"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Богомолов Владимир Осипович

Взяв гребень с ваткой, чернявый расчесал лейтенанту волосы, сделал еще несколько движений ножницами и, осмотрев свою работу с разных сторон, принес из чуланчика, где горела керосинка, алюминиевый стакан с кипятком, кисточку и так же неторопливо, как и все, что он делал, принялся править бритву на ремне.

В парикмахерскую, запыхавшись, вошел и окинул всех хмурым взглядом пожилой капитан-артиллерист с палочкой в руках; как оказалось, заняв ранее очередь, он куда-то отлучался и, возвратившись как раз вовремя, тут же уселся в среднее кресло к полной парикмахерше.

«И ничего в нем нет подозрительного», – огорченно размышлял Андрей, глядя на лейтенанта.

Рядом словоохотливый старшина не умолкая рассказывал молоденькому авиатору:

– Двадцать седьмую перебросили в Белосток. Вот это город! Правда, центр побит, но женщины! – Старшина восторженно почмокал губами; только теперь Андрей заметил, что тот навеселе. – Это с нашей Дунькой раз, два – и в дамки, – заявил он убежденно. – А польки не-ет! Обхожденьице дай, ласку, подходец. Разные там: падам до нужек шановни пани, пшепрашем, пани, цалую рончики… [25] И еще вагон всякой галантерейности. Не раз вспотеешь. А иначе – напрасные хлопоты. Это тебе не наша Дунька: погладил по шерстке – и замурлыкала! Не-ет!.. Обхождение дай! Подходец тонкий требуется, с виражами! А так запросто не прошелестишь…

Капитан-артиллерист (ему только намылили лицо) обернулся и угрюмо посмотрел на старшину; тот, не заметив, продолжал рассказывать об особенностях обхаживания женщин в Польше, о каком-то Березкине из 6-й истребительной и о случае, который произошел с этим летчиком, когда он, хлебнув «послеполетные» за всю эскадрилью, отправился с аэродрома в Белосток и спьяна «пустил пузыря» [26].

Старшина совершенно не умел молчать. Оставив Березкина, он заговорил о новых, только что полученных истребителях «Як-3». Если о некоторых других самолетах он был весьма невысокого мнения и называл их не иначе как «дубами», «гробами» и даже «дерьмом», то о новых истребителях он отзывался с похвалой и всячески расписывал их достоинства:

– …Устойчивы, поворотливы, в управлении – как перышко! Но главное – скорость! Не машина – молния! Как-нибудь шестьсот пятьдесят, а это не семечки – абсолютное превосходство! И в маневре бесподобны. Ручку на себя – в небе тает. И вооружение усилено. Скажи мне: есть у немцев такая машина?.. И не снилась!..

«Вот звонарь! – с досадой подумал Андрей. – Ну что его, за язык тянут, что ли?»

– Прыщичек тут у вас, – виновато улыбаясь, сообщил чернявый лейтенанту, неосторожно задев его бритвой около уха и заметив капельку крови.

– …Из Тринадцатой и Двадцать пятой тоже поехали за новыми машинами. Нагонят этих «Яков» или, может, «Ла-7» получат – и немцам неба не видать. Точно! Это тебе не сорок первый год…

Отстранив брившую его толстую парикмахершу, капитан-артиллерист с мыльной пеной на лице и салфеткой на груди поднялся в этот миг из кресла и шагнул к старшине.

– Встаньте! – потребовал он.

Старшина, не понимая, поднялся, планшетка болталась у голенищ его щегольских сапожек.

– Трепач! – вдруг резко сказал, вернее, выкрикнул капитан. – С вашим языком не в авиации служить, а коров пасти!.. Идите отсюда!..

Мастера обернулись на шум; весь красный, старшина еще какое-то время продолжал стоять, затем медленно прошел к выходу и, поймав участливый взгляд смазливой парикмахерши, остановился вполоборота у двери и попытался улыбнуться: улыбка получилась растерянная и неестественная; вся развязность и бойкость сразу слетели с него. Постояв так секунды, он вышел. Младший лейтенант – летчик, с которым он говорил, – покраснел как кумач; все молчали.

