Герхард Грюммер - Скитания
Гербер с облегчением установил, что теперь он уже не новичок на корабле. Он продвинулся по служебной лестнице на одну ступеньку вверх. Уже засыпая, он подумал: «Хоть мы и не обнаружили ни одной мины, но это все же была настоящая боевая операция. Завтра же надо написать об этом друзьям, не откладывая в долгий ящик».
***Моряки напряженно вглядывались в темноту. Вечером тральщик Хефнера возглавил проводку конвоя к острову Гернси. На борту корабля шла привычная работа.
Конвой, состоявший из торговых и каботажных судов, среди которых самым крупным был танкер «Бизон», а самым маленьким — каботажное судно «Спекулатиус», вышел из Гранвиля. Команда тральщика знала это судно и не любила его за ненадежность двигателей, а «лорды» называли его «спекулянтом». Оно часто отставало от конвоя, и это очень раздражало Хефнера, который в таких случаях вымещал зло на моряках.
На этот раз все шло гладко: «Спекулатиус» двигался впереди конвоя и выдерживал необходимую дистанцию. Стояла спокойная летняя ночь…
При подходе к острову Джерси темноту внезапно разорвало огромное пламя, поднявшееся в черное небо высоким ярко-желтым фейерверком. Это взорвался танкер «Бизон». Гербер крепко зажал уши, чтобы не оглохнуть от прокатившейся над поверхностью моря взрывной волны. Через несколько секунд облако дыма поглотило судно. Выпустить торпеду в танкер могли только английские катера. Подводные лодки здесь не появлялись, так как море в этом районе было неглубокое. Артиллерийские расчеты как-то неуверенно развернули стволы орудий и сделали несколько выстрелов осветительными снарядами в надежде обнаружить противника, но его быстрые торпедные катера давно уже исчезли.
Хефнер приказал развернуться и идти к месту гибели «Бизона». Но моряки ничего не увидели там, кроме плавающего торфа и каких-то обломков. Гербер знал, что еще в Гранвиле на палубу танкера загрузили штабелями торф, а в трюме, как свидетельствовала документация, находились боеприпасы для островных гарнизонов. После взрыва никто из команды не спасся.
Отряд тральщиков подошел к Гернси. Сразу же после швартовки всем командам выдали шнапс, чтобы люди сняли напряжение и на какое-то время забыли о гибели танкера. И, словно повинуясь невысказанному приказу, никто не промолвил ни слова о погибших моряках.
***Климат на острове Гернси был намного мягче и приятнее, чем на побережье. «Здесь больше сказывается влияние Гольфстрима, — подумал Гербер. — Правда, Коппельманчик дал бы этому более обстоятельное объяснение».
Портовый город, который французы называли Сен-Пьер, а англичане Сан-Питс-порт, живописно вытянулся вдоль возвышающихся холмов. Одного из боцманов послали за покупками в город, и он взял с собой Гербера. Они не спеша бродили по крытому рынку. Со всех сторон им дружелюбно предлагали купить цветы, ранние овощи и разнообразные фрукты. Производство этих продуктов составляло главное занятие жителей острова. Торговцы в основном говорили по-английски, и только немногие из них могли объясниться на ломаном немецком.
Война парализовала хозяйственную жизнь острова, вывоз продукции в Англию прекратился, а для доставки ее на континент не хватало транспорта, да это было сопряжено и с большими опасностями. Поэтому дружелюбие и любезность торговцев объяснялись недостаточным спросом на их товары.
После обеда Гербер пошел прогуляться по городу. Он с наслаждением любовался готическим собором, дворцом и многочисленными утопающими в цветах белоснежными виллами, в которых раньше летом жили богатые коммерсанты из Лондона и Ливерпуля.
С вершины большого холма открывался прекрасный вид на Джерси, Альдерни и на расположенный поблизости остров Сарк. Этот прекрасный романтический уголок показался Герберу раем в сравнении с теми местами, которые он видел прежде.
***Поздно вечером отряд снова вышел в море. Тральщики принялись за работу, которая не прекращалась всю ночь. Перед рассветом наблюдатели доложили, что они отметили шум моторов вражеских самолетов, осуществлявших, очевидно, минирование.
Вновь завыл электрогенератор. Его то нарастающий, то ослабевающий гул раздражающе действовал на нервы. Поиски продолжались весь день, но оказались напрасными. Незадолго перед заходом солнца, когда корабли шли в направлении порта, радист принес на мостик последнее расшифрованное сообщение, в котором содержалась печальная весть: где-то неподалеку ночью напоролись на мины два сторожевых корабля и затонули. Доклад наблюдателей оказался верным, но аппаратура, созданная еще в довоенное время, была несовершенна, и они не смогли точно определить направление и место, где самолеты сбросили мины.
