Герман Матвеев - Тарантул
В это время над головой раздался глухой стук.
— Что вы там нашли? — спросила старуха, заглядывая через открытый люк в подпол.
— Не нашли, а спрятали, Матильда Вильгельмовна. Клад спрятали. Вернемся — половину вам отдадим, — весело сказал однорукий, загораживая собой работающего шофера.
— Не разбейте банки.
— Нет, нет. Все будет цело.
— Вы слышали?.. Они опять стучат.
— Пускай стучат. Пойдите успокойте их, а мы уйдем.
Голова старухи скрылась. Однорукий вернулся к шоферу. Убедившись, что картошка закрыла чемоданы и лежит ровно, он передал ему лампу.
— Пойдем, Семен.
Они быстро вылезли наверх, закрыли подпол и тихо вышли из дома.
— Я не могу вас пустить, — сердито говорила старуха через двери стоявшим на крыльце. — Приходите утром, когда будет светло.
— У меня срочное дело. Откройте лучше, Матильда Вильгельмовна. Иначе я прикажу сломать двери.
— Как сломать? Разве вы грабители, чтобы ломать…
— Откройте, вам говорят! — кипятился участковый инспектор. — Вот упрямая старуха… Я пришел с проверкой. Понимаешь ты русский язык?..
— Я не желаю больше разговаривать с грубияном, — сказала старая немка и ушла в дом.
Взглянув на майора, участковый беспомощно развел руками.
— Ломайте! — шепотом приказал майор.
С первыми ударами в дверь сухо щелкнули выстрелы где-то сзади дома и донеслись крики.
— Вот они куда направились, — спокойно сказал майор.
— Товарищ майор, разрешите, я побегу туда, — попросился Бураков и, не дожидаясь ответа, спрыгнул с крыльца.
— Стрелять только в ноги! — крикнул ему вдогонку майор. — Ну, что ж вы остановились? Ломайте!
Дверь затрещала под напором двух красноармейцев, но не открылась.
— Нет, так не сломать. Нужен инструмент. Разрешите, я сбегаю за ломиком, — сказал участковый.
Снова за домом затрещал автомат и в ответ ему — одиночные пистолетные выстрелы. Майор оставил красноармейцев на крыльце и быстро пошел в переулок к месту перестрелки.
20. Арест шпиона
Машина была спрятана во дворе дома, где жила Валя. Девушка сидела на скамейке рядом с шофером и шепотом рассказывала ему о памятном дне 22 июня, думая совершенно о другом.
Девушка замолчала, когда раздался первый стук в дверь колониста.
— Скажите, — не выдержав, спросила она, — товарищ, который до вас дежурил здесь, правда пожарный инспектор?
— Это уж его частное дело, — добродушно ответил шофер, затянувшись папиросой. — Если говорит — пожарный, — значит, пожарный. Ему лучше знать.
Удары в дверь гулко разносились в ночной тишине улицы. Девушка тревожно прислушивалась к ночным шорохам. Ей казалось, что где-то крадутся невидимые враги, перешептываются, лязгают затворами.
Выстрелы заставили девушку вскочить с места.
— Вы слышали?
— Стреляют. Вот сейчас из автомата прошили. А это из винтовки… Опять очередь из автомата, — невозмутимо пояснял шофер.
— Могут быть раненые?
— Все может быть.
— Так чего вы сидите?.. Идите помогайте. Я бы на вашем месте давно там была.
— Нет. У нас так не полагается. Каждый имеет свое назначение. Мое дело около машины.
Мучительно тянулись минуты. Даже во время первых воздушных тревог Валя так не волновалась. При каждом шорохе она вздрагивала, готовая броситься на помощь. Когда до слуха донеслись удары, скрип и треск сломанной двери, она сердито дернула за рукав соседа.
— Ну что вы сидите?.. Живой же вы человек, на самом деле. Вы, наверно, там нужны.
— А если нужен, позовут.
Замелькали электрические фонарики, и из переулка вышли несколько человек. Впереди шел Бураков, освещая дорогу.
— Валя, вы здесь? — крикнул он в темноту.
— Да, да. Я здесь…
— Тут надо перевязочку сделать. Нельзя ли у вас в доме?
— Конечно, конечно. Идите. Она торопливо ушла в дом и зажгла свет. Топая тяжелыми сапогами, с шумом ввалилась группа взбудораженных борьбой мужчин, щурясь от яркого света. В комнате сразу стало неуютно, холодно и тесно.
— Бинты у меня есть, — взволнованно сказала девушка, мельком взглянув на арестованных.
— Не надо бинтов. Пакеты есть…
Бураков бросил на стол несколько индивидуальных пакетов, взглянул на Валю и залюбовался. С ярким румянцем на щеках от холода и волнения, она была очень красива.
— Так это… надо разорвать. Там есть подушечки и все такое, — спохватившись, сказал он, разрывая второй пакет.
