Борис Земцов - Добровольцы
На моих глазах ранило и Сашку К. Этого парня я встречал еще в Москве, где он обивал пороги патриотических редакций, прося помощи в организации выезда в Югославию. Не помню, чтобы он интересовался суммой жалованья, сроками контракта и прочими условиями. Он просто очень хотел уехать в Югославию. Уехать, чтобы воевать на стороне сербов.
В этом бою Сашка, как и все мы, отстреливался, лежа за каменным бруствером. Когда плотность огня мусульман заметно увеличилась, пробрался к палатке, где находился серб с рацией. Попросил сообщить нашим в казарму обо всем, что здесь творится. Возвращался короткими перебежками, не забывая придерживать рукой, как всегда, лихо заломленный черный берет. До своего места за каменным бруствером он не добежал какой-то десяток метров. Мусульманская пуля ударила его в голову. Ребята перетащили Сашку в палатку, наскоро перевязали. Пуля, по-видимому, задела какой-то важный нерв; он почти перестал видеть. Когда пришел приказ отходить, Сашку вели под руки. Я запомнил его белое, как лист бумаги, лицо и широко раскрытые, но ничего не видящие глаза.
Ранен и Владимир Р., бывший офицер, прошедший горно-егерскую подготовку. Он сильно оглушен разорвавшейся поблизости миной, осколки камня посекли его лицо. Похоже, у него порваны барабанные перепонки.
Знал ли Владимир, ползая по горным склонам на учебном полигоне, где пригодятся ему эти навыки?
* * *По-разному вели себя наши парни в бою. Кто-то материл наступающих, демонстрируя знание всех тонкостей бранного искусства. Кто-то непрестанно курил. Кто-то насвистывал. Слева от меня лежали двое моих земляков — уроженцев земли тульской — Максим М. и Андрей X. Молодые, симпатичные, недавно отслужившие армию ребята. Они воюют без суеты, с достоинством, деловито, как будто занимаются этим всю свою жизнь. При этом умудряются незло подтрунивать над соседями и над самими собой. За время боя я несколько раз слышал их заразительный смех. Такими земляками можно гордиться. За свой левый фланг в том бою я был абсолютно спокоен.
Всех удивил Сашка Ф. — склонный к полноте, флегматичный орловский парень. Первую половину боя он исправно поливал огнем причитавшийся ему сектор обстрела. Ближе к десяти внимание мусульман переключилось с правого нашего фланга, где как раз находился Сашка, на фланг левый. Позицию Сашки перестали обстреливать. Этой паузой он распорядился весьма своеобразно. Пристроил под голову подсумок с автоматными рожками и… заснул. Заснул в то время, как в считаных метрах слева от него вовсю трещали автоматы. Орловский двадцатипятилетний парень мерно похрапывал на камнях в боснийских горах в разгар боя! Хватит ли фантазии представить на месте орловского Сашки «доблестного» янки, математически умного немца, засушенно-вышколенного англичанина?
Меня же к середине боя разобрал жуткий аппетит. Пришлось ползком пробраться в палатку, соорудить нечто вроде бутерброда из пайкового копченого сала и хлеба. Подняв, между делом, голову, увидел: стены палатки зияют доброй дюжиной дыр — отметин пуль противника [12].
* * *Моим самым близким соседом «по брустверу» в том бою был Серега-Пожарник. Сначала он, вжавшись в мшистые камни, молча обстреливал, ориентируясь на вспышки выстрелов и мелькающие силуэты, отведенный ему участок неприятельской стороны. Израсходовав пару рожков, оторвался от приклада, повернул ко мне удивленное лицо с по-детски округлившимися глазами. Тихо пояснил: «Ни хрена не вижу… Все, что дальше мушки, — плывет… Какие-то лохмотья серые…»
В этом признании не было страха, скорее какая-то удивленная виноватость, но и она моментально сменилась вполне конструктивным предложением: «Давай, пока у меня эта ерунда не пройдет, я тебе рожки набивать буду…»
Предложение оказалось актуальным. Готовые, заряженные заранее магазины к автомату у меня к тому времени уже заканчивались, а отвлекаться на их снаряжение значило оставить без внимания свой сектор обстрела. Понятно, теперь к своему «подшефному» участку мусульманской стороны пришлось прибавить еще и территорию, которую до недавнего времени обстреливал Серега.
