Виталий Мелентьев - Варшавка
Так что до сих пор комиссар умел сближать крайности, сглаживать противоречия я добиваться своего. Но как пойдет дальше — неизвестно…
Лысов потянулся к картошке — он любил картошку, любил жирное, Кривоножко — к сосискам; как интеллигентный человек, он понимал всю важность животных белков в рационе человека.
Жилин прищурился и слегка улыбнулся. Ему надоели привычки своих начальников, но, человек трезвый и по-своему расчетливый, он никогда не пытался изменить эти привычки и нарушить порядок, потому что умел поставить их себе на службу.
Он выждал, пока еда согреет завтракающих, теплота от желудка поднимется к голове, затуманит ее, потом начнет растекаться по жилкам и голова на несколько минут станет ясной, словно освобожденной от мелочей бытия, а тело — мягким, теплым и приятным.
Когда это произошло, Костя почтительно спросил:
— Разрешите обратиться, товарищ капитан?
Все знали, за чем обращается Жилин, все понимали, почему он обращается, был известен и ответ. Но порядок есть порядок, и нарушать его не следовало.
Его нарушил Лысов. Он поерзал, набил полный рот картошкой и посмотрел в маленькое окошко — амбразуру. Оно только начинало светлеть. Комбат подумал, что прошлые отношения и обычаи были не так уж и плохи. Раньше он каким образом решал то, за чем обращается Жилин? Взглядывал на комиссара, тот чуть прикрывал глаза в знак согласия, иногда даже прибавлял что-нибудь бодро-веселое. Вопрос решался коллективно. И если потом обнаруживалась ошибка, просчет, всегда можно было сказать: "Решение принимали вдвоем…" А с двоих спрос иной, чем с одного. Вышестоящий комиссар всегда прикроет своего же брата-комиссара, или, наоборот, вышестоящий командир выручит строевика. А когда выручают одного из двух виновных, то, по закону логики и, главное, по здравому житейскому смыслу, и второй как бы не так уж н виноват… Легче было провертываться.
Теперь комиссар — ни при чем. Принимает решение один только командир.
Единоначальник. И спрос с него одного. Только с одного. И примет он неправильное решение, закрутит что-нибудь не то — замполит, хоть и подчиненный, а в политдонесении отразит… А уж раз сомнение ляжет на бумагу — провертываться следует тоже только бумагой. У бумаг же поганая привычка: и людей уже нет, а бумага живет.
Значит, теперь нужно больше думать.
Лысов смахнул испарину и спросил у Кривоножко:
— Как там на юге?
Утреннюю сводку Сов информбюро передавали по телефону, и принимал ее Кривоножко.
Раньше он не ждал вопросов. Он сам бодро читал сводку и комментировал ее но ученической карте.
Теперь Кривоножко ждал вопросов. Он предполагал, что в связи с приказом и как бы выделением строевых командиров информация для них поступает особая, по их, строевой линии. А то, что передается для политработников, предназначено только для бойцов и младших командиров. Вот почему Кривоножко при этом вопросе даже встрепенулся — все-таки в душе он надеялся, что так уж далеко разделение строевых командиров и политработников не зашло.
Отбивают сильные атаки… — Он быстро и почти наизусть сообщил:
— "Наши войска вели бои с противником в Сталинграде и в районе Моздока. На других фронтах никаких изменений не произошло". Но обращаю ваше внимание: в Сталинграде после упорных боев наши части оставили один из заводских поселков. Боюсь, выходят к Волге…
Лысов многозначительно покачал головой, словно услышать иное не ожидал. Но думал по-иному: "Батальон растянули не зря… Видно, вывели с передовой какую-то дивизию.
Теперь ее пополнят и сунут под Сталинград, в упорные бои… А упорные бои больше месяца. Сколько ж можно? И как же теперь поступать: опять выпускать снайперов на свободную охоту отделением, или, наоборот, рассовать их по ротам? Пусть постреливают и создают у противника впечатление, что перед ним заполненная оборона… Мелочь, конечно, но… Рассовать снайперов по ротам значит согласиться, что Кривоножко был прав, когда тактично протестовал против этого отделения. Все-таки это самое отделение — не уставное. Нет… Не годится… Надо беречь авторитет…" Новые отношения никак не налаживались. Конечно, согласно указаний вышестоящих политорганов, бывший комиссар создает авторитет командиру-единоначальнику. Себя ломает, а ему — авторитет создает.
