Робин Мур - Зеленые береты
– Сэр, – обратился он к Корни, – к работе с ранеными я подключил трех вьетнамских медиков, двух сестер и сержанта Хаймера. Амбулаторный пункт дважды попадал под обстрел, однако нам удалось погасить огонь. Если мы покинем Фан Чау, многие из них погибнут. Бергхольц и Родригес находятся в довольно тяжелом состоянии и далеко не пройдут.
Корни кивнул в знак понимания.
– Эбберсон, вы сами слышали звук труб, – сказал он. – Возможно, они блефуют, а возможно, действительно готовят к наступлению еще один батальон. Впрочем, скоро сами узнаем. Однако на тот случай, если лагерь все же падет, мы должны быть готовы к эвакуации через юго-восточные ворота. Таков приказ.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Эбберсон. – Я подготовлю медчасть.
– Вы не видели Шмельцера? – устало спросил капитан.
– Нет, сэр, – ответил сержант и удалился в сторону амбулаторного пункта.
Трубы зазвучали громче, словно приблизились к периметру лагеря.
– Останьтесь со мной, – сказал Корни, обращаясь ко мне, и пошел от стены в глубь лагеря.
На плацу он осмотрел сделанную из ствола дерева громадную стрелу, указывавшую на расположение позиций противника – сейчас она указывала на запад. По краям стрела была обложена канистрами с песком; установленные в них емкости с горящим мазутом и бензином неустанно чадили – в том случае, если подоспеет подмога с воздуха, летчики смогут по этой стреле определить, куда именно им следует сбрасывать свои бомбы. Мы с Корни прошли на наблюдательный пункт, располагавшийся над главным бункером. Вся команда А, за исключением Шмельцера, Трэйна, работавшего на рации Борста, Бергхольца, Родригеса и медиков, собралась вокруг бункера.
– Проходите внутрь, – скомандовал Корни. – По моей команде направляйтесь в сторону юго-восточных ворот. Борст передаст самолетам, чтобы те освещали только западную стену лагеря. Оказавшись за его пределами, мы двинемся на восток, к холмам, и упаси нас Бог нарваться на наших же старых друзей из ККК.
Предательское посвистывание приближающегося 60-миллиметрового минометного снаряда прервало командира. Люди быстро укрылись за надежными стенами глубокого главного бункера. Мы с Корни остались наверху.
– О, Бог мой, – простонал Корни. – Смотрите.
Все подходы к западу от лагеря, вплоть до самых холмов освещенные самолетами, внезапно заполнили черные фигуры солдат противника. На территории снова стали разрываться летающие мины, на фоне которых все так же отчетливо слышались звуки полковых труб. К Корни приблизился лейтенант Кау, во время стремительной контратаки раненный в лицо, руку и ногу.
– Сэр, – обратился вьетнамский лейтенант, – почти всех своих бойцов я разместил вдоль западной стены, тогда как остальные остались практически неприкрытыми. Какие будут новые указания?
– Вы и ваши люди проявили себя смелыми солдатами, – сказал Корни. – Где сейчас капитан Лан?
– По-прежнему в бункере. – Кау указал вниз под то место, на котором мы стояли.
– Моя рекомендация такова: изо всех сил, до последнего сопротивляйтесь наступлению вьетконговцев, а по ходу дела можете сказать пару слов своему Будде.
– Я католик, сэр.
– Ну, тогда Иисусу, – добавил Корни, отнюдь не желая обидеть вьетнамского воина. – И учтите, что американские военнослужащие получили приказ в случае падения лагеря покинуть его территорию.
– Ясно, сэр. Мы прикроем ваш отход. Для этого я оставлю в юго-восточном бункере полный расчет моих людей.
– Спасибо, Кау. Если нам всем удастся живыми выйти из этой заварухи, мы с подполковником Трэйном постараемся сделать все от нас зависящее, чтобы вы стали капитаном.
– Спасибо, сэр. Но лучше сделайте так, чтобы те, кто сидит в Сайгоне, не отдали меня под суд.
Кау козырнул и, несмотря на свои раны, проворно засеменил к западной стене, чтобы руководить финальной стадией обороны Фан Чау.
Глаза Корни повлажнели.
– Бог мой, после того как встречаешь такого человека, как Кау, начинаешь проклинать себя последними словами за все то недоброе, что ты сказал о вьетнамцах.
Наши минометы, огнем которых руководил стоявший на доселе не разрушенной башне вьетнамский сержант, последовательно пробивали бреши в рядах свежего вьетконговского батальона.
– Похоже на то, что им чертовски важно овладеть этим плацдармом, – пробормотал Корни. – Они уже потеряли два батальона и теперь посылают на смерть третий, лишь бы захватить лагерь.