А еще минут через пятнадцать мой сосед по брустверу поразил меня откровением, смысл которого я буду переваривать, похоже, еще очень долго. Ни с того ни с сего, оторвавшись от своего монотонного занятия, он выдал: «Ты знаешь, мне сейчас кажется, что у нас с тобой сегодня все нормально будет, не ранит, не убьет… И вообще, мы долго жить будем…»
«Правильные у тебя, Серега, ощущения…» — только и оставалось мне ободрить своего предельно откровенного соседа [13].
* * *После часа дня подошло подкрепление — все наши, кто находился в это время в казарме. Похоже, до последнего момента никто из них не представлял, что здесь творится. Наверное, с таким трудом переданный по рации сигнал был оценен то ли как шутка, то ли как следствие излишней драматизации ситуации. Введение в бой для них началось еще на полпути, когда мусульмане обстреляли грузовик. У машины пробиты скаты, чудом остался невредим водитель-серб. Кабина прошита пулями в нескольких местах.
Вряд ли кто из приехавших готов был увидеть то, что открылось им на нашей позиции. Громадные ветки деревьев, срезанные осколками мин, масса воронок, изрешеченные пулями палатки, наконец, перенесенный за палатку, испачканный густой темной кровью бездыханный Костя Богословский.
Поразил питерский доброволец Сашка К., в гражданской профессии школьный учитель. Не обращая внимания на посвистывающие над головой пули, он снял каску (вторая после Кости Богословского каска в нашем отряде), опустился на колени, достал из-за пазухи тоненькую ветхую книжечку, начал читать молитву.
Обратил внимание, как изменились лица казаков. Раньше они несли на себе печать бравады, превосходства, надменного самодовольства. Теперь все это как рукой снято. Я увидел хорошие русские лица. Чуть растерянные, немного удивленные…
* * *Символично, что на протяжении всего времени боя за высоту Заглавок над этой высотой реял… российский имперский черно-желто-белый флаг. Похоже, это полотнище уже застолбило свое место в вечности как будущий экспонат музея новейшей российской державной истории. Стяг привез в Югославию Володька-Бес. Тот самый одинцовский парень, успевший в свои двадцать с небольшим не только отслужить срочную службу, но и хлебнуть войны в Приднестровье. Знаю, что этот флаг он купил на собственные деньги на одном из патриотических митингов в столице.
Чем руководствовался этот парень, когда брал его, отправляясь в Югославию? Вряд ли исходил он здесь из каких-либо стратегических и конспирологических расчетов. Тем более не мог представлять сценария событий, в которые предстоит окунуться. Скорее всего, подчинился какому-то внутреннему разумению, а точнее, здоровому имперскому и национальному инстинкту, который присутствует в сознании каждого «правильного» русского человека, независимо от воспитания, происхождения и профессии. В обычное время этот инстинкт дремлет, а то и откровенно дрыхнет, и только в момент исторической актуальности, в «час икс» звучно заявляет о себе. Для Володьки-Беса и его флага «час икс» грянул 12 апреля 1993 г. на высоте Заглавок.
Между прочим, флаг этот он хранил не в своем рюкзаке, а во внутреннем кармане куртки, служившей ему доспехами все время югославской «командировки», фактически на груди. С этим флагом ходил в разведку, стоял в караулах, ел и спал. Во время всем нам памятного восьмидневного горного рейда Володька этот флаг потерял. Пропажи хватился ближе к вечеру. Не испугался, не поленился — один вернулся по следам, отвергнув, кстати, наши предложения о помощи, к месту последнего привала и отыскал флаг в подтаявшем под горным солнцем снеге.
За пару дней перед сражением на Заглавке флаг укрепили на самодельном флагштоке на дереве в центре нашей позиции. Представляю, какие комментарии были по этому поводу у мусульман и их зарубежных инструкторов (чаще всего это турецкие военспецы), наблюдавших за высотой через свои бинокли.
Покидая, согласно приказу сербского командования, позицию на Заглавке, флаг мы сняли. Как и полагается боевому знамени, все его полотнище было в дырах от пуль и осколков [14].
* * *Досадно, что высоту, которую мы отстаивали в неравном бою шесть часов, пришлось оставить. Таков приказ сербского командования. Досадно, потому что боеприпасов у нас еще оставалось достаточно, да и помощь подошла немалая — почти три десятка наших.
Но приказ есть приказ. Обсуждать его не положено. Уходили с высоты организованно, с достоинством. Патроны, которые не смогли взять с собой, сложили в костер. В первую очередь вынесли завернутое в одеяло тело Кости Богословского, вывели под руки Беса и Сашку К. Высота Заглавок, наша былая позиция, провожала нас трескучим салютом рвавшихся в костре патронов.