Сергей Арсеньев - Ленка-пенка
На прошлой неделе вот, например, пошла я в гастроном. А недавно дождь прошёл, лужи кругом. Так этот мелкий гадёныш за сараем во дворе спрятался, дождался, пока я мимо большой лужи проходить буду, да и как кинет в лужу кирпич! А сам бежать. У меня же всё платье в грязи, будто я в лужу упала. А я это платье, между прочим, только что погладила. Прямо вот сил уже нет никаких. И ведь родители-то у них нормальные! Да все соседи у нас в квартире хорошие. Эти вот только два урода. Да ещё Старая Мымра, но она хоть кирпичами по лужам не кидается.
Я быстро умылась, почистила зубы и вернулась в нашу комнату. Повезло, братья-вредители не повстречались. Мама с папой явно меня ждут. На столе дымящееся блюдо с блинами, мёд в горшочке, варенье, сметана. И чайник. Большой зелёный чайник с кипятком. Ммм... вкуснятина!
Солнце ещё не ушло. А обеденный стол у нас тоже у окна стоит. Не у того, где я сплю, а у другого. У нас два окна в комнате. Как здорово!
Мама говорит, что сегодня мне можно надеть белое платье. Оно у меня самое красивое. Ну, его и надену. Мы ведь сегодня все втроём - я, мама и папа в зоосад поедем. Хотя Лёнька и смеётся. Говорит, что я уже большая и в одиннадцать лет поздно по зоосадам ходить. А мне кажется, он просто завидует и сам бы с удовольствием пошёл с нами, если бы не работал сегодня.
Мы быстро позавтракали, я помогла маме убрать со стола и помыть посуду, затем все переоделись и вышли на улицу. Я в своём белом платье и с белой сумочкой на плече. В коридоре, правда, встретили вредных братьев, но когда я с родителями, те не пристают. Идём к трамвайной остановке. Мама с папой под ручку, а я чуть позади. Папина резная деревянная трость постукивает по мостовой. Папу на войне ранили в ногу, с тех пор он хромает и без трости ему ходить трудно.
Подошёл трамвай. Загрузились в него и поехали. А на проспекте Горького остановка прямо перед входом в зоосад. Ой, народу-то тут! Особенно малышни много. Шумят, галдят. Какой-то малыш лет пяти в смешной жёлтой панамке ревёт в голос. Ушибся, что ли? А, нет. Ему бабушка мороженое отказывается покупать. Говорит, что он и так уже две порции съел, хватит. А то горлышко заболит. Предлагает вместо мороженого булочку. Но малыш не соглашается и требует мороженое.
Кстати, я тоже хочу мороженое. Пока папа стоял в очереди в кассу, попросила у него денег и купила. Вкусненько так. Приятненько.
И вот, мы прошли на территорию зоосада. В этом году я ещё ни разу не была тут. Всё никак не получалось. То дела какие-нибудь, то погода неподходящая. А сегодня вот получилось приехать. И родители свободны, и погода отличная. Солнышко ярко светит, воробьи на ветках чирикают. Идём, зверей смотрим. А я ещё и брикет мороженого облизываю, стараясь не капнуть себе на платье.
Неожиданно, лившаяся из репродукторов музыка смолкла. Незнакомый голос прокашлялся и сказал, что ровно в полдень будет передано важное правительственное сообщение. Вновь заиграла музыка. Что-то случилось? Впрочем, меня это мало волновало. Гораздо важнее было не обкапаться мороженым, которое начало таять у меня в руке.
В конце концов, мороженое на солнце растаяло до такой степени, что держать его стало невозможно. Я начала оглядываться в поисках урны, чтобы выбросить остаток. И тут музыка снова оборвалась. А вот этот голос я узнала. Это товарищ Молотов говорит. Люди стали замолкать, подтягиваться ближе к громкоговорителям и слушать товарища Молотова, который начал свою речь:
Граждане и гражданки Советского Союза!
Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковав нашу границу во многих местах...
Глава 2
- ...Дед, да ты чего? Соль, спички. Ещё скажи сухари сушить.
- Цыть, шмакодявка! Матерь вон спроси, каково в восемнадцатом году было. Она тогда как раз твоих лет была. Как мы из Питера в деревню бежали. Потому что в городе жрать нечего было. Понимаешь, жрать нечего! Совсем нечего! Как я за золотые серёжки твоей прабабки две буханки хлеба выменял. Две буханки хлеба за золотые серёжки!
- Дед, ну ты и сравнил! Тогда беляки наступали, контра всякая недобитая в тылу вредила. Сейчас-то такого нет ничего!
- Германцы - это тебе не беляки. А ну как они вглубь страны прорвутся? К Киеву, например.
- Куда?!
- Гм... Нда. Насчёт Киева, это я хватил. Но к Смоленску-то подойти могут.
- Товарищ Сталин не допустит.
