Йост Метцлер - История подлодки «U-69». «Смеющаяся корова»
— Самолеты, герр капитан, — тут же ответил он. — Если бы это на самом деле были детали автомобилей, то разве что автобусов. И куда они везут столько автобусов?
А пока маленькая лодочка подошла к борту судна. И снова поведение команды показалось странным и двусмысленным. Если в лодке люди были нарочито спокойными, то на корабле, наоборот, началась ненормальная шумиха, пожалуй, даже паника. Это было вовсе не похоже на дисциплинированный экипаж. Люди носились туда-сюда но палубе, двери открывались и снова закрывались, несколько моряков бежали, размахивая руками так, будто бы они собирались прыгнуть за борт. Женщина с двумя детьми бесцельно металась по главной палубе. Именно так вели себя команды на кораблях-ловушках в Первую мировую войну.
Но с другой стороны, маскировка не падала и орудия для стрельбы по субмарине все не появлялись.
Паника казалась довольно искренней. Экипаж действительно забрался в лодки, бурно жестикулируя, будто маневр занял слишком много времени. Затем спасательные шлюпки быстро отошли от судна из страха, что оно может утащить их с собой на глубину.
Одна из спасательных шлюпок направилась к подводной лодке. Капитан стоял на носу. В отличие от неряшливого офицера он вел себя очень вежливо и корректно. Он поднес руку к фуражке, когда шлюпка подошла к субмарине, поднялся на борт и протянул мне кейс с судовыми бумагами и коносаментом.
Одного взгляда хватило, чтобы понять, что бумаги настоящие и в абсолютном порядке. Так же было бесспорно, что корабль, плывущий как нейтральный, вез контрабанду, включающую радиоаппаратуру и оружие.
Я начал обдумывать все заново.
То, что экипаж корабля забыл осветить свою нейтральную эмблему, было досадной оплошностью. Причину этого сейчас было невозможно определить, да она, по сути, была уже не важна. Самые большие подозрения вызывало поведение команды. Грубая, нехарактерная для моряка манера поведения офицера, неряшливая одежда и неприглядный внешний облик матросов, а к тому же и путаница с названиями.
Теперь получилось, что я, вопреки приказам, остановил американское судно и заставил его экипаж покинуть корабль; но, с другой стороны, я был убежден, что судно перевозит контрабанду для воюющей державы.
Я ни минуты не сомневался, что если отпущу судно, то весь его груз будет использован врагом против моих соотечественников. Более того, капитан, разумеется, сообщит о происшедшем и предупредит союзников о немецкой лодке, рыскающей в этих морях. И наше задание, так же как и жизнь членов экипажа, окажутся в опасности.
Уничтожив судно, мы сохраним этот инцидент в тайне по крайней мере на несколько дней, потому что капитан вел себя вполне корректно и, в соответствии с международными законами, не пользовался рацией. В любом случае можно было ожидать дипломатических осложнений, но все-таки можно их несколько отсрочить. А какая начнется газетная шумиха!
Но кроме всего прочего, как командир лодки, я по возвращении в Германию буду, конечно, отвечать за неподчинение приказу. Что ж, значит, так тому и быть. Все равно уже невозможно что-то изменить. Как ни старался, я не мог вспомнить, что было сказано в приказе на случай, если американцы везут контрабанду. Возможно, адмиралтейство по ошибке не приняло во внимание или не предусмотрело такую возможность.
Я думал, что хорошо знаю приказы, данные мне. Там было множество важных сведений и советов по выполнению нашего главного задания, которые необходимо было выучить наизусть. Именно это я добросовестно сделал, и теперь в памяти всплывали самые разнообразные детали, казавшиеся мне чрезвычайно важными, например: день, когда я должен атаковать порты; положение вражеских минных полей; точка, где я должен встретиться с судном снабжения; побережье, где в случае непредвиденных трудностей может высадиться команда. Все это я запомнил прежде, чем передал секретные бумаги капитану танкера. Но в этом деле я должен был принять решение самостоятельно, так как возможности справиться в приказах у меня не было. Я решил, что надо еще раз заглянуть в законодательство о призовых грузах. При этом в отправке специальной группы для обыска судна не было никакой необходимости. Достаточно было проверить груз по коносаменту, предоставленному капитаном, чтобы понять, какая часть судового груза в действительности является контрабандой. Возможно, по призовым правилам судно можно было освободить. Выделенные тридцать минут уже давно прошли.
Я сообщил капитану «Эксмура», что его судно перевозит контрабанду и что я должен его потопить. Есть ли ему что сказать? Капитан покачал головой. Казалось, он уже смирился со случившимся. Он всего лишь сделал сожалеющий жест.
