Джек Хиггинс - Операция «Валгалла»
— Идите за мной, пожалуйста.
Он пошел впереди меня по короткому коридору и открыл дубовую дверь. Мгновенно я ощутил запах смерти, его отвратительную сладость в холодном воздухе. Я замешкался на мгновенье, но последовал за смотрителем дальше.
Помещение, в которое я вошел, освещалось единственным источником света в виде масляной лампы, свисавшей на цепи с потолка в центре, и было полно теней. Это была покойницкая, какие мне уже доводилось видеть раньше пару раз в Палермо и в Венеции, хотя венецианская версия была значительно усовершенствованной. Здесь находилось около десятка гробов с обеих сторон, но мне сначала было предложено подняться по ступенькам на маленькую платформу, где стоял стол и стул.
Мой взгляд притягивали тени внизу. Все гробы стояли открытыми, тела покойников полностью видны, окостеневшие пальцы плотно обвязаны концом шнура, уходящего вверх к блоку, а от него к столу, где другой конец шнура присоединялся к старинному колоколу, свисавшему с кронштейна в стене.
Смотритель поставил свою лампу. Я сказал:
— Случалось, что кто-нибудь звонил в эту штуку?
— В колокол. — Теперь я увидел, что он очень стар, самое малое лет восемьдесят, лицо усохшее, слезящиеся глаза. — Однажды, сеньор. Десять лет назад. Молодая девушка. Но она снова умерла через три дня. Ее отец отказывался смириться с этим фактом и не отдавал ее тело в течение целого месяца. В конце концов, полиция была вынуждена вмешаться.
— Нетрудно понять, что им пришлось это сделать.
Он открыл журнал и обмакнул перо в чернильницу.
— Кем вы приходитесь сеньору Бауэру, сеньор? Я обязан внести это в официальную запись.
Я вытащил бумажник и достал из него очередную бумажку в десять долларов.
— Зачем такие формальности, друг мой? Я простой газетчик, проходивший мимо. Я слышал историю и подумал, что, возможно, его узнаю.
Он колебался некоторое время, потом положил ручку и взял фонарь.
— Как скажете, сеньор. Следуйте за мной.
Это оказался самый последний гроб в заднем ряду. Я испытал некоторый шок, когда старик поднял лампу, и стали видны красные губы, блеск зубов и полные, округлые щеки. Затем я сообразил, что, конечно, над ним поработал бальзамировщик. Казалось, мне показывают портновский восковой манекен, совершенно ненатуральное лицо с массой косметики, которое не имело ничего общего ни с одним из тех, что я видел на фотографиях. Но как надеяться на сходство после тридцати прошедших лет? Большая, очень большая разница между сорока пятью и семидесяти пятью.
Когда прозвенел звонок, я едва не лишился сознания, но затем сообразил, что это звонят с улицы. Хьюго сказал:
— Прошу прощенья, сеньор. Кто-то за дверью.
Он ушел, оставив меня у гроба Бауэра. Если на нем и были какие-то кольца, они были сняты, мощные пальцы сплетены на груди, между ними помещен шнур. Его одели в аккуратный синий костюм, белую рубашку и темный галстук. Все вместе выглядело замечательно.
Из коридора послышались голоса. Один определенно принадлежал американцу.
— Вы говорите по-английски? Нет? — Затем тот же голос продолжал по-испански. — Я должен увидеть тело человека, Бауэра. Я прибыл издалека, и время у меня ограничено.
Хьюго пытался протестовать.
— Сеньор, теперь уже поздно. — Но его возражения были отметены в сторону.
— Где тело? Здесь?
Почему-то, возможно, какое-то шестое чувство подсказало мне отступить в темноту угла. В следующий момент я порадовался, что это сделал.
Он вошел в покойницкую и остановился, белые волосы блестели в свете лампы, дождь придал блеск его воинскому плащу, прямые плечи, подтянутая фигура военного, и только белизна волос и подстриженных усов свидетельствовали о том, что ему семьдесят пять.
Не думаю, что мне доводилось испытать подобное удивление, поскольку я видел человека, являвшегося легендой своего времени, генерала Гамильтона Каннинга, награжденного Почетной медалью Конгресса, Крестом за выдающиеся заслуги, Серебряной Звездой, Военной Медалью. Филиппины, высадка в Нормандии, Корея, даже начало Вьетнама. Ходячая история, один из самых уважаемых из ныне живущих американцев.
У него был жесткий характерный голос, не неприятный, но в нем ощущалась властность человека, который привык идти в жизни своим путем.
— Который?
Хьюго обошел его, поднял лампу, и я отступил еще дальше в угол.
— Вот этот, сеньор.
Когда он шел к гробу, лицо Каннинга казалось вполне спокойным, но в глазах отражалось волнение, видимая напряженность, но читалась в них и надежда. Он взглянул в напомаженное лицо, и надежда умерла, словно свет ушел из глаз. Плечи поникли, и в первый раз он выглядел на свои годы.