Несколько кораблей под общим командованием Хефнера должны были идти к предполагаемому месту катастрофы и искать оставшихся в живых. Тральщик тотчас же лег на обратный курс. Гербера назначили дежурить на палубе. Он стоял, прислонившись к щиту орудия, и вел наблюдение по левому борту. Юноша очень устал и хотел спать. Его колени то и дело сгибались, и наконец он ударился об острый край щита. Сильная боль развеяла его сон, но всего лишь на несколько минут.
Когда лучи восходящего солнца осветили водную поверхность, команде разрешили закурить. Люди выкуривали одну сигарету за другой. Это была единственная возможность как-то взбодриться.
Впереди показались три надувные лодки. На предельной скорости тральщик Хефнера направился к ним. В лодках сидело всего семь человек. Они промокли насквозь и выглядели крайне изможденными. Из их рассказа выяснилось, что первый подорвавшийся на мине сторожевой корабль затонул в течение трех с половиной минут. Ведомый корабль поспешил на помощь, чтобы подобрать команду, но его постигла та же участь. Моряки не успели спустить на воду ни одной спасательной шлюпки, а надувными лодками смогли воспользоваться всего лишь несколько человек, которые гребли изо всех сил, чтобы поскорее уйти из опасной зоны вокруг тонущего корабля. Из восьмидесяти человек осталось в живых лишь семь.
Надежды на то, что кто-нибудь смог так долго продержаться на воде, почти не было. Тем не менее Хефнер приказал продолжить поиск и вылавливать тела погибших.
Вскоре на борт тральщика подняли первые трупы. Их лица распухли и были отмечены следами агонии. С других кораблей сообщили о таких же результатах. Помощь пришла слишком поздно.
На корме сложили в ряд семнадцать трупов. Рассматривая погибших, Гербер старался не заглядывать в их лица. Про себя же он отметил: большинство утонувших не смогли снять обувь в воде, что удается сделать только тренированному пловцу. Боцман надел спасательный жилет на куртку с меховой подкладкой и вряд ли долго продержался на воде. Некоторые оставались в кожаных брюках, которые быстро намокали и становились очень тяжелыми. Лежавший рядом с боцманом сигнальщик пытался, очевидно, освободиться от кожаных брюк, но не смог: они запутались у него в ногах.
Восемнадцатый труп всплыл недалеко от тральщика. Сразу же ему на голову сели две чайки и устроили драку. Они взлетели со страшными воплями лишь после того, как матрос замахнулся на них багром. Охваченный ужасом, Гербер смотрел на пустые кровавые глазницы.
Тральщик Хефнера лег на обратный курс. Мертвых накрыли брезентом и развернули над ними военно-морской флаг.
Когда грузовик увозил из порта трупы погибших, матросы уже сидели за обедом и безучастно жевали. Гербер же ни к чему не притронулся, он был потрясен первой встречей со смертью.
Глава 5
ИЗ ГОТЕНХАФЕНА В ЛОРИАН
Хельмут Коппельман поехал из Штральзунда в восточном направлении. «Училище подводников, Готенхафен», — значилось в его документах.
Солнце светило совсем по-весеннему, когда группа в составе тридцати человек прибыла к месту назначения. Среди них были и рядовые моряки, и обер-ефрейторы, и унтер-офицеры, которые уже успели понюхать пороху в Норвегии или во Франции на Атлантическом побережье.
Город Готенхафен имел современный вид. Хельмут смутно помнил, что Куле рассказывал что-то о его возникновении. В январе 1919 года Польша получила узкую прибрежную полоску земли. Молодое государство с огромным энтузиазмом воздвигло на месте бывшей рыбацкой деревни мощный океанский порт Гдыня. В гимназическом атласе Хельмут видел «Гдинген» и никак не мог разобраться, почему так исказили польское название, придав ему бессмысленное немецкое звучание.
Поляки гордились своим новым городом. Он был прекрасно спланирован — светлый приветливый. В 1939 году город переименовали в Готенхафен. Правда, доктор Феттер очень сомневался, что готы когда-либо бывали здесь. «Так ведь он всегда чем-то недоволен, — подумал Хельмут. — Готенхафен звучит истинно нордически и свидетельствует о нашем уважении к традициям».
