Олег Курылев - Победителей не судят
— Поймите, офицер Шеллен, в современной войне нужно располагать данными не только о враге, но и о своих. Мы не собираемся никого наказывать и выгонять. Сведения, полученные от… — штабист замялся, не находя подходящего слова, — от ответственных членов экипажей будут обрабатываться, и на их основании мазил, недолетчиков и просто неопытных пилотов переведут в хвосты колонн или в группы второго удара, для которых ПВО противника будет уже подавлена. Что, по-вашему в этом нет рационального зерна? Разве этого не вправе потребовать сотни тысяч мужчин и женщин, производящих боеприпасы, тысячи моряков, с риском для жизни доставляющих снаряды через океан?
Алекс молчал.
— Что это у вас за кольцо на руке? — неожиданно спросил штабист, взглядом показывая на правую руку Алекса.
— Какое? Ах, это! Немецкое кольцо, сэр, называется «Мы идем против Англии!».
— Теперь что, мода такая — носить вражеские кольца? Ладно, идите и подумайте. Я жду вас через два дня и надеюсь, вы примете правильное решение. Что касается нашего разговора, то о нем не должен знать никто. Будут вопросы, скажете, что вас вызывали на медицинское освидетельствование.
Резко посветлело. Алекс зажмурился от внезапно ударившего в глаза света, отраженного от высоких кучевых облаков среднего яруса. Они выбрались, наконец, из сумеречных масс нижнего слоя и некоторое время летели по его верхней кромке, врезаясь в холмы и утесы из искрящегося ледяными кристалликами тумана. Прикрыв глаза рукой, Шеллен наблюдал, как один за другим из окрашенных в вечерний розовый цвет облаков выныривали идущие следом самолеты. Позади них он впервые за много последних дней увидал край заходящего за облачный горизонт февральского солнца.
В наушниках раздался голос командира:
— Внимание экипажа! Через двадцать минут начинается слаживание группы.
Алекс взял бинокль и принялся осматриваться по сторонам. Самолеты, ведомые радиолучами навигационной системы «Джи», должны были собраться в тридцати милях западнее Лондона.
Вернувшись из штаба, он направился в столовую, но был перехвачен сержантом Йонасом:
— Офицер Шеллен! Слава богу! Насилу вас нашел. Получен приказ.
— Какой приказ? — Они быстро пошли в сторону летного поля, над которым висели пласты довольно плотного тумана. «Немного ветра сейчас бы не помешало», — подумал тогда Алекс.
— Приказ на вылет. Пилоты и штурманы уже прошли инструктаж. Мы заканчиваем погрузку.
— А как же ремонт?
— Отложен. Не хватает машин. Сегодня были два спеца по моторам, погоняли нашу «четверку», поковырялись в карбюраторе, промыли топливопровод и заявили, что все параметры в пределах допуска.
— А наш инженер? С его мнением уже не считаются?
— Он написал рапорт, да что толку.
Они вышли на летное поле и пошли вдоль одной из труб противотуманной системы «Фидо». Навстречу им попались несколько техников-обходчиков, проверявших горелки, фланцы и насосы. Возле размытых силуэтов бомбардировщиков, поочередно выплывавших из тумана, виднелись тени людей и заправщиков. Грузовики подвозили боеприпасы. Алекс и Йонас не подозревали тогда, что в эти часы на полутора десятках авиабаз грузилось более тысячи бомбардировщиков одних только Королевских ВВС, не считая нескольких сотен американских «Крепостей».
— Куда летим?
Неподалеку взревел мотор, и Алекс смог разобрать лишь слово «Кассель».
— Пилоты недовольны, — кричал Йонас, — говорят, это был не инструктаж, а непонятно что. Навигаторам даже не раздали аэрофотоснимки.
— А что синоптики?
— Не знаю. Только я слышал, что американцы сегодня утром отменили свою операцию из-за погоды. Говорят, они уже запускали моторы.