Он устало повернулся и кивнул Хьюго.
— Не буду вас больше беспокоить.
— Это не тот человек, которого вы ищете, сеньор?
Каннинг покачал головой.
— Нет, друг мой. Думаю, не тот. Спокойной ночи.
Казалось, он глубоко вздохнул, и к нему вернулась прежняя энергия, и он вышел из комнаты.
Я быстро вышел из темноты угла.
— Сеньор, — начал говорить Хьюго, но я жестом призвал его к молчанию и вышел в коридор. Когда Каннинг открыл дверь, я увидел такси из аэропорта, водитель ждал на дожде. Генерал сказал:
— Теперь можете отвезти меня в отель. — И захлопнул за собой дверцу.
Хьюго потянул меня за рукав.
— Сеньор, что здесь происходит?
— Мне и самому интересно, Хьюго, — сказал я тихо и быстро пошел по коридору к выходу.
Такси стояло около отеля. Когда я подходил, по лестнице торопливо спустился мужчина в летной кожаной куртке и шапке с козырьком и сел в машину. Такси отъехало. Дождь продолжал лить. Я постоял, глядя ему вслед, но так и не понял, сидел ли в нем Каннинг.
Рафаэля за конторкой не было, но пока я задержался, чтобы стряхнуть с себя воду, открылась дверь слева, он появился и улыбнулся мне.
— Вы добились успеха, сеньор?
— Нет, пожалуй. Это такси сейчас отъехало отсюда? — поинтересовался я.
— А, да. Это был пилот мистера Смита, американского джентльмена, который только что зарегистрировался. Они были на пути в Ла-Пас, но из-за погоды были вынуждены сесть здесь.
— Понятно. Вы сказали: мистер Смит?
— Так точно, сеньор. Я как раз снабдил его выпивкой в баре. Могу я и вам что-нибудь предложить?
— Ну, учитывая мое состояние, большая порция бренди будет данью благоразумию.
Я последовал за ним, расстегивая на ходу плащ. Комната оказалась довольно приятной, со стенами из природного камня и с баром с хорошим ассортиментом напитков с одной стороны. Каннинг сидел в кресле перед камином с пылающими дровами, держа в руке стакан. Он резко взглянул вверх.
— Вот вам и компания, сеньор, — весело сказал Рафаэль. — Собрат гость. Сеньор О'Хаган — сеньор Смит. Сейчас я принесу вам бренди, — добавил он и отошел.
— Как говаривала моя бабушка, в такую ночь хороший хозяин собаку не выпустит, — сказал я, сбрасывая на стул плащ.
Он улыбнулся мне, демонстрируя знаменитое обаяние Каннинга, и протянул руку.
— Англичанин, мистер О'Хаган?
— На уровне Ольстера, — сказал я. — Но не будем об этом, генерал.
Улыбка осталась на месте, изменились только глаза, стали холодными, жесткими, и рука сжала мою руку с удивительной для его возраста силой.
Разрядил обстановку Рафаэль, появившийся с моим бренди на подносе.
— Могу я вам еще налить, сеньор? — спросил он Каннинга. Тот улыбнулся, снова воплощенное дружелюбие, и сказал:
— Попозже, друг мой. Попозже.
— Сеньоры. — Рафаэль удалился.
Каннинг откинулся на спинку кресла, пристально глядя на меня, глотнул немного скотча. Он не стал тратить время на то, чтобы убедить меня, что я ошибся, а просто сказал:
— По всей вероятности, мы встречались раньше?
— Минут пятнадцать назад, в покойницкой, что на следующей улице, — сказал я. — Я скрылся в тени, должен сознаться, таким образом, поставил вас в несколько неловкое положение. Но, конечно, я видел вас и раньше на пресс-конференциях и тому подобных мероприятиях в течение многих лет. Нельзя не знать Гамильтона Каннинга, если пишешь о политике и делах военных.
— О'Хаган, — сказал он. — Тот, что пишет для «Таймс»?
— Боюсь, что именно так, генерал.
— У тебя хорошая голова, сынок, но напомни мне, объяснить тебе относительно Китая. В этом вопросе ты сбился с пути в последнее время.
— Здесь вы эксперт. — Я достал сигарету. — А что с Бауэром, генерал?
— А что с ним? — Он сидел, откинувшись на спинку, скрестив ноги, совершенно расслабленно.
Я рассмеялся.
— Хорошо. Попытаемся с другого конца. Спросите меня, зачем довольно известному корреспонденту лондонской «Таймс» понадобилось тащиться из Лимы в такую дыру, как эта, только чтобы взглянуть на тело человека, называвшего себя Рикардо Бауэр, который упал замертво здесь на улице в понедельник.
