когда угодно.
Добродушный и бесшабашный капрал с удовольствием согласился, тем более что выпитая водка уже начала согревать его душу.
Так сапоги опять обули другие ноги.
Капрал Эйнари Корппи, безденежный отпускник, остался сидеть за столиком пивнушки. Хозяйка корчмы, измученная и раздражительная на вид женщина, метала в его сторону сердитые взгляды.
— Тетечка, дорогая, я уйду, — сказал капрал. — Только минуточку терпения. Наш брат, конечно, был бы лучшей и наиболее подходящей кандидатурой в братскую могилу. Там бы радушно приняли, но я всячески намерен избежать этой участи.
Наболтавшись вдоволь, капрал Корппи наконец встал и вышел.
6
Если бы капрал Корппи в только что приобретенных сапогах, которые немало перестрадали, поистрепались на строительстве церкви и там же с наружной стороны левого сапога получили почти сквозное ранение от топора трудармейца, если бы Корппи не остановился именно на этом перекрестке улиц, чтобы набить свою трубку, то кто знает, как сложилась бы его судьба…
Но случилось вот что.
Дул ветер, и трубка упорно не прикуривалась. Корпии так углубился в это занятие, что очнулся только в тот миг, когда услышал голос офицера:
— Эй, капрал, для вас что — трубка значит больше, чем весь мир с его капитанами и войнами?
Капрал Корппи поднял взгляд и раскрыл было рот для ответа, но увидел перед собой обветренное и сияющее лицо Нэнянена.
— Ба, да это же Корппи!
— Нэнянен! И гляди-ка ты — капитан!
— Так точно, голубчик. Вот так встреча!
Они обменялись крепким рукопожатием: ведь вместе служили еще в зимнюю войну, которая теперь казалась чем-то очень давним. В каких только переделках они тогда не побывали!
Нэнянен, который благоухал как винная бочка, взял Корппи под руку и повел. В этот вечер они побывали во многих местах, встретили много новых людей, выпили уйму разных напитков. Когда кончились деньги, Корппи продал часы. Все превратилось в сплошной сумбур. Под конец Корппи уже не понимал, куда он попал и с кем имеет дело.
Какой-то человек в шикарной ливрее держал его за рукав и говорил, что не лучше ли капралу пойти домой. Корппи согласился — он был в хорошем настроении. Он встал и пошел.
Из приоткрытой двери на улице затемненного города падала полоска света. И в этом свете помутневшие глаза Корппи увидели пышную лису, а за лисой лицо женщины.
— Тю-тю-тю! — ласково протянул капрал Корппи.
Дверь закрылась, свет исчез, лиса исчезла, и женское лицо тоже, но возник полицейский.
— Солдат, оставьте прохожих в покое!
— Как? — удивился Корпи. — Как еще ласковее можно обращаться? Вы только послушайте: тью-тю-тю-у!..
Но тут же он вдруг почему-то обозлился и превратился в безжалостного воителя:
— Кроме того, тыловым крысам нет никакого дела…
— Ну, это мы еще увидим! У нас есть местечко, где можно отдохнуть и успокоиться…
В этот момент лиса и женское лицо вновь оказались где-то совсем рядом, хотя и были скрыты темнотой.
— Послушайте! — раздался певучий насмешливый голос. — По-моему, солдат вел себя очень мило. Так ведь говорят теленку, не правда ли? О, это очень милое существо. Не лучше ли нам всем разойтись друзьями, тем более что скоро пасха…
— С удовольствием, госпожа! Но этот солдат в таком состоянии, что он вряд ли сможет передвигаться…
— Госпожа, — лепетал капрал Корппи, — госпожа, в данном случае мы имеем дело с энтузиастом — провожатым пьяных…
— О, это звучит не хуже, чем у самого Стриндберга, — сказала женщина в мехах.
Дверь ресторана приоткрылась, и на улицу вновь упала полоска света.
— Да это же мой родственник! — воскликнула дама. — Господин констебль, я позабочусь о нем. Не разыщете ли вы нам извозчика?
Полицейский был поражен, но вежливо взял под козырек. Он, видимо, знал эту даму в мехах и был удивлен ее поведением.
Но капрал Корппи не знал никого. Он пребывал в мире хаоса и сонного дурмана. Он не узнал бы сейчас ни мать, ни отца. Капрал бубнил себе под нос:
— Вы слишком любезны, госпожа… — И через минуту: — Ну и тетя! Вот это идея!
Дама от души смеялась.
— Да, идея! Не могу же я бросить вас. Или как?
Капрал Корппи, казалось, погрузился в глубокие раздумья, засунув руки в карманы уже расстегнутой шинели, которую выпроводивший его человек в шикарной ливрее только что застегнул на все пуговицы.
Извозчик прибыл, и капрал вскарабкался на дрожки, а дама уселась рядом с ним. На темных улицах слышался только цокот копыт. Капрал, казалось, уснул. Временами он вдруг просыпался, входил в раж и кричал: «Извозчик, поворачивай!» Потом он начинал ругаться с кем-то и вновь засыпал.
Но когда дрожки остановились, он очень бодро спрыгнул на землю, выпрямился, щелкнул каблуками и взял под козырек.
— Спокойной ночи, госпожа!
— Да нет, что вы! — сказала дама. — Так не пойдет! — Она рассчиталась с извозчиком и пояснила при этом: — С этими сельскими родственниками иногда прямо беда…
Извозчик усмехнулся в усы, причмокнул, и лошадь тронулась.
— Нам, наверно, пора отправиться на покой, — сказала дама капралу, который теперь стал молчалив и послушен.
…Когда капрал Корппи проснулся, он обнаружил себя лежащим на мягкой белой постели, без френча и сапог, но в брюках. Ему сразу же бросилось в глаза, что его видавшие виды суконные брюки на белой простыне выглядели грязной рванью. В голове шумело, и во рту все пересохло. Ему казалось, что рот его превратился в вороний клюв.
Капрал повернулся на другой бок, увидел на тумбочке графин с водой, протянул руку и начал жадно пить. Стало немного легче. Был уже день, хотя в комнате из-за спущенных штор царил приятный полумрак. Комната была обставлена очень роскошно. Полированное дерево, кожаная обивка, на стенах картины.
Капрал Корппи выругался про себя и подумал, что, вероятно, совершилось чудесное превращение. Но на его френче, висящем на спинке стула, вместо генеральских эполет по-прежнему тускло блестели вековечные помятые и грязные лычки капрала. В его голове блеснула мысль: «Чертов Нэнянен, куда он меня затащил…» Но капитан превратился в пар, исчез, и капрал никак не мог уцепиться за кончик логической нити, чтобы хоть что-нибудь вспомнить!
