Виктор Николаев - Живый в Помощи(Записки афганца 1)
— Все?! Все?!
Головы уже считал каждый, кто способен был считать.
— Ну, что?! — уже сидя на борту и свесив ноги, Блаженко палил очередями во все стороны и продолжал, как заевшая пластинка, непрерывно переспрашивать:
— Все?!
Как ни считай, а одного не было. Гена вывалился с борта и, грохнувшись животом об землю, показал на пальцах:
— Трое ко мне! Майданов, вывози кучу в сторону и сразу за нами!
Сильно перегруженный борт, задрав хвост и почти бороздя носом землю, едва оторвался от площадки и сменил место ожидания. И тут раздался спокойный голос Коли:
— Или забираем всех, или все остаемся. А четверо вывалившихся на поиск в сплошном дьму и копоти, при видимости два-три метра, на ощупь искали забытого. Он нашелся почти сразу: мальчишка-«бача», которого в самом начале боя «усыпили» ударом по голове. С выпученными глазами, обняв валун в арыке, солдат дико хохотал. Его едва отцепили втроем. Дотащив до борта и забросив найденного в общую кучу, Блаженко почему-то уже без автомата, с одной гранатой и ножом, заполз в пилотскую кабину и показал Майданову руками: «Отход!»
«Аисты» были уже в пятидесяти метрах. Разом прекратив стрелять, они понимали, что взлететь и уйти из их рук этим людям поможет только чудо. И Майданов поразительно спокойно совершил то, что дано было совершить только Летчику с большой буквы.
На борту находилось тридцать пять человек, и поэтому из-за перегрузки взлететь он мог только по-самолетному, то есть с разбега. Тропа, назначенная Колей и судьбой «взлетной пполосой», была узка, что сползи с нее вертолет хоть на метр влево или вправо, его несущий винт обломился бы от удара о скалу. Длина разбега была короче любого теоретического минимума, о котором пишут в летных учебниках. Взлету на тот свет не мешали даже «аисты». В эфире же пронеслось единственное слово: «Взлетаем!»
Машина, вибрируя, начала медленно и тяжело разгоняться. И в тот момент, когда шасси оторвались от земли на один сантиметр, «взлетная полоса» оборвалась. Под вертолетом разверзлась стометровая пропасть. Но милость Божия, сердце-двигатель и раскрученный до звенящего предела винт, превратившийся от перегруза в воронку, были на стороне русской отваги.
Вертолет, падая в пропасть, успел за несколько десятков метров набрать недостающее число оборотов винта, прекратил сваливание и, медленно набирая высоту, начал уходить в сторону базы. «Аисты» не верили своим собственным глазам: верная добыча ускользала от них! Они стали в безсильной ярости палить вслед машине из всех видов стрелкового оружия.
И тут на них волнами обрушились «вертушки», ожидавшие своей очереди и следившие за спасением сбитых экипажей. На душманские позиции пошел авиационный пушечно-ракетный накат, который превратил их базу в жерло извергающегося вулкана, в сплошное черно-грязное облако из дыма, пыли, песка, копоти и огня. Когда стихли разрывы снарядов и ракет, был слышен только треск догорающего металла, нечастые крики раненых «духов» и свист пуль от разрывающихся в огне патронов.
Четыре боевые группы спецназа «Чайки», находившиеся в пятистах метрах, терпеливо ждали, когда можно будет что-либо рассмотреть на том месте, откуда еще сутки назад исходила смертельная угроза. Но угарный чад, которым заволокло разбитую базу «аистов», висел плотной стеной в стоячем безветренном воздухе, мешая приступить к завершающей части операции.
Ни один бандит не выбрался из этого котла между скал, хотя наверняка кто-то уцелел в гротах. Бойцы «Чайки» не стали тратить времени попусту, а, отойдя еще на один километр, устроили круговую ночную засаду и окопались кольцом. К часу ночи над «духовской» базой появились бомбардировщики Ту-22 из Союза. Ювелирно отбомбившись, они ушли к себе.
Начавшийся к рассвету ветер разогнал дым и гарь, и позволил Аркаше, руководившему операцией, скомандовать:
— К бою!