– Вы мне йодом помажьте, – негромко промолвил в наступившей тишине старому мастеру лейтенант; он менее других обратил внимание на это небольшое происшествие, он был занят осмотром пореза и заметно тревожился. – А то, знаете…

– Не извольте беспокоиться, – услужливо заметил чернявый. – Сделаем в лучшем виде…

Капитан-артиллерист снова сел в кресло и, подергивая головой и нервно поправляя салфетку у воротника, с возмущением говорил в это время парикмахерше:

– Трепется и трепется. Как баба! Противно слушать!..

– И верно! Мы, женщины, куда как разговорчивы, – вдруг не к месту певучим голосом сказала парикмахерша, игриво и весьма глупо улыбаясь. – Все от простоты нашей, откровенности!.. И страдаем всегда за это…

– Уж вы откровенны! – мрачно и с раздражением сказал капитан. – Трепачишка чертов! Сопляк!.. – Он никак не мог успокоиться. – Знаю я вашу простоту, – он похлопал себя по шее, – на своей шкуре испытал!

И, проведя ладонью по выбритой щеке, тем же злым, возбужденным тоном спросил:

– Вы думаете, он летает?.. Писарюга какой-нибудь! Или на аэродроме самолетам хвосты вертит. А я вгорячах промашку дал: его, разгильдяя, в комендатуру отправить надо было!..

Между тем лейтенанту приложили к лицу горячую салфетку – компресс.

– Я за вами, – поднимаясь, напомнил Андрей сержанту. – Сейчас п-приду…

28. Вот и второй!

Выйдя из парикмахерской, лейтенант, подстриженный и похорошевший, взглянул на часы, закурил и неторопливой походкой направился в сторону станции. Андрей на значительном расстоянии следовал за ним.

Как и большинство его сверстников, лейтенант с откровенным интересом поглядывал на встречных девушек и молодых женщин; остановился у афиши кино, прочитал, попытался заговорить с худенькой блондинкой, впрочем, безуспешно. Пошел дальше, вид у него был довольно беззаботный, однако он не забывал отдавать честь, причем делал это четко, с той легкостью, какая отличает служащих в армии не первый год. У железнодорожного переезда он бросил окурок, который, как перед этим и спичка, был тут же украдкой подобран Андреем.

Во всем облике лейтенанта, в его фигуре, лице, походке, поведении и обмундировании, не было ничего примечательного или необычного, как говорится, не на чем взгляд остановить; за годы войны Андрею приходилось видеть десятки, если не сотни таких юношей в военной форме.

Вслед за лейтенантом Андрей вышел на пристанционную площадь, где вдоль штакетника стояло несколько автомашин.

– Товарищ полковник, – послышалось совсем рядом, – разрешите…

Андрей обернулся и буквально в двух метрах от себя увидел стоящего навытяжку возле полуторки Таманцева и рядом с ним двух незнакомых усмехающихся офицеров – капитана и старшего лейтенанта, как догадался Андрей, прикомандированных.

– Виноват, – дурачился Таманцев. – Разрешите обратиться…

– Т-ты еще не уехал? – не обращая внимания на подначку, удивился Андрей и, жестом подозвав Таманцева, указал взглядом на идущего впереди, метрах в сорока, лейтенанта.

Таманцев посмотрел и сразу сделался серьезным.

– Где ты его достал?

– В п-парикмахерской.

– Молодчик!

Таманцев уже принял решение и, оборотясь, велел двум офицерам:

– Ждите меня!

Он и Андрей последовали за лейтенантом. Тот направился в конец станции, где возле столовой продпункта, очевидно поджидая его, стоял круглолицый капитан.

– Вот и второй, – обрадованно сказал Таманцев и посмотрел на часы. – Без трех минут четыре… Надо полагать, они условились здесь встретиться…

Капитан и лейтенант обедали долго, около часа, по-видимому никуда не торопясь. Тем временем Таманцев и Андрей лежали на траве за низкорослым крапивником метрах в пятидесяти от столовой. В тени места, пригодного для наблюдения, поблизости не было, приходилось снова жариться на солнце.