Нгуен Тяу - След солдата
- Ну вот что… Если ты, старина, побудешь со мной подольше, уверен - мы подружимся. Однако принуждать я тебя не буду.
Он разрешил Кхюэ продолжить марш с разведротой и хорошенько подумать, а через два перехода дать ему окончательный ответ.
Кхюэ вернулся к своим, однако уже через два дня он уложил вещмешок и явился в штаб для прохождения дальнейшей службы. В эти дни полк вот-вот должен был принять непосредственное участие в боевых операциях. Кхюэ совсем не улыбалось оставаться в штабе, но он не мог отказаться от нового назначения. Это было решение командования.
* * *
Начались затяжные дожди. Приближалась весна. Вершины деревьев даже днем утопали в тумане. Тропы, бегущие по склонам Чыонгшона, превратились в липкую грязь, испещренную следами солдатских ног. Дороги были заполнены передвигавшимися частями, повсюду слышались песни и говор. В джунглях все больше и больше ощущалось присутствие человека: тут и там еще тлели в примитивных походных печурках угли, а на берегу реки или ручья можно было наткнуться на маленькие шалашики с тремя закопченными камнями, которые доставали со дна и клали в костер вместо таганка.
Любой, оказавшись на этой дороге, не мог не поинтересоваться, кто же прошел здесь первым. Кто же расставил вдоль дороги через джунгли эти незатейливые печурки? Чьи руки заложили здесь первые мины, чтобы убрать с пути камни? Чей тесак вырубил густые, спутанные растения? Какой штабист с компасом и картой впервые забрался на эти вершины, чтобы определить направление, по которому предстояло прокладывать дорогу? Какая из дорог оказалась самой прямой и удобной, без слишком высоких вершин и глубоких пропастей? Линия коммуникаций поначалу шла по узкой тропинке, проложенной местными жителями (по ней они ходили обрабатывать горное поле). Тропинка кишела термитами, то и дело встречались развороченные термитники. Стоял густой аромат смолы и древесных соков. Изредка тропинку пересекали следы могучего владыки леса - тигра, ночами бродившего по джунглям в поисках добычи.
Замполит Кинь одним из первых пришел сюда, когда все только начиналось. Он тогда получил в Главном политуправлении приказ: проникнуть в одну из наиболее отдаленных зон военных действий и сообщить о возложенных на зону задачах в связи с установкой партии на вооруженную борьбу.
В то время в его родной деревне жена Киня ходила пятым ребенком. Местные тропинки тогда еще не превратились в дорогу, разбитую солдатскими башмаками. Кинь помнил, какое безлюдье царило тогда вокруг. Лишь изредка встречалось одно-два подразделения. Журчали ручьи, заросшие мхом. Не было установленных теперь повсюду походных печурок, а перевалочные пункты вдоль всего пути не казались столь многолюдными. А теперь коменданты сбились с ног, пытаясь помочь всем пришедшим. Не было тогда и просторных, расчищенных для постоя полян, где целый батальон мог свободно развесить спальные гамаки.
Группа Киня в ту пору не насчитывала и десятка человек. Кинь был командиром отделения и парторгом. Лыонг, теперешний командир разведывательной роты 5-го полка, был тогда вместе с Кинем. В то время ему исполнилось двадцать три года, но он уже слыл бывалым солдатом, умелым и находчивым; сказывалось то, что ему пришлось самому заботиться о себе с раннего детства. Тогда тоже они шли зимой, и каждой ночью Лыонг разводил костер. Яркое пламя освещало гамаки, развешанные вокруг. Обхватив колени руками и повернув лица к огню, товарищи переговаривались или слушали транзистор. Назавтра предстояло продолжить путь. Среди ночи, когда все уже спали глубоким сном, Лыонг вставал, сунув ноги в каучуковые сандалии, шлепал к костру и подбрасывал сухих сучьев: следовало поддерживать яркое пламя, чтобы отпугивать тигров. Лыонг увлеченно слушал рассказы Киня о борьбе против французского колониального господства, о продолжительных маршах, о прорывах вражеского кольца. Лыонг был тихим, неразговорчивым парнем, правда, немного упрямым и рассудительным, как старичок. Кинь относился к нему как к сыну или младшему брату. Лыонг платил ему уважением и любовью, хотя некоторая небрежность и забывчивость Киня иногда его очень ранили.
Они находились почти у цели своего похода, когда начались дожди. Случалось, по три-четыре дня невозможно было приготовить горячую пищу. На привалах, не снимая вещмешков, бойцы жевали жареные рисовые зерна, а потом снова продолжали путь. Паек же подслащенных зерен, хранившийся у каждого в полиэтиленовом мешочке, подходил к концу. Это был энзе, и по инструкции трогать его не полагалось. Но где было взять еду?
- Товарищ Кинь, - предложил в один из таких дней Лыонг, - разрешите попробовать приготовить горячую пищу?
Кинь вытер рукой мокрое от дождя лицо и проговорил:
- Если тебе удастся это сделать, считай, что ты обставил девиц, которые в старину состязались в стряпне на лодках.
- А я сделаю, вот увидите! Пусть ребята пока поищут место, где развесить гамаки, а кто-нибудь принесет мне сюда подмокшие кошели риса.
Достав из своего вещмешка нож, Лыонг пошел вдоль ручья и скоро вернулся с охапкой листьев и остатками бамбукового плетня, которые он тащил на спине. Затем на берегу ручья появился небольшой, едва доходивший до пояса шалаш с закругленным верхом. Лыонг, зайдя в воду, выбрал на дне три одинаковых по величине камня, а потом срезал на берегу траву и снял дерн. Несмотря на проливные дожди, земля под дерном оказалась сухой. Примерно через час уже весело горел костер, сквозь только что сорванные листья, покрывавшие шалаш, тянулся дымок, а Лыонг, окружив шалаш канавкой для отвода воды, весело крикнул:
- Ребята, через полчаса будем есть, а пока можете спать!
В зимние дни самым трудным делом было разжечь костер. За месяцы непрерывных дождей джунгли становились совершенно сырыми. Кто пережил на Чыонгшоне пору муссонов, тому это хорошо знакомо. Ветви деревьев под тяжестью падавшей на них воды опускались к земле. Стволы обрастали мхом. Камни становились скользкими. Несмолкавшая размеренная дробь дождевых капель, непрерывно обрушивавшихся на скаты шалаша, в конце концов создавала ощущение, будто тебя били палкой по голове. Костер никак не хотел разгораться, от сучьев шел едкий дым, пламя без конца приходилось раздувать. Каменный таганок наполовину оказывался затопленным водой. Дым, скапливаясь над шалашом, подолгу держался, окутывая вершины ближайших деревьев. Ко всему этому примешивался неумолкающий гул самолетов, треск цикад, шум бурлящих потоков, резкий крик неизвестных птиц. Промозглые джунгли казались особенно неприветливыми ночью. Сколько незнакомых людей из самых разных мест сходились на перевалочных пунктах, разбросанных вдоль всей дороги! Тесным кружком устраивались они вокруг огня и грелись в ночной темноте, среди немолчного дождя и треска зимних цикад, напоминавшего звук скребка, которым обдирают бамбуковое лыко. У кого-нибудь за пазухой обязательно громко вещал транзистор, клеймя американцев, которые недавно ввели войска на Юг. Кто-то выходил под дождь искать хворост.
Но иногда огонь упрямо не разгорался по нескольку часов кряду, несмотря на упорные усилия людей. Все приходили в уныние и с досады начинали устраиваться на ночлег. И вдруг чьей-то усердной руке выпадала удача, и слабый язычок огня, поднимаясь, постепенно набирался сил, а потом разом озарял все помещение. Языки пламени трепетали, как развернутое знамя, опаляя горячим дыханием лица и руки. Среди множества рук, тянувшихся к огню, была и та, которой только что удалось высечь первый язычок пламени. И сразу начинался оживленный разговор, сыпались шутки, раздавался смех. Подходили, постукивая посохом по придорожным камням, запоздалые путники; просыпались те, кто заснул, и, откинув одеяла, тоже устраивались возле печурки.
В зоне «X», куда был послан с группой Кинь, развернулась вооруженная борьба. Высоко взметнулось зажженное партией пламя революции. В самых отдаленных, залитых кровью районах простые, преданные партии люди включались в движение антиамериканского сопротивления.
* * *
Через полгода, выполнив задание, группа Киня возвращалась назад. Потерь не было. Однако, когда вышли на последний перед опорной тыловой базой участок пути, расположенный неподалеку от дороги № 9, тропу перерезал десант противника. Это случилось утром. Сначала послышался ровный гул, затем на юго-востоке показались толстобрюхие вертолеты. Каждая машина с трехлопастным винтом была рассчитана на взвод американских солдат. Стремительно вращающиеся винты подняли сильный ветер, отчего гнулись долу деревья, летели листья, стлались по земле травы. Лыонг распластался среди высокой сухой травы. Ветром рвануло гимнастерку, забросив ее на голову. Лыонг попытался приподняться, но ветер снова швырнул его на землю. И все же ему удалось встать на колени и осмотреться. В это время впереди сверкнула вспышка огня - противник начал обстрел участка.