Но боя как такового не было — драться было не с кем. Среди разбитой, искореженной техники на выжженной земле удалось сосчитать около тридцати пяти трупов «аистов». Два батиных сержанта пунктуально выполнили указание комбата об обнаружении живыми или мертвыми двух американских советников. Их, наспех заваленных валунами у входа в грот, обнаружила Аркашина немецкая поисковая овчарка по кличке Бача. Выполнив указание хозяина, пес прилег так, что слился с цветом земли и смиренно «доложил» о выполненной работе еле слышным повизгиванием, светофоря алым языком. Оба бывших отличника «плехановки» и МГУ с треском провалились на военной «олимпиаде», где медалистами стали простые русские школьники с Урала. Отживших свое американцев опознали по крепкой качественной обуви и чистому ухоженному телу. Их головы «духи» унесли как доказательство своим хозяевам, что в руки к русским те живыми не попали. По всей видимости, выжившие «аисты» ушли через многочисленные катакомбы и естественные пещеры, которые пронизывают собой горы Хайркота.
У нескольких трупов были разбиты головы. Вероятнее всего, их добивали свои, потому что таким образом смертники не сводят счеты с жизнью, у них есть другие способы. Собственно операция уже завершилась, и, чтобы не тратить время и спокойно дойти домой, Аркаша дал команду своим:
— Выполняем беглый контрольный досмотр пещер и через тридцать минут уходим.
Углубляться в гроты глубже естественной световой видимости он запретил. Прежде чем досматривать сомнительные тёмные углы, Аркаша потребовал забрасывать туда по трофейной гранате американского производства, в каждой из которых находилось около ста мелких стальных шариков, залитых воском. Ценность их была в том, что насмерть они никого не поражали, но без глаз оставались практически все, для кого они предназначались.
Восемь БТРов, оцепив вход в пещеры, навели стволы КПВТ — мощных пулеметов, установленных на них. По команде капитана-новосибирца:
— Отсчет, — четыре группы по пять человек безшумно и стремительно растворились в горе. Три группы, покопавшись минут пятнадцать и покидав несколько гранат на всякий случай, вышли со скучным видом.
— Что бродили?
На двадцатой минуте, когда Аркаша, от долгого ожидания уже начавший было ерзать задом по броне, собрался заслать людей на выручку четвертой группы, из пещеры раздался хохот, а минуту спустя оттуда вышли военные… в форме английских королевских войск. Впереди шел на согнутых ногах один из них. С красным от натуги лицом он тащил обеими руками двухпудовую огромную амбарную книгу.
В ее описи одних только касок числилось сорок тысяч штук, не говоря уже о различных видах другого имущества. Эта часть пещеры была тщательно ухоженным и скрупулезно продуманным в инженерно-фортификационном отношении военным лагерем времен английской интервенции. Вдоль каменных стен шла толстая электропроводка и часто висели разбитые плафоны. Склад занимал достаточно большую пещеру около 50 квадратных метров с металлической решетчатой дверью. Ее-то шустро и вышибли. Дальше обнаруженного склада десантники углубляться не стали. Туда просто не спеша покидали штатовские гранаты и вяло постреляли. В глубине грота было сухо, свежо и тепло. Вкусно пахло пищей. Где-то звонко струился ручей.
Облачившись в форму английских колонизаторов и прихватив с собой груду всяких причиндалов, наиболее ценными из которых были металлические фляжки, похожие на маленькие барабанчики, но оказавшиеся, правда, к великому сожалению пустыми, колонна «Чайки» запылила в сторону базы. На переднем бэтээре в каске конца девятнадцатого века и в зимнем френче нараспашку восседал довольный Аркаша.
Тщательно продуманная операция завершилась, в общем-то, благополучно. Летучим бандитам не только оборвали черные перья, но и уничтожили их гнездо. Яйца там они уже нести не будут. Но и «Чайка» вышла из этой схватки изрядно потрепанной. Двух ее птенцов «тюльпаны» унесли в Россию. Один навсегда перестал слышать и видеть, трое — ходить и преподносить любимым цветы, потому что их просто нечем стало преподносить, а у нескольких десятков бойцов на армейской форме как знак доблести появились нашитые желтые и красные полоски о ранении. Все, кто нюхал порох в эти сутки в горах Хайркота, стали орденоносцами. И первым в славной солдатской когорте стоял командир ноль-одиннадцатого борта Коля Майданов. Честь и слава тебе, российский солдат!
Политручья кость
В час ночи на кровать Виктора и одновременно на его ноги уселся запыхавшийся гарнизонный радист Федя. Так как закрывать двери на базе было не принято, друг к другу в гости заходили все кому не лень. Особенно на запах жареной картошки, считавшейся деликатесом.
В настоящую минуту деликатеса для Феди не было, поэтому он довольствовался еще не остывшим чаем с сахаром и печеньем из недавней посылки соседа. Виктор, проснувшийся от боли в ногах, минут пять недовольно ворчал, уговаривая Федю слезть с теплого места. Наконец, доев печенье и выпив чай, Федя слез.