— Я знаю. Дайте я сама.
Легко раненного в плечо красноармейца перевязали быстро, но с великаном-шофером пришлось повозиться. Пуля застряла в правой ноге, из раны сильно текла кровь. Его положили на диван. Разрезали и сняли сапог. Когда нашли рану и наложили повязку, Бураков заметил, что диван, пол, сама Валя и все кругом перемазано кровью.
— Смотрите, что натворили!.. Не стоит он ваших забот.
— Может быть, чаю согреть? — сказала девушка.
— Ничего не надо. Сейчас мы уедем.
Наступило неловкое молчание. Валя посмотрела на задержанных, стоявших кучкой в углу, около печки. Двоих она знала — старика-немца с сыном, а третьего, однорукого, видела первый раз. Немцы стояли неподвижно, понурив головы. Инвалид нервно крутил пуговицу, независимо и гордо поглядывая по сторонам. Когда Валя встретила его взгляд, он даже чуть улыбнулся ей.
— Вы меня сегодня хотели отправить в милицию, барышня, а получилось хуже, — вдруг пробасил раненый шофер.
— Я? Когда?
— Неужели забыли? Пропуск ночной спрашивали…
— Прекратить разговоры! — перебил его Бураков.
— Терпи, Семен, атаманом будешь, — сказал однорукий.
— Я терплю, Петр Иванович…
— Сейчас мы с тобой в санаторий поедем…
— Отведите его в машину. Здесь, я вижу, ему не нравится, — сказал Бураков.
Сержант с автоматом подошел к инвалиду.
— Ну-ка, атаман, слышал приказ? Пойдем. Однорукий, пожав плечами, направился к двери. За окном послышался голос майора. Бураков выскочил во двор.
Майор стоял около машины с немкой-старухой, одетой в шубу. Конвой подвел к нему однорукого.
— Кажется, Петр Иванович? — спросил майор, осветив фонариком шпиона.
— Угадали. Я Петр Иванович.
— Я его в машину отправил, товарищ майор. Переговариваться начал, — сказал подбежавший Бураков.
Старухе помогли залезть в кузов, затем предложили подняться туда и шпиону.
— Скоро мы поедем? — спросил из машины однорукий.
— Ваши все здесь? — не отвечая на вопрос, спросил майор. — Никого там больше не осталось?
— Не знаю, — ответил шпион.
— Может быть, где-нибудь на сеновале задержались?
— Чего им задерживаться? — мрачно сказал шпион. — А впрочем, останьтесь, поищите. Но только нас отправляйте. Холодно, и спать хочется.
— Хорошо, хорошо. Будет исполнено, — в тон ему ответил майор и, повернувшись к конвою, вполголоса сказал: — Слышали, что за гусь? Смотрите внимательней. Ему терять нечего.
— Не беспокойтесь, товарищ майор, — тихо ответил сержант. — Не уйдет.
Майор повернулся к дому, вошел в освещенную комнату. Раненый красноармеец сделал попытку подняться ему навстречу.
— Сиди, сиди, Антипов, — сказал майор, усаживая его обратно на стул. — Крови много потерял?
— Я полнокровный, товарищ майор.
— Ну смотри… — проворчал майор и перешел к лежавшему на диване шоферу.
На бледном лице раненого лихорадочно горели злые глаза.
— Что смотришь, начальник? Скоро добавишь восемь граммов. Надо было сразу. Зачем второй патрон портить?
— Эх, как ты боишься патрона-то!.. Надо было раньше об этом подумать, — сказал майор.
Громыхая коваными сапогами, шумно вбежал красноармеец и остановился на пороге, еле переводя дух. Майор посмотрел на запыхавшегося бойца и сейчас же перевел взгляд на арестованных. Немцы стояли по-прежнему, безразличные ко всему, а шофер с напряжением ждал, что скажет посыльный.
Майор сделал ему знак выйти на улицу.
— Что случилось?
— Сержант за вами послал, товарищ майор. Говорит, срочно нужны.
Дом колониста был по-прежнему оцеплен, а внутри шел обыск. Чекисты добросовестно перетряхивали тряпки, листали книги, переставляли мебель.
— Где сержант? — спросил майор, входя в комнату.
— Он в подполе… вот здесь.
Майор спустился вниз и застал сержанта за странным занятием. Опустившись на колени около бочки, он выслушивал ее, как врач больного, плотно прижимаясь к ней ухом,
— Что случилось, Замятин?
— Часы… — сказал сержант, поднимая палец кверху.
Майор наклонился к бочке и, затаив дыхание, прислушался. Действительно, еле слышно тикали часы.
— Слышите?
— Слышу. Но они не здесь. Не в бочке.
— Я с ног сбился… и туда и сюда. Тикают где-то, проклятые, а понять не могу.