— Ничего не могу с этим поделать. — Ему явно было жаль потерять хорошее судно.
После этого я спросил, достаточно ли у них провизии и вооружения на борту. Выяснилось, что, к сожалению, в спешке они уделили этому недостаточно внимания. Значит, экипаж «U-69» должен был выдать им все это из наших не слишком уж больших запасов. Еда, хлеб, масло, бренди и медицинские препараты были выданы и с благодарностью приняты. В это время я еще раз проверил коносамент и сравнил его с перечнем грузов, запрещенных к перевозке. Этот список был одним из немногих, еще оставшихся у нас на борту. Итак, решение было принято. Я должен потопить судно.
Не выпуская из рук документы, я поднялся на палубу. Там как раз закончили грузить запасы в спасательные шлюпки. Я лично удостоверился, что у американцев есть все необходимое, чтобы без особых проблем совершить недолгое путешествие до берега. Затем я попрощался с капитаном и сообщил морякам в шлюпках курс, чтобы позже лодка могла занять выгодную огневую позицию и они ей не помешали. А затем случилось нечто удивительное. Как только его лодка отошла, капитан «Робина Мура» и его команда встали навытяжку и выкрикнули немецкое приветствие: «Heil Hitler!»
Мы стояли разинув рты. Что бы это все значило? Что лежит за всем этим? Это насмешка или уважение к людям, которые в середине Атлантике в сотнях милях от дома вели одинокую войну на своей маленькой лодке? Однако у нас не было времени беспокоиться о подобном.
Я отдал приказ потопить «Робина Мура». Немедленно после выстрела, в соответствии с правилами безопасности, лодка погрузилась. К сожалению, этой торпедой был так называемый «увалень». Ее двигатель заработал, но трубу торпеда не покинула. Торпедисты быстро заменили ее, а эту вытащили обратно и обезвредили.
«Рыбка» направилась к своей цели и попала в неподвижное судно, несмотря на некоторую задержку. В середине корабля появились обычные «пальмовые листья», а затем последовал оглушительный взрыв. Торпеда выполнила свою работу, но судно тонуло очень медленно. В конце концов показалось, что оно так и останется лежать, наполовину погрузившись. Выпустить еще одну торпеду было бы слишком дорого. Я поднял лодку на поверхность. Теперь пришла очередь палубных орудий. Артиллеристы были в полном восторге. Впервые с начала боевых походов у них появилась возможность открыть огонь по врагу. Издав боевой клич «La Vache qui Rit!», матросы рванулись к орудиям. Первые снаряды попали в корму. Затем последовал приказ: «Цель — капитанский мостик. Три залпа, огонь!»
Следующие снаряды попали в мостик, расколовшийся на тысячу мелких частей.
«Цель — правый борт, груз на кормовой палубе». Теперь мы увидим, что на самом деле находилось в решетчатых ящиках.
Снаряды влетели в гигантские ящики, разбивая все вокруг на мелкие осколки. Среди обломков можно было легко узнать детали самолета.
Теперь нужно было увеличить пробоины на ватерлинии, чтобы корабль тонул быстрее. После тридцати выстрелов я отдал приказ прекратить огонь. Судно еще раз приподнялось над водой, а затем с бульканьем ушло на глубину кормой вверх.
Палубный груз оказался в воде. Несколько особенно крупных решетчатых ящиков сейчас служили целью для легких пулеметов на мостике. Вскоре люди смогли увидеть сломанные части крыльев самолета, которые медленно погружались воду. Большие шины авиационного шасси плавали между обломками. Ближе к девяти часам мы полностью уничтожили корабль.
Этим вечером экипаж «U-69» в сумерках хотел уведомить о происшедшем BDU по радио. Мы не могли рисковать, нарушив радиомолчание днем. Адмиралтейство могло уведомить нейтральные страны, чтобы те подобрали спасательные шлюпки. Однако до этого нам придется побыть в их обществе. Я принял на себя обязанность собрать разбросанные шлюпки вокруг субмарины. Я решил на некоторое время взять их на буксир, пока они не окажутся в точке, где течение за несколько дней приведет их к африканскому берегу. Это была единственная возможность свести для них к минимуму неприятные моменты, связанные с долгим путешествием в открытой лодке. Для женщины с двухлетним ребенком это плавание, конечно, будет особенно тяжелым, но американские шлюпки обладали достаточно хорошими мореходными качествами, чтобы люди могли провести столь долгое путешествие в теплых водах без особенных трудностей. Более того, в результате нашего вечернего сообщения их скоро подберут.
