Жан Санита - Вы любите Вагнера?
Андре Ведрин, наблюдавший за этой сценой, оказался тут же и, разыгрывая постороннего, спросил:
— Вы не ушиблись?
Несколько прохожих молча глазели на них. Пожилая женщина вызвалась помочь, но Макс успокоил ее:
— Пустяки, мадам, все обошлось. Будьте осторожны, проклятый гололед.
Помогая Максу подняться, Андре быстро прошептал ему:
— Сразу в машину не садись. Тебя не должны в ней видеть. Иди к площади Рену и подожди там.
— А Жак поймет, что надо делать?
— Поймет.
Уже на перекрестке, возле колбасного магазина, Андре увидел, как Макс свернул налево, на улицу Сен-Жене. Машина тронулась с места. Он с облегчением вздохнул. Боевое крещение Жака состоялось. Макс-то уже старый, стреляный волк.
Можно себе представить, какие у них будут рожи, у владельцев “Папируса”, когда они завтра или послезавтра возвратятся из Ниццы. Он затянулся еще раз и спокойно зашагал по улице Беленвилье.
Мороз крепчал, пробирал его до костей. Неподвижное и напряженное ожидание давало себя знать Хотелось горячего кофе, но идти в бистро не имело смысла — кто же не знает, что настоящего кофе там нет и в помине? Пусть сами пьют эти помои из эрзаца!
“Единственное место, где я мог бы согреться, — у Тентена: Маринетта готовит на удивление ароматный кофе А по такому случаю Тентен не упустил бы возможности пропустить по стаканчику напитка и покрепче”.
Андре почувствовал: кто-то схватил его за рукав. Молниеносно сунул руку в карман и резко обернулся. У него перехватило дыхание, он похолодел от неожиданности.
— Кола!
Ему казалось, что он громко выкрикнул это имя. На самом деле произнес его едва слышно.
Перед ним стоял Кола, в канадской куртке нараспашку, в старых башмаках, и его кадык выпирал от волнения так, что страшно было смотреть.
— Стою у окна, вдруг вижу — ты. Вот так встреча! Честно говоря, я и не знал, как восстановить связи. Бросился за тобой.
Говорил он скороговоркой, и Андре с трудом улавливал, о чем шла речь. Кола опередил его вопрос, готовый вот-вот сорваться.
— Все я объясню тебе, Ламбертен… Такие события, расскажи кому-нибудь, не поверят…
Чувствуя на себе тяжелый взгляд, Кола нервничал. В глазах, обращенных на него, таилось подозрение, и это еще больше волновало его. Он бормотал:
— Я живу у одного приятеля… Со временем ты поймешь меня…
Кола чуть не добавил: “Приятель поверил мне без всякого”.
Глаза у Андре потеплели, но рук из карманов он не вынимал, по привычке следя за улицей.
Мимо них по широкой улице Беленвилье спешили люди: почтовые служащие, парни и девчонки из соседних школ и художественного училища. Школьники несли чернильницы в матерчатых мешочках и книги, перетянутые резинкой, ученики художественного училища — папки с рисунками. Немного поодаль остановилось пять или шесть автобусов “ситроен” с газогенераторами на крышах, словно монтаньяры с тирольскими мешками за плечами. Из автобусов высыпала шумная толпа мужчин, женщин и детей с саквояжами и корзинами.
Среди этого бурлящего потока Андре чувствовал себя неспокойно. Следить за тем, что происходит вокруг, не было никакой возможности. Кола все еще что-то говорил ему, но он плохо понимал, о чем идет речь, н только по голосу чувствовал в его отрывистых фразах отчаяние и волнение
Вдруг он прервал рассказ Кола. Неожиданно для самого себя решился:
— Идем к тебе!
Они вошли в подъезд. Кола двинулся вперед по темной лестнице. Дом был старый, уже отслуживший свое: таких домов полно в провинциях и рабочих кварталах Парижа; они похожи на рахитичные деревца, растущие в узких расщелинах скал.
На третьем этаже остановились, Кола открыл дверь и вошел в небольшую комнатку. Идя следом, Андре вытащил пистолет, спустил предохранитель. Он резко толкнул двери, так что они ударились о стену, и очутился лицом к лицу с парнем, который наставил на него автомат. Кола бросился вперед и крикнул:
— Не делайте глупостей!
Он встал между Андре и незнакомцем, переводя взгляд с одного на другого.
— Это наш друг.
К кому первому обратиться, он не знал. Он кивнул на Андре и пояснил своей скороговоркой:
— Это мой командир в организации Сопротивления. А с ним бежали из гестапо. Он присоединился к нам…
Андре легонько отодвинул Кола и ударом ноги закрыл дверь, не спуская глаз с воинственного парня с автоматом и не пряча пистолет Кола отобрал у парня автомат, вынул магазин с патронами и бросил оружие на кровать. Спокойно заметил:
— Мы взяли его взаймы у бошей. А второй спрятали в старом доме на улице Галле.
