Иван Золотарь - Записки десантника
— Да это вот Николай, — показал приземистый на высокого. — Он у нас все тренируется. Хочет научиться правильно говорить по-немецки…
«Ага, — подумал я, — серьезные ребята!» — и спросил партизан, какую работу они выполняют в бригаде.
— Разведчики! Ходим в Борисов, — не без гордости ответил тот, которого я принял сначала за подростка.
Я сразу вспомнил, что в Москве мне говорили о молодых разведчиках Дяди Коли много хорошего. В лесу под Борисовом они обнаружили немецкую разведывательную школу, которой следовало заняться. «Не эти ли?» — подумал я и спросил их имена.
— Старший группы Борис Качан, — отрекомендовался приземистый.
— Разведчик Артур Ржеуцкий! — громко отчеканил маленький.
— Николай Капшай, — коротко сказал высокий.
Представился им и я.
— Далеко отсюда до костров? — спрашиваю.
— С километр будет, — ответил Качан. — Вот выберемся из этой лощинки, пройдем лесок, там и увидите.
Я попросил срезать мне палку и с помощью разведчиков начал потихоньку взбираться на косогор.
— Значит, немецким занимаетесь? — спросил я Николая, шедшего слева.
— Занимаюсь, — односложно ответил Капшай.
Я ждал, что он еще что-нибудь скажет, но он молчал. По-видимому, он принадлежал к числу людей, которые не любят лишних слов.
— Он у нас на все руки: и разведчик, и боксер, и художник, — отрекомендовал Николая Борис.
— Сила! — подхватил Артур. — В Борисове он даже рисовал портреты с немцев. Рисует, а сам мотает себе на ус все, что они говорят. Много выудил…
— Так вы и с гитлеровцами знакомы? — спросил я Николая, все еще надеясь расшевелить его.
— Познакомились, — ответил он. И опять молчит.
Я сделал еще одну попытку заговорить с ним, и тогда он сказал:
— Да я что… Вон Борис, это да! Он в первый же день увел у гитлеровцев из-под носа танк.
— Как же это ему удалось?
— А он работал слесарем на авторемонтном заводе, — поспешил объяснить Артур. — Там его и прижали фашисты. Да он не растерялся, вскочил в отремонтированный, танк, прорвался сквозь цепь немецких автоматчиков и утек из Борисова. Сдал танк нашей воинской части, а сам вернулся домой.
Словоохотливый Артур начал было рассказывать о том, как он впервые повстречался с гитлеровцами.
— Служил я тогда в пограничной части. Как двинулся он на нас… Сила!..
— Артур, ты?! — послышался в этот момент оклик из-за деревьев. — Нашли парашютиста?
— А, Меняшкин! Нашли. Вот он здесь, с нами.
К нам подошла группа партизан. Передний, плечистый парень в кубанке, пояснил:
— А нас Дядя Коля послал вам на помощь.
— Свет ты мой, помощники! Без вас дело обошлось, — отрубил Борис.
— Тем лучше. Ну, так вы к кострам? А мы поищем здесь мешок.
— Какой мешок? — насторожился я.
— Да один из ваших мешков отнесло куда-то в эту сторону. Комбриг приказал нам поискать сперва вас, а потом груз. Так что мы пойдем.
Партизаны направились в глубь леса, из которого мы уже выходили. Впереди между редеющими деревьями замелькали огни. Артур ускорил шаги, мы — за ним и через несколько минут увидели костры. Оттуда навстречу двинулась большая группа партизан. Неугомонный Артур выпалил:
— Сам Дядя Коля идет вас встречать!
В озарении близких костров я различил комбинезоны своих товарищей москвичей и шедшего впереди человека среднего роста в телогрейке и пилотке. Это, как мне подсказали разведчики, и был партизанский комбриг Петр Григорьевич Лопатин, или, как тут его все звали, Дядя Коля. Меня командировали к нему в качестве заместителя по разведке. Увидев меня, Дядя Коля пошел быстрее. Я тоже прибавил шагу. Мы сошлись и крепко обнялись.
У пртизанского костра
На лесной поляне, освещенной огнями четырех огромных костров, стоял такой шум, что в первое время трудно было разобрать, кто и что говорил. Десантников наперебой забрасывали вопросами, и возбужденные москвичи спешили поделиться новостями с Большой земли, впечатлениями от полета, угощали партизан свежей махорочкой.
Все мои товарищи приземлились благополучно, только Храмцова, как и меня, отнесло в сторону, и он присоединился к остальным незадолго до моего прихода.
Отнесло на лес также один грузовой мешок с питанием к рациям и с радиоаппаратурой, что очень волновало радистов, особенно Таню, затратившую много сил и энергии, чтобы запастись в Москве всем необходимым радио-имуществом.
