Винценц Мюллер - Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала
Скоро я полюбил свою новую службу. Я охотно работал под руководством Шлейхера, так как мне нравились атмосфера откровенности в его отделе, его решительность и то, как он обращается со своими сотрудниками. Мне казалось, что он в противоположность взглядам и требованиям других офицеров трезво оценивает внутри- и внешнеполитическое положение Германии, а тем самым и возможности рейхсвера. Я полагаю, что Шлейхер стремился провести рейхсвер через смутное время по возможности без потерь и обеспечить его командованию политическое влияние. Он выступал против всех тех, кто внутри и вне рейхсвера затруднял осуществление этих намерений. Вскоре я заметил, что он был более искусным политиком, чем многие другие ведущие деятели рейхсвера.
Я довольно быстро «вработался» в свою новую должность. Сначала пришлось познакомиться с довольно сложным служебным распорядком Министерства рейхсвера. Работники отдела T-I–III с самого начала отнеслись ко мне очень доброжелательно, что отвечало духу сотрудничества под началом Шлейхера. Через несколько дней мне стало ясно, что в отделе царит твердая спаянность, что Шлейхер умело руководит отделом и приучает своих работников к самостоятельности.
Начав работать в министерстве рейхсвера, я сразу же поинтересовался, как обстоит дело в Саксонии и Тюрингии. В конце октября 1923 года в Саксонию под руководством командующего войсками IV военного округа генерал-лейтенанта Мюллера был направлен рейхсвер с задачей распустить левое правительство Цейгнера и рабочие дружины. Аналогичная задача была поставлена в начале ноября в Тюрингии 3-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта Отто Хассе. Здесь положение осложнялось еще тем, что в связи с гитлеровским путчем в Мюнхене на баварско-тюрингской границе в конце октября скопилось с целью идти маршем на Берлин большое количество членов экстремистских правых союзов, например, союза «Викинг», «Младогерманского ордена», «Стального шлема», а также военнослужащих «черного рейхсвера», которые после провала путча в Кюстрине намеревались активизироваться в Баварии.
Я помню, что между Шлейхером и подполковником Ливониусом, начальником штаба 3-й кавалерийской дивизии, произошел резкий спор, когда в связи с каким-то случаем выяснилось, что Ливониус связан с этими союзами. Шлейхер (очевидно, с согласия Гесслера и Секта) пресек эти связи, так как они могли скомпрометировать рейхсвер. Вскоре после отмены чрезвычайного положения Ливониус был уволен в отставку.
В то время как в Тюрингии не дошло до открытого сотрудничества между путчистскими правыми союзами и рейхсвером, в Мюнхене пехотное училище участвовало в гитлеровском путче. Это был тяжелый удар для командования рейхсвера, которое неоднократно запрещало военнослужащим рейхсвера партийно-политическую деятельность. Происшествие приняло тем более скверный оборот, что пехотное училище по тогдашним порядкам являлось центральным училищем рейхсвера. Все кандидаты в офицеры, прежде чем направиться в другие военные школы, должны были пройти пехотное училище. В тот период при училище действовали курсы повышения квалификации для офицеров, произведенных в офицерский чин во время войны, но не имевших специальной военной подготовки. Следует, впрочем, заметить, что Верховное командование, министр рейхсвера д-р Гесслер, а также генерал фон Сект своей непоследовательной линией по крайней мере допустили, если не поддержали такое развитие событий в Мюнхене, которое помогло подготовить почву для восстания этого центрального офицерского училища.
После гитлеровского путча командование рейхсвера перевело училище в Ордруф, учебный лагерь близ Готы, уволило начальника училища и его заместителя и подвергло дисциплинарным взысканиям часть офицеров. После прихода Гитлера к власти все эти люди были награждены «орденами крови». Увольнение командующего войсками VII военного округа и командира 7-й (баварской) дивизии генерал-лейтенанта фон JIоссова было на некоторое время отложено.
В кругах общественности обсуждался в связи с этим вопрос, почему рейхсвер выступил именно против Саксонии и Тюрингии, тогда как в отношении Баварии, где уже давно наблюдался сдвиг вправо и где откровенно требовали свергнуть имперское правительство, Берлин терпеливо дожидался, пока путчисты не выступили открыто.