- Может и не допустит. Всё одно, запас карман не дерёт. Соль да спички - в первую голову запасти надо. Мало ли, как оно там ещё всё повернётся. Всяко, лишними не будут. И муки бы хорошо. Да крупы. И тушёнки не помешает.
- Это, дед, в тебе ещё старорежимный дух не выветрился. А я, как комсомолец, говорю тебе, что...
Ну всё. Лёнька вспомнил, что он комсомолец. Сейчас митинг у нас начнётся. По-моему, зря они ему водки налили. Молод он ещё. Всего и выпил-то полстакана, а уж язык немного заплетается. А папа с дедушкой Кондратом вторую бутылку уже уполовинили и по ним даже и не скажешь, что пили.
С другой стороны - а как не налить красноармейцу? Лёнька теперь боец Красной Армии. Правда, ни формы, ни красноармейской книжки, ни оружия у него пока нет. Есть только предписание от военкомата явиться завтра, 26 июня, к восьми ноль-ноль на Московский вокзал для отправки в часть.
Вообще-то, Лёнька мобилизации не подлежит пока. Ему восемнадцать только в сентябре исполнится. Но он так боялся, что война до сентября не продлится, что кинулся в военкомат, едва придя с работы 22 числа. Правда, было воскресенье и в военкомате сидел один лишь только дежурный. Который, по словам Лёньки, всё время пытался говорить с тремя телефонами сразу, одновременно что-то объясняя толпе таких же, как Лёнька, торопыг.
Но зато уж в понедельник Лёнька притащился к военкомату за два часа до начала приёма. И всё равно там уже была очередь. Когда лейтенант, который занимался Лёнькой, узнал, что тот является водителем грузовых автомобилей, то плюнул на формальности и согласился с тем, что три месяца погоды не сделают и Лёньку записать добровольцем можно прямо сейчас. Наверное, водителей не хватало. Так Лёнька попал в нашу Красную Армию.
Завтра мы все с утра пойдём на вокзал провожать Лёньку. Мама с папой даже специально отпросились на два часа с работы, чтобы проводить сына. А ещё баба Таня со своим мужем, дедушкой Кондратом, приехали к нам сегодня. Лёньку провожать. Они и на ночь останутся. Мама с папой им свою кровать уступили, а себе на полу постелют.
Война. Опять война. Недавно ведь с Финляндией воевали, я хорошо это помню. Ленинград тогда прифронтовым городом был. Помню учения по противовоздушной обороне. Как мы в бомбоубежище прятались. Помню зенитки на улицах и дирижабли в небе. В городе несколько военных госпиталей было. И пару раз наш пионерский отряд давал для раненых концерты. Только вот ни со спичками, ни с солью проблем никаких не было. Так что думаю, что это дедушка Кондрат глупость придумал - спички запасать. Действительно, старорежимное воспитание проявляется, тут Лёнька прав. Опять же, они с бабой Таней пережили голод в Петрограде в 18-м году. Не могут забыть этого. Не понимают, что сейчас СССР уже совсем не такой, каким был тогда. Сейчас наша армия так близко врагов к городу не подпустит.
Ой, только бы Лёньку не ранило на этой войне! Папа вот поймал ногой осколок на Финской, теперь хромает. Говорит, это на всю жизнь. Не лечится. Зато теперь его в армию не призовут - куда ему, с его ногой-то!
Да, Мишка же ещё тоже в армии! Впрочем, за Мишку я меньше волнуюсь. Он на подводной лодке. Наверное, это не так опасно, как в пехоте. Хотя ещё неизвестно, куда Лёньку распределят. Но я, отчего-то, думаю, что в пехоту.
Ну всё, мужики наши совсем переругались. Лёнька кричит, что пытаться делать личные запасы на случай перебоев со снабжением - это старорежимный атавизм и неверие в мощь Красной Армии. А дедушка Кондрат говорит, что бережёного бог бережёт и хочет превратить свою квартиру в филиал Бадаевских складов. Старенький он уже. Совсем переклинило старичка с этими его воспоминаниями о голоде в 18-м году. К тому же он, кажется, немного перебрал водки. Шумит, волнуется. Да и папа тоже перебрал. Только у него это иначе проявляется. Он стал какой-то задумчивый и соглашается по очереди то с Лёнькой, то с дедушкой Кондратом.
Наконец, маме это всё надоело, и она разогнала спорщиков спать. Ну, и мне пора. Сейчас помогу маме убрать со стола и тоже пойду спать. Завтра утром рано вставать...
Спала я этой ночью плохо. Сначала долго уснуть не могла. Мешал громкий храп дедушки Кондрата и мысли о начавшейся войне и о том, как она может изменить мою жизнь. Успеет ли Лёнька повоевать или, как он боится, война закончится раньше, чем он попадёт на фронт? Ведь сразу на фронт его не пошлют же! Сначала в тылу будут обучать чему-нибудь. Возможно, несколько месяцев обучать. Глупый мальчишка! А по мне - так лучше бы не успел. А то будет потом как папа, всю жизнь с палочкой ходить.