— Не волнуйтесь, девушка, — успокаивал Таню невысокий, сутуловатый, одетый в кожаную тужурку комиссар бригады Чулицкий. — Не было еще случая, чтобы партизаны не нашли в лесу то, что требуется.
— Что верно, то верно, — поддержал его один из командиров, выделявшийся из среды партизан своим плоским, изрытым оспой лицом и крупным мясистым носом, какой нередко встречается у людей, пристрастных к спиртному. — В лесу партизану разве только невесту найти трудно.
— Невесту, товарищ Захаров, после себе будешь искать, а сейчас возьми ребят своего отряда и займись розыском мешка, — приказал Лопатин.
— Товарищ комбриг! Разрешите и нам отправиться на розыски груза, — раздался за моей спиной знакомый голос.
Я обернулся и увидел Бориса, Николая и Артура. При свете ярко пылавших сухих бревен я смог впервые бегло разглядеть эту троицу. Впереди стоял Борис Качан — широкоплечий, русоволосый паренек лет восемнадцати, с крупными чертами лица и упрямым выражением глаз. Стоявшие позади него Николай и Артур резко отличались друг от друга. Высокий, статный, с тонкими правильными чертами лица и спокойным взглядом, Николай казался красавцем рядом с низеньким, широкогрудым, с покатыми плечами Артуром, небольшое личико которого с шустрыми, плутоватыми глазами не отличалось особой привлекательностью.
— Хотите показать москвичке, какие вы ловкие? — усмехнулся комбриг. — Ну что ж, раз на то пошло, можете отправляться. Только уговор: с пустыми руками не возвращаться..
— Есть не возвращаться с пустыми руками! — отчеканил Борис.
Разведчики с решительным видом направились в сторону леса.
— Присядем пока к огоньку, — предложил Лопатин. — На базу двинемся с восходом луны.
Расселись у костра. Все много и жадно курили, похваливая московский табачок. Струйки дыма вились над нашими головами и в ярком освещении казались розовыми. Высокие языки пламени устремлялись в черное небо, выхватывали из темноты полукружье лесной опушки, пробегали красноватыми бликами по лицам партизанских командиров.
«Ба, да ведь у меня в кармане письмо», — вспоминаю я и вручаю конверт начальнику оперативной разведки Рудаку. Высокого роста, сильный, этот воин с мужественным лицом не может скрыть волнения, когда у него в руках вместе с письмом жены оказывается фотография маленькой дочурки.
— А ну, покажи, какая она у тебя!
— У, глазастая! Вся в папу, — обступают Рудака остальные командиры.
— А как насчет вооружения и боеприпасов? — обращается ко мне начальник штаба Большаков, и моложавое лицо его — под стать молодцеватой, подтянутой фигуре — почему-то выражает смущение. — Скоро Москва подбросит их нам?
Я называю количество пулеметов, автоматов, взрывчатки, упакованных в мешки и приготовленных для отправки в бригаду со следующими самолетами.
— Несу-у-ут! — проносится в этот момент по поляне радостный крик.
Но радость оказалась преждевременной. Партизаны отряда Захарова принесли только парашют.
— А где же мешок? — сухо спросил Лопатин.
— Мы обыскали всю поляну вокруг того места, где обнаружили парашют, но груза нигде не оказалось, — доложил Захаров.
— Странно, куда же мог деваться мешок? — промолвил Рудак. — Тут что-то не то…
— Да он, наверное, оторвался в воздухе от парашюта и лежит сейчас где-нибудь в кустах. Как его найдешь в такой темноте? — оправдывался Захаров.
Густые брови Лопатина сердито метнулись к переносице, глаза сощурились. Чертами лица и всей фигурой Лопатин напомнил мне в этот момент Чапаева. Недоставало только чапаевских усов.
— Володя! — обратился он к Рудаку. — Возьми с собой людей и пойди на розыски мешка сам. Осмотри хорошенько всю местность.
Рудак отправился было исполнять приказание, но в этот момент показались Качан, Капшай и Ржеуцкий с грузовым мешком. Они нашли его на другой стороне поляны.
Пока распаковывались мешки и распределялся по отрядам груз для переноски на базу, показалась луна. Загасив костры, мы тронулись в путь. Пройдя небольшое расстояние поляной, колонна углубилась в лес, дохнувший на нас острыми запахами хвои, прелых листьев и болота.
Чувствовалось приближение утра, когда мы ступили на партизанские кладки — толстые, очищенные от сучьев длинные стволы вековых сосен, положенные в один ряд на топкое болото. По скользкой поверхности стволов идти было трудно. Движение сильно замедлилось. Пока мы преодолели полукилометровый путь до места стоянки бригады, двое или трое москвичей свалились с кладок в болото. Соскальзывали не раз и сами партизаны.
