Борис Балтер - Проездом
Димка сидел на носу ялика, до половины вытащенного на берег. Лорка Скегина опустила одну ногу и поставила на борт другую; она ладонью втирала в кожу вазелин. Потом она отдала тюбик вазелина Севке Кулешу.
— Натрись хорошенько — судорог не будет, — сказала она.
Димка засмеялся. Когда–то он учился с ними в одном классе. Теперь они были в десятом, а он вообще бросил школу. При Лорке всегда состоял кто–нибудь из мальчишек — с девчонками она не дружила.
Севка Кулеш покорно натирался вазелином, а Димка насвистывал «У самовара я и моя Маша». Лорка и Севка собирались плыть к Медведь–горе и попросили Димку сопровождать их на ялике. Димка согласился не потому, что их уважал: они для него что были, что не были. Просто у него были свои дела возле Медведь–горы. По городу прошел слух, что контрабандисты, удирая от пограничников, спрятали под водой в скалах амфору с розовым маслом. Димка несколько дней плавал к Медведь–горе и каждый день надеялся найти амфору.
С мола прибежал Лоркин братишка и сказал, что в море полно дельфинов.
Димка сказал:
— Провожаю до Медведь–горы. Назад пешком пойдете.
Он спрыгнул на горячую гальку и плечом навалился на нос ялика.
Лорка сказала:
— Можешь совсем не провожать.
Димка засмеялся.
— Не нравится? Давай плыви. До Медведь–горы провожу.
А еще было так. Лорку в горах укусила змея.
Она стояла на камнях и, пригнув ветку, рвала орехи. Димка был близко, но ничего не видел. Он только услышал, как Лорка вскрикнула. Димка оглянулся: Лорка сидела под камнем.
— Ногу подвернула? — спросил он.
Он подошел. Лорка прижала руку к ноге выше колена и смотрела на него. Димка никогда не видел таких бледных лиц. Лоркино лицо было белое, как бумага, и на нем темные, испуганные глаза.
— Змея укусила, — сказала она.
Димка не поверил:
— Покажи.
Лорка покачала головой и быстро опустила подол юбки. Но Димка заметил на загорелой коже две кровоточащие ранки.
— Нет, — сказала Лорка.
Она все время говорила:
— Нет… Не надо, — а потом заплакала.
Димка ее не слушал. Он стоял на коленях; стоять коленями на камнях было очень неудобно: колени то и дело соскальзывали. Он торопливо отсасывал губами и сплевывал кровь из Лоркиной ноги. Потом он накалил на спичке лезвие перочинного ножа.
— Я сама. Отвернись, — сказала Лорка.
Димка отвернулся. Лорка застонала, а у него дрожали руки, когда он снимал с брюк пояс, чтобы перетянуть Лоркину ногу.
Возле горного ключа пассажир с кинокамерой попросил шофера остановить «ЗИЛ».
— Никто не возражает? — спросил шофер.
На широкой обочине стояло несколько машин. Струя воды лилась в каменную чашу и вытекала по другую сторону шоссе.
Сибирячка сказала:
— У нас в Саянах родники получше. — Она полоскала бутылку из–под лимонада.
Дмитрий Сергеевич подошел к краю дороги и смотрел, как вода стекала вниз по камням. Море было далеко внизу, темно–синее с белым прибоем. Но шум моря не был слышен на такой высоте. На край дороги подошла жена пассажира с кинокамерой. Подошла и ахнула.
— Костик, пейзаж — очарование! Иди посмотри, — сказала она.
— Хватит пейзажа. Главное — люди, — ответил Костик.
Вика нагнулась над чашей и ловила ртом струю, а Костик жужжал кинокамерой, снимая ее. Сибирячка неторопливо пила воду из бутылки. Она отвела бутылку от губ, сказала:
— Воду голым ртом хлещет. Культура!..
— Актриса, и, сразу видно, бездарная, — сказала жена Костика.
Директор магазина орал:
— Пейте, пока бесплатно. Крым деньги любит. — Он сидел над родником в надежде, что и его увековечат на кинопленке.
— Пожужжи в мою сторону! — кричал он, с трудом удерживаясь на гладких камнях, и мелкий щебень осыпался на шоссе.
Дмитрий Сергеевич прошел до поворота шоссе. Чуть ниже остался кусок старой дороги. Сквозь трещины в асфальте пробивалась трава. Дмитрий Сергеевич огляделся. Он не узнавал этого места. Он только помнил, что оно было недалеко от родника.
Сначала он просто держал Лору за руку, помогая ей спускаться. Потом перетянутая нога распухла, и Димка нес Лору на спине.
На шоссе Димка напился и умыл лицо. Тогда вода просто ручейком вытекала из–под камней. Лора сказала, что снимет жгут.
— Я тебе сниму! Терпи, — сказал Димка.
Штаны без ремня то и дело сползали, и Димка придерживал их рукой.
Над шоссе, запятнанным конским навозом, летали зеленые мухи. В такое время извозчики проезжали очень редко. Димка посмотрел на Лоркину ногу — нога посинела, — и он немного ослабил жгут.
— Недалеко знакомый горец живет. У него лошадь есть, — сказал Димка. Он пошел сначала шагом, а потом побежал, придерживая штаны.
Димка вернулся, и его сатиновая рубашка была мокрой, в белых разводах соли на спине и под мышками. Лора устала от боли и сидела в тени.
— Сейчас приедет. Лошадь ловит, — сказал Димка и сел рядом с ней.
Лорка сказала:
— Не могу больше. — И положила голову на Димкины колени.
Дмитрий Сергеевич огляделся. Где–то здесь была тропка. Склон горы пророс вереском и сосняком. Вместо тропки пролегал железобетонный желоб для стока талых и дождевых вод.
Вечером в больничном парке Димка подрался с Севкой Кулешом.
Севка сидел на скамье и плакал, размазывая по лицу кровь. Димка догадывался, отчего он плачет, и, потрясенный своей догадкой, сказал:
— Брось. Хватит…
Димка сидел на другом конце скамьи. Ну, Севка — ладно, но почему он подрался из–за девчонки, Димка не понимал. В книгах с морскими приключениями он всегда пропускал страницы про любовь. На всякий случай он решил и теперь держаться подальше от этих дел.
— Будь здоров и не кашляй, — сказал он и ушел в черную аллею.
Лорка нашла его на берегу. Димка бегал в ларек за папиросами, а когда вернулся, Лора сидела в ялике.
— Зачем пришла? — спросил Димка.
— Соскучилась, — сказала Лора и засмеялась.
Они не виделись две недели. Раньше Димка не обращал внимания, виделись они или не виделись. А теперь обратил.
— Не вовремя пришла: у меня дела, — сказал он.
— Какие?
— В море ухожу. Надо одну вещь поискать.
— Амфору?
— Откуда знаешь?
— В больнице слышала. Давай вместе искать, хотя это сплошная чепуха, — сказала Лора.
«Баба на борту — удачи не будет», — подумал Димка, но как–то неуверенно.
Отвесная скала обросла скользким мхом. Димка уходил вглубь с открытыми глазами. Он схватился за край скалы над гротом, но опять не хватило воздуха.
Димка влез в ялик. Лорка лежала на корме — загорала. Было не меньше тридцати градусов в тени, а Димка никак не мог согреться на жгучем солнце. Он сидел на борту ялика и смотрел на две белые отметинки на коричневой от загара Лоркиной ноге.
Димка поднял голову. Лора смотрела на него из–под опущенных век.
В город возвращались вечером. Чтобы не налететь на камни, держались подальше от берега. Димка греб по береговым огням.
— Больше не приходи, — сказал он.
Лора замерзла. Она перешла с кормы к Димке и сидела на дне ялика между его ног. Димка греб, а Лора лежала щекой на его ноге.
— Хорошо, не приду, — сказала она.
Димка почувствовал холодок на ноге, потому что Лора подняла лицо. Лица ее он не видел.
— Ты знаешь «Вегу»? — спросила она.
— Знаю. В прошлом году с апельсинами приходила.
— Она через три дня придет.
— Откуда знаешь?
— Знаю…
— А если не придет?
— Тогда я утоплюсь…
Лора прилегла щекой на его ногу. Он греб, стараясь не шевелить ногами, чтобы ее не тревожить. А на душе стало очень тревожно и очень тоскливо. Это потому, что он не понимал, что происходит с ним и вокруг него.
К Дмитрию Сергеевичу подошла Вика. Она шла и стряхивала с мокрых рук капли воды. Губы у Вики были тоже влажные. Вика ярко красила рот, и от этого он казался больше. А женщины в той жизни красили губы так, чтобы рот казался меньше. Дмитрий Сергеевич никогда не видел, как красила губы Лора. При нем она губ еще не красила.
— Дима, что с вами? — спросила Вика.
Он смотрел на нее и ничего не отвечал. Они познакомились вчера. И вчера за ужином в вагоне–ресторане она стала называть его по имени. Она сказала, что отчество его старит. Вчера это было ему приятно.
— Что вы молчите? О чем вы думаете? — спросила Вика.
— Может, не надо? Может, начнем в городе, когда приедем? — спросил он.
— Как хотите. — Вика пошла к машине.
Дмитрий Сергеевич тоже пошел. Вчера ему нравилось идти за Викой по вагонам. Вика останавливалась в тамбуре и ждала, пока он откроет дверь. Это ему тоже нравилось. Он пригласил ее поужинать по привычке и потому, что у него было много денег. Очень много. Он понимал, что обидел Вику, но ничего не мог с собой сделать.