Авторитет-то создает, а отвечать за решения уже не отвечает… И вообще, кому это придумалось — уравнять звания? И замполит капитан и комбат капитан… Присвоения, правда, еще не состоялось. Но ведь состоится: не обидят комиссара. Выходит, хоть замполит и находится в подчинении, но тем не менее…
"Что ж, будем осторожней. Подумаем, — решил про себя Лысов и взглянул на Жилина. — Какое же приказание отдавать? А может, пока оставить все так, как шло? Надо разобраться. Надо…" И Лысов опять набил рот картошкой, прикидывая поведение противника и последние приказы. Выходило, что решение и в самом деле менять не требовалось. Противник вел себя нахально-спокойно, а дивизия, видно, ушла…
Но Лысов пока не знал, что выведенная дивизия остановилась в лесах недалеко от передовой, потихоньку пополнялась и отрабатывала задачи наступательного боя.
Отработку этих самых задач она вела так, что не видеть ее противник не мог… И, конечно, Лысов не предполагал, что, несмотря на успешные бои на юге, у противостоящего противника тоже не все было в порядке — от него требовали создания маршевых подразделений, преимущественно из добровольцев, желающих участвовать в окончательном разгроме цитадели на Волге и в дальнейших победоносных походах на Иран, Афганистан и Индию.
Для того чтобы отправить эти маршевые подразделения, командование противника должно было точно знать, что замышляют русские н не появились ли у них новые части, готовящиеся к наступлению…
— Ну так вот, — решил наконец Лысов. — Действуйте как раньше, но присматривайтесь к правому флангу. Люди там на новом месте…
— Мы туда и собирались, товарищ капитан.
— И еще. Держитесь подальше от артиллеристов: жалуются. говорят, что вы стреляете, а минометные налеты им достаются.
— Может, им вообще в дом отдыха захотелось? — усмехнулся Жилин.
И Кривоножко, понявший сомнение комбата, тоже усмехнулся: недавно при медсанбате организовали дом отдыха. В него посылали на недельный отдых рядовых и младших командиров. Кто побывал — хвалил: чистые постели, кормят здорово, кино каждый день… Ну, медсанбатовки и прачки из банно-прачечиого отряда. Просто даже удивительно — бегают девочки, как живые, и даже танцуют.
Но Лысов не улыбнулся — он отдавал приказ. Пусть не в уставной форме, но приказ.
Комбат отодвинул сковородку и сказал:
— Вот так! Понятно?
— Так точно! — быстро согласился Жилин, налил в кружки чаю и, прихватив сковородку и фляжку, ушел.
Глава вторая
Возле кухни Жилина ждали. Повар, медлительный, худой, с красными от дыма и постоянного недосыпа глазами, принимая сковородку, недовольно спросил:
— А чайник?
— Вторым заходом принесу.
Командир хозвзвода старшина Луценко покачал на руке нетронутую фляжку и буркнул:
— Твои у меня.
В землянке командира хозяйственного взвода сидели ефрейтор Жалсанов и рядовые Колпаков, Засядько и Малков. Жалсанов — коренастый, широкоплечий, с большой головой н плоским, чем-то привлекательным лицом — поднялся навстречу младшему сержанту. Остальные, привалившись к завешенной плащ-палаткой стене, подремывали.
— Пойдем на правый фланг, где прикидывали, — отрывисто, словно отдавая приказание, бросил Жилин. — Прихватите мою бандуру. Я догоню.
Никто не пошевелился, и Жилин насмешливо сузил глаза.
— Ну… Добровольцы-комсомольцы — снулые глаза. Ноги в руки и бегом выполнять приказание! Застоялые…
Ребята пошевелились, вяло посмеялись и стали собираться.
Ходом сообщения снайперы вышли ко второй, запасной линии обороны, которую весь последний месяц копал батальон, не слишком заботясь о маскировке. Еще не прикрытая дерном, свежая глина брустверов светлела плешинами на буром, тронутом оспинами разрывов, покатом взлобке. Отсюда хорошо просматривались позиции противника, удобно распластавшиеся на крутых буграх, по гребню которых шло шоссе Москва — Варшава.
И то, что с этих вражеских, уже почти целый год неприступных позиций тоже просматривается вся наша новая линия обороны, каждая наверняка пристрелянная плешина, не радовало, по и не волновало: в свой час все придет в норму, а огонь везде может достать.
Снайперы прошли этой, второй, линией обороны почти до ее спуска в широкий лог и прорытым весенними водами буераком выползли в жидкий кустарник, где они накануне отрыли парные окопы в полный профиль, — Костя заставлял работать "как учили". Здесь их и догнал Жилин. Юркнул в свой, расположенный несколько па отшибе, окопчик" кувшинчик", какие рылись для истребителей танков, н уж оттуда подал короткую команду:
