Курт Циммерман - Таинственная незнакомка
— Дочь идет навестить свою мать. Что может быть обычнее?
— Но мать не должна догадаться об этом посещении.
Хильда кивает. Она рада, что может помочь, и понимает, что о ее помощи никто не должен знать. Пусть мать по-прежнему сомневается в своей дочери. Если беглец исчезнет, она получит новую пищу для недоверия. Но опасность отступит.
— Что я должна делать, Тео?
Почти бесшумно молодая женщина крадется вверх по лестнице. Ей знакома здесь каждая ступенька. Ни один ключ не повернется в замке, ни одна дверь не скрипнет. Она внимательно оглядывает небольшую прихожую. Чемоданчика, который всегда стоит здесь, собранный на случай воздушной тревоги, нет на месте. Значит, мама спустилась в бомбоубежище. В кухне пахнет капустой. Этот запах напоминает Хильде о давно ушедших годах.
Пахнет капустой. Так всегда начинались праздники, С этого дня Хильде не разрешалось открывать большой шкаф в комнате. Там спрятаны подарки. Мама рассказывает о Деде Морозе. Она утверждает, что видела ночью старика с большой белой бородой. Он пришел из леса и принес подарки. Отец протестует. Он прокручивает через мясорубку капусту, много капусты: ведь в праздник все должны как следует наесться. Попутно он читает своей маленькой дочке целую лекцию:
«Хильда, малышка, что дает тебе мама, когда отправляет в магазин колониальных товаров? Она дает тебе деньги. А владелец магазина господин Вайсгербер — что он требует с тебя, если ты хочешь что-то купить? Он требует с тебя деньги. Тебе случалось когда-нибудь получить у него сахар, муку или маргарин бесплатно, даже если Новый год уже на дворе? Нет, моя девочка, без денег ничего не получишь ни от хозяина магазина, ни от базарной торговки, ни от молочника, ни от Деда Мороза. Подарки, которым ты так рада, купили мы с твоей матерью. Мы заплатили за них деньги, за которые нам пришлось немало поработать. Да, в этом прекрасном мире все обстоит именно так. И он не станет лучше от сказок и красивых историй».
Хильда знает, что последует за этим. Мама скажет: не порть ребенку праздник! А отец будет сердиться. Ручка мясорубки начнет крутиться энергичнее, куча капусты станет еще больше, и следующая речь будет обращена уже к матери. Но Хильда не желает ее выслушивать. У нее предпраздничное настроение, и она уже по горло сыта поучительными проповедями старших. Поэтому она решает вмешаться:
«Мне все равно, кто принес подарки. Они мне все очень нравятся: и вязаные варежки, и пуловер, и мохнатая шапка. Тебе долго пришлось с ними повозиться, мамочка?»
«Можешь себе представить! Но откуда ты знаешь?.. Ты что, опять?..»
Мать застывает в изумлении. Поток капусты иссякает. Отец улыбается. Совсем чуть-чуть, едва заметно. Хильда его знает, с этой стороны ей ничего не угрожает. Но что сделает мама?
«Фридрих! Твоя дочь шарит по нашим шкафам!»
Ого, дело, кажется, принимает дурной оборот! Если мама говорит отцу «Фридрих», то в воздухе начинает пахнуть грозой, а скоро ударит и молния. Папа, на помощь! Пусть даже с длинной поучительной нотацией!
Отец словно читает мысли дочери. Он грозит Хильде пальцем, направляется к матери и обнимает ее:
«Не надо так волноваться, Эльза. Лучше взгляни на календарь. Сегодня 23 декабря 1925 года! В мае нашей любопытной дочери исполнилось четырнадцать. Она уже видит, слышит и понимает больше, чем нам бы порой хотелось. Ты думаешь, она будет меньше радоваться подаркам оттого, что узнала о них заранее?»
«Дорога ложка к обеду», — протестует мать, но громовые раскаты исчезли из ее голоса.
«Елки в магазинах и лавках Берлина были украшены уже три недели назад. А ты даешь себя провести, позволяешь себя убаюкать Ламетте и Энгельсхаару, в то время как весь мир раскалывается на части. Раз в году ты веришь в небесную справедливость. Приходите ко мне, дети! Посмотри на нашего любопытного ребенка. Она разгадала сказку про Деда Мороза. И что же? Разве ты любила бы ее больше, будь у нее лицемерно-благочестивый взгляд и лживые притчи на губах? Ей нужно только своевременно сориентироваться в жизни. Эльза, этот любопытный нос весной будет отмечать свое пятнадцатилетие. Я надеюсь, она очень внимательна, когда говорят о том, что ожидает в жизни ребенка из рабочей семьи. Я также хотел бы, чтобы она восприняла наши принципы и образ мыслей, чтобы этот день стал для нее настоящим праздником. Дорогие родственники, друзья и знакомые захотят посидеть за накрытым столом. Кто напечет им пирогов? Ты или Дед Мороз? Слава богу, что инфляция уже позади. Но и два года назад, когда ей было двенадцать, Хильда понимала, что к чему. Понимала в эту «прекрасную пору детства», сколько стоил кусок хлеба».
Капуста, Новый год, детство, беспечность, родительский кров, мать, отец — отец с его длинными речами и историями, отец, который прокручивает капусту и курит свою праздничную сигару… И сейчас здесь снова пахнет капустой и сигарами. Отец вот уже четыре года как умер, мама не курит. Почему же здесь пахнет дымом? Отто!
Мимолетное путешествие в прошлое окончено. На первый план выступает настоящее. Дверь в кладовку прикрыта. Хильда Гёбель стучит. Никто не отвечает, Полная тишина.
— Откройте, пожалуйста. Я знаю, что вы здесь. Я знаю, кто вы. Откройте и выслушайте меня. Я Хильда Гёбель, дочь…
В замок вставляют ключ, поворачивают его, и дверь открывается. Человек выходит из своего убежища. Он делает шаг навстречу Хильде, внимательно, испытующе оглядывает ее и тихо произносит:
— Так, значит…
«Подумай, что будет, если твоя дочь заметит! Ведь она работает в министерстве иностранных дел. Она обязана сообщать о каждом противнике режима. Эльза, хоть ты и говоришь, что твоя дочь не нацистка, но она работает у Риббентропа. Я знаю, ее отец был настоящим товарищем, на которого можно было положиться. Ты думаешь, Фриц допустил бы, чтобы она там работала? Ты говоришь, твоя дочь не предательница. Эльза, человека формирует среда. Там, где работает твоя дочь, выдать беглеца не называется предательством. Это называется исполнением долга, героическим поступком, немецкой верностью, поведением по принципу: «Фюрер, прикажи — и мы последуем за тобой!» Эльза, я должен уйти отсюда, пока она ничего не узнала. Ты прячешь врага государства, а твоя дочь работает на это государство. Конечно, вы воспитывали вашу дочь иначе. Ты говоришь, что знаешь свою дочь? Кто способен до конца понять человека? Даже мать не может заглянуть в сердце и разум своего ребенка. Если мы переживем Гитлера с его войной, мы начнем все с самого начала, станем опять учить наших детей быть добрыми и человечными. Теперь же мать должна примириться с мыслью, что ее собственная дочь…»
— Так, значит, вы все-таки заметили, — говорит человек и глазами ищет за ее спиной полицейских.
Хильда понимает, что происходит сейчас в его душе. Но у нее слишком мало времени для объяснений, поэтому она пытается улыбнуться, протягивает ему руку.
Он удивленно смотрит на нее:
— Ваша мать знает о ваших намерениях?
— Нет, она даже не подозревает, что я здесь. И она не узнает этого.
Человек вздрагивает.
— Пожалуйста, поймите меня правильно. Я хочу вам помочь.
Человек, видно, не может решиться.
И лишь теперь Хильде удается найти верный тон:
— Мой отец много рассказывал о тебе, Отто.
— Так вы… ты не из тех?
Она только кивает, и он верит ей.
— Живо собирайся, Отто. У нас мало времени. Когда мы уйдем, в квартире не должно остаться ничего, что говорило бы о твоем присутствии.
Отто, гонимый, преследуемый человек, чувствует угрызения совести. «Во что же они нас превратили! — думает он. — Почему мы подозреваем предательство даже там, где должны доверять?» Он крепко обнимает Хильду:
— Твоя мать будет рада.
Она ничего не должна знать. Понимаешь, знать такие вещи опасно. Отто, пожалуйста, быстрее. — Она торопит его, чтобы отогнать от себя мысль о вопрошающих глазах матери.
Отто собрал свои немногочисленные пожитки и теперь складывает их в портфель. Кажется, его занимают те же мысли.
— Что скажет твоя мать, если я просто возьму и исчезну? Я понимаю твою предусмотрительность, это просто внимание, забота о ней, но поймет ли она?
— Она поймет это позднее, когда у нас будет время обо всем поговорить.
Хильда Гёбель ведет беглеца по темным улицам. В небе гудят моторы невидимых самолетов. Улицы кажутся вымершими. Даже шпики, сыщики и доносчики заползли в свои норы.
Вот наконец и место встречи. Для долгого прощания пет времени. Отто обнимает Хильду, крепко жмет ей обе руки. Дальше по ночным улицам его поведет уже другой.
Человек исчезает в лабиринте большого города, недосягаемый для тех, кто его ищет. Он влился в ряды единомышленников, которые не хотят быть гонимыми и гонителями. Они ведут свою борьбу, чтобы наступило время, когда люди будут друг другу просто соседями, коллегами, товарищами и когда на улицах можно будет петь: «Братья, соединим наши руки» и «Вперед! И не забывайте, в чем наша сила».