Андре прислонился спиной к дверному косяку.
— Слушаю тебя, Кола.
Украдкой взглянул на часы. Десять минут первого! Не зная, где он задержался, Тентен ни за что не сядет обедать один Но раньше часа он не сможет добраться до кафе “Король вина”
Кола рассказал о своем аресте во время облавы, допросах в комендатуре, о камере в подвале виллы на улице Руайя, о заложниках, маленькой еврейке, о Франсуа Бурдийа, наконец, о побеге. Он даже забыл расстегнуть куртку, так и стоял застегнутый на все пуговицы. А может, просто боялся простудиться — в комнате стоял невыносимый холод. Чуть тепленькая кафельная печь не в силах была справиться с устойчивым многодневным холодом комнаты.
Время от времени, будто в подтверждение своих слов, Кола оборачивался к парню и вопросительно смотрел на него ласковыми глазами.
— Вдвоем с ним вышли на улицу Амадео и вдоль заводских заборов пробрались к старому заброшенному дому. Я его уже давно заприметил на улице Галле. Там и спрятали автомат под грудой штукатурки. Мы почти не рисковали. Туда наведываются иногда бродяги, по это не страшно… Что стало с другими, не знаю. За себя я спокоен — я холостяк. — Кола снова кивнул в сторону пария, стоявшего у кровати и с восхищением глядевшего на Андре. — С ним — сложнее: его родители ничего не знают о нем.
Андре размышлял.
“Все рассказанное похоже на правду. Кроме, пожалуй, побега из гестапо. Впрочем, почему бы и нет? В свое время я тоже бежал из лиможской тюрьмы. О своих подозрениях говорить не стоит. Отправим в первый же отряд маки. Там есть возможность и проверить и перепроверить их”.
Еще раз взглянул на них: честные, открытые лица — и у Кола и у его товарища. Они спокойно стояли перед ним в холодной, неприветливой комнате с выцветшими обоями и облупленным потолком. Люди они, безусловно, наши. И все же необходимо принять все меры предосторожности. Ничего не поделаешь
— Останетесь здесь до утра, — сказал он. — В девять вы должны быть у стоянки автобусов “ситроен”. К вам подойдет наш товарищ, и вы сядете в машину. Некоторое время вам придется переждать на уединенной ферме, до тех пор, пока не будет организован первый отряд маки…
От возбуждения Кола даже подпрыгнул. Обрадованно таращил на Андре глаза, а кадык его выдался так, что было страшно, как бы он не проткнул тонкую кожу на шее.
— Организуют маки? — Он никак не мог прийти в себя. — В маки! И я буду там?
Еще немного, и он кинулся бы танцевать жигу. Неожиданно лицо его стало серьезным. Он внимательно взглянул на Андре и сурово добавил:
— Наконец-то я займусь стоящим делом — буду воевать! Это прозвучало как суровое пророчество.
— После всего, что я видел в гестапо, я тоже хочу воевать… Только…
— Ваша семья? — прервал Андре парня. В его голосе слышались какие-то дружеские, почти ласковые нотки. — Не волнуйся, дружок! Дай адрес — я сообщу нм. Да ты и сам напиши, разумеется, без обратного адреса… Женат?
— Уже три месяца! Жена у моих родителей. Она у меня умница, все поймет.
Андре положил пистолет на ночной столик, записал имя и адрес, повторил вслух и поднес к бумажке с адресом огонек зажигалки. Назвал нм пароль и добавил:
— Завтра утром по пути заберете из тайника и второй автомат.
Он взялся за ручку дверей, но обернулся и спросил:
— Кстати, как вам удалось пронести эту штуковину? — Он кивнул на автомат, лежавший на грязном одеяле.
— А мы его разобрали, — просто ответил парень.
Ведрин спрятал свою карманную артиллерию и вышел. О том, что специальная группа охраны будет находиться неподалеку, когда за ними придет машина, он на всякий случай умолчал.
XVIII
Сидя на краешке дивана, Мари-Те натягивала чулки. Невольно она залюбовалась своими стройными ногами, плотно охваченными блестящим шелком. С удовлетворением провела по ним руками. И бедра у нее отличные. Не хуже, чем у красоток с экрана. Мари-Те чувствовала, как все ее тело напряглось в каком-то небывалом порыве. Ей вдруг пришло в голову, что мужчинам было приятно прикоснуться к ее молодому упругому телу. От одной мысли об этом щеки у нее вспыхнули, она зажмурила глаза.
Громкий окрик заставил ее вздрогнуть, огромные зеленые глаза вспыхнули гневом.