Министр рейхсвера Гесслер, выступая 23 ноября 1923 года в рейхстаге, назвал события в Мюнхене «открытым правонарушением», а действия саксонского и тюрингского правительств «игнорированием права с сохранением правовой формы». Последнее якобы хуже первого, так как является лицемерием. Разумеется, разный подход к Саксонии и Тюрингии, с одной стороны, и Баварии — с другой, объясняется другими причинами. В Саксонии и Тюрингии действовали левые силы, в Баварии — националистические. И, конечно, последние были ближе рейхсверу, чем первые. События в Баварии явились начальной стадией того развития, которое через десять лет привело к приходу нацистов к власти и стало роковым для немецкого народа. В 1923 году поначалу казалось, будто бы дело заключалось в том, чтобы ликвидировать длившийся уже почти три года фашистский балаган в Мюнхене, являвшийся следствием военного поражения, Версальского мирного договора и нищеты. Крикуны и бунтовшики вначале были разбиты, и на некоторое время их заставили замолчать. Однако стоявшие за ними круги продолжали действовать. К пониманию этого я, как, вероятно, и многие, пришел значительно позже. Но уже и тогда офицер канцелярии обер-лейтенант Мюллер в процессе работы подметил ряд фактов, которые позволяли ему все яснее различать взаимосвязь событий.
В конце ноября 1923 года в отдел T-I–III был переведен баварский капитан Риттер фон Шпек. Ему были поручены правовые вопросы. Он должен был также содействовать укреплению сотрудничества между Министерством рейхсвера и земельными баварскими учреждениями.
Сначала предстояло решить важный вопрос, где вести судебный процесс против мюнхенских путчистов: в имперской судебной палате по охране республики, которая, собственно, обладала необходимой компетенцией, так как дело о мюнхенском путче было делом о государственной измене, или в баварском Чрезвычайном суде, поскольку Бавария в 1922 году сделала оговорки против применения закона об охране республики и в сентябре 1923 года не признала объявленного президентом на территории всего рейха чрезвычайного положения, а ввела на своей территории чрезвычайное положение и чрезвычайные суды. С участием президента, рейхсканцлера, имперских министров юстиции, внутренних дел и рейхсвера, а также начальника Главного управления сухопутных сил было принято решение в пользу баварского требования: провести процесс против Гитлера и его соучастников в баварском Чрезвычайном суде. Тем самым весь процесс перешел в руки баварского правительства, на которое падала особая ответственность за столь большое обострение обстановки в Мюнхене, что стала возможней организация гитлеровского путча.
Кроме того, помнится, имперское Министерство юстиции и баварское правительство приняли еще одно важное решение: судебный процесс против Гитлера и его соучастников будет открытым только частично. Заседания, на которых рассмотрят важные вопросы, состоятся при закрытых дверях. Я читал опубликованные впоследствии протоколы открытых заседаний. Имевшиеся в Министерстве рейхсвера протоколы закрытых заседаний известны мне не были. Помню только несколько ироническое замечание, сделанное Шлейхером весной 1942 года.
— Некоторым повезло, — сказал он, — что процесс ведется в Мюнхене и главные вопросы рассматриваются при закрытых дверях.
Сопоставив это замечание с известными мне фактами, я понял, что такого же мнения придерживается начальник Главного управления сухопутных сил генерал фон Сект.
Судебный процесс против Гитлера, Людендорфа, Рема, Фрика, Крибеля, д-ра Вебера и других, обвиненных в государственной измене, длился с 20 февраля по 1 апреля 1924 года в Народной судебной палате в Мюнхене под председательством директора земельного суда Нейтхардта. В качестве наблюдателя от Министерства рейхсвера на процессе присутствовал капитан Риттер фон Шпек.
На открытых заседаниях Гитлер заявил, что он до тех пор не признает за собой никакой вины, пока на скамью подсудимых не сядут все участники путча, в том числе бывший баварский государственный комиссар фон Кар, генерал в отставке фон Лоссов и начальник баварской земельной полиции Зейссер, которые 8 ноября вечером в мюнхенской пивной «Бюргербройкеллер» участвовали в провозглашении Гитлером нового «национального» правительства и которые даже должны были войти в его состав, но внезапно отказались.
Больше всего меня интересовали планы создания директории, о которых говорилось и на открытых заседаниях суда. На вопрос Гитлера, вправе ли генеральный директор концерна Стиннеса Мину оказывать на президента противоречащее конституции давление, свидетель Кар заявил: «На это я отвечать не буду». Свидетель, генерал в отставке фон Лоссов, на вопрос Гитлера, кто, собственно, является автором плана создания директории, заявил: «На этот вопрос я отвечать отказываюсь. Сведения об этом я получил в доверительных беседах и не имею права говорить здесь об этом». Из показаний свидетелей и обвиняемых вытекало, что Кар поддерживал связь с советником юстиции Глассом, руководителем Пангерманского союза в Берлине, что Кар обсуждал вопрос о директории не только с Мину, но и с гросс-адмиралом Тирпицем, адмиралом в отставке Шеером и неким господином Кнебелем и что Мину изложил им экономическую программу Стиннеса, которая очень понравилась Людендорфу. Подробности о планах создания директории я узнал в отделе T-I–III. Позже я еще вернусь к ним.