Ударные отряды палили из всех своих безоткатных 57-миллиметровых и ракетных орудий, но черные орды продолжали подступать к лагерю, постепенно расходясь веером, словно намереваясь захватить не только западную, но также северную и южную стены. Пулемет палил трассирующими, однако они не обращали на него никакого внимания и неуклонно продвигались вперед.
– Значит, так тому и быть... – проговорил Корни.
Остающиеся пулеметы продолжали яростно палить по рядам вьетконговцев, тогда как минометы противника методично сокрушали позиции западного сектора лагеря.
Внезапно небо над головами разорвал оглушительный грохот, приближения которого мы все так ждали. Откуда ни возьмись появилась группа из шести истребителей Т-28, которые на бреющем полете прошли над нашим осажденным лагерем и открыли огонь из своих 50-миллиметровых пулеметов. И сразу же в рядах вражеского батальона появились целые просеки, заполненные мертвыми, изуродованными телами. Одновременно с этим в массе черных коммунистов вспыхнули очаги ослепительно белого огня – это взрывались падавшие с самолетов напалмовые бомбы.
Облаченные в черную форму фигуры вспыхивали, делали еще пару шагов, после чего буквально испепелялись. Живые факелы успевали разве лишь огласить окрестности своими предсмертными воплями. Напалмовые бомбы сорвали наступление. Т-28 резко перегруппировались, совершили круг и стали заходить для очередного смертоносного бомбометания.
Однако Вьетконг по-прежнему отказывался смириться с поражением. Практически все остававшиеся в живых черные коммунисты изменили направление огня, и вскоре небо окрасилось разноцветными полосами от трассирующих пуль, вылетавших из их пулеметов. И именно в это почти сплошное скопище перекрестного огня пилоты направили свои летающие машины.
Внезапно один из низко летящих Т-28 оказался объят пламенем. Спланировав к гористой местности, он врезался в один из холмов, и тот сразу же превратился в преисподнюю кроваво-желтых всполохов пламени. Остальные самолеты, словно в отместку за гибель товарища, совершили очередной заход, сокрушая из своих 50-миллиметровых пулеметов остатки бойцов третьего батальона коммунистов.
Сидевшие на стенах солдаты восторженно кричали, подпрыгивали и обнимали друг друга. Корни также посылал в небо какие-то громкие, возбужденные возгласы. Он наблюдал за тем, как рассыпались боевые порядки коммунистов; в небо теперь палили лишь отдельные солдаты, тогда как самолеты продолжали методично уничтожать остатки третьего батальона вьетконговцев.
Фан Чау был спасен, однако Т-28 все не улетали, продолжая раз за разом заходить над позициями вьетконговцев, покуда на вьетнамской стороне границы не осталось в живых ни одного солдата коммунистов. Наконец пилоты совершили последний пролет над пылающим местом гибели их товарища, резко развернулись над Фан Чау и устремились вдаль.
Из бункера появился возбужденный и явно приободренный Трэйн, который только что закончил сеанс радиосвязи с пилотами самолетов.
– Я спросил их, почему они так задержались! – прокричал он. – И вы знаете, что ответили мне эти парни? Один из летчиков сказал, что обычно спецназовцы не требуют поддержки с воздуха и расправляются с вьетконговцами еще до того, как появляются самолеты и вносят свою лепту в общее дело.
Корни перевел мрачный взгляд в сторону пылающего холма, ставшего могилой одного из Т-28. Трэйн проследил за его взглядом.
– Да, мне тоже чертовски жалко этого парня, – проговорил он. – А ведь они и в самом деле спасли нас.
– Если бы у нас были те двести пятьдесят "хоа-хао", которых убрали политики со звездами в петлицах, – не удержался Корни, – мы и сами смогли бы расправиться с третьим батальоном.
– Как бы то ни было, капитан, мне еще ни разу не доводилось видеть подобного героического сопротивления.
– Только еще одна деталь, подполковник. Вы сами явились свидетелем того, что, не соверши мы днем раньше наступление на позиции ВК, нас еще задолго до появления самолетов выкинули бы из лагеря. Ведь все те маленькие хитрости, которые спасли нас, мы установили и соорудили за какие-то последние двадцать четыре часа.
– Да, кстати, капитан, – сурово заметил Трэйн. – Об этом-то я как раз и хотел поговорить с вами. Скажите, вам не кажется, что минирование бункеров ваших военных партнеров представляет собой слишком уж нетипичный образец ведения боевых действий? Что я скажу майору Три? Что доложу в Сайгоне? То, что мы без ведома наших военных союзников закладываем под них взрывчатку?