Им самим не раз приходилось не только запускать моторы, но и взлетать, и даже выстраиваться в боевые «коробки», распределяясь по этажам и горизонталям, после чего следовал приказ возвращаться на базу. Сколько проклятий в такие минуты сыпалось с небес на головы синоптиков, командования и вообще всех тех, кто находился внизу! Эти проклятия летели десятками из каждого самолета, особенно если экипаж его состоял из недавно прибывших новичков. Правда, потом, когда эти рвущиеся в бой новобранцы совершали свои первые два, три или четыре боевых вылета (из положенных им тридцати), приходило некое понимание. «Господа, — докладывал офицер штаба на очередном разборе полетов, — по данным воздушной фоторазведки, авиационный завод в… (скажем, Дребеденьсдорфе), бывший целью нашей атаки третьего дня, несмотря на все ваши (здесь явно подчеркивалось местоимение "ваши") усилия увеличил-таки свои производственные показатели. Но есть и ободряющие новости: популяция лягушек в болотах севернее (скажем, Хреньбергсбурга) резко уменьшилась благодаря двум тысячам тонн сброшенных вами туда бомб». Так что к десятому боевому вылету самый тупой сержант понимал, что плохая погода в районе цели — это стопроцентный провал операции. А вместе с этим приходило осознание важности работы синоптиков, хотя проклятий по поводу отмены вылета при уже запущенных моторах не становилось меньше. Удачным был боевой вылет или провальным, он одинаково засчитывался, увеличивая шанс летчика дожить до окончания своего цикла, получить крест за летные заслуги и при желании отправиться на покой.
Они поравнялись с бомбардировщиком, под окном пилотской кабины которого была нарисована смешная каракатица (или осьминожка) в тапочках. В женских тапочках с помпончиками, одетых на каждую щупальцу. Рядом большими буквами было написано «Дороти». Следующий самолет украшало изображение уродливого карлика в огромной дырявой немецкой каске с рожками. Это был их «Гном» (а также, если угодно, «Карлик», «Мерзкий карлик» и т. п.).
— Офицер Шеллен, где вас черти носят?
Пайлэт офицер Джон Хокс, их командир (личное прозвище — Дю), раздраженно засовывал в планшет карту и какие-то бумаги.
— Меня вызывали в штаб, сэр. Я думал, вы в курсе.
Голова командира была сейчас занята другими вещами.
— Вы собираетесь лететь в таком виде? Быстро переодевайтесь.
Алекс бегом бросился в общежитие. Времени в обрез: десять минут туда, потом десять обратно. В комнате он столкнулся с их бортинженером Энди Лиоттой.
Они успели сдружиться. Лиотта был американским итальянцем, работал автомехаником в нью-йоркском таксопарке, потом переехал в Канаду, где закончил летную школу. Он сильно картавил и вообще мало походил на бравого летчика, хотя провел в воздухе уже более двухсот часов.
— Представляешь, — говорил сержант-инженер, когда Алекс натягивал на себя два комплекта теплого белья, свитеры, джемперы и прочее, — они же знают, что нам не взлететь без форсажа. Нас зарузили так, что трещат шпангоуты. 3350 галлонов бензина! Все три дополнительных бака под крышечку. Пришлось подкачивать колеса. Если «четверка» хотя бы чихнет при взлете, мы грохнемся и спалим половину графства. Они не понимают, что «Мерлин» — это не «Зигмар». Ну ничего, я написал рапорт и указал их имена. В случае чего эти умники не отвертятся.
— Это успокаивает, — натягивая куртку с электроподогревом, констатировал Алекс. — А если мы свалимся на нацистов, нас впишут в боевые потери, и все будет чики-чики.
— Ну уж нет! — кипятился Лиотта. — Если четверка откажет там, я пойду под суд, но нарушу радиомолчание и сообщу командору, что мы падаем исключительно по вине техслужбы.
Они заперли комнату и бегом бросились к самолету.
Собравшись над Ридингом, группировка королевских ночных бомбардировщиков, продолжая набирать высоту, растянулась тридцатипятимильной змеей над Суссексом и, пройдя чуть восточнее Брайтона, загудела своей почти тысячей моторов над невидимыми под облачным покровом водами Ла-Манша.
Всему этому предшествовали весьма непростые маневры, когда одни самолеты — те, что прибыли к месту сбора на несколько минут раньше, совершали резкие повороты, с тем чтобы опоздавшие, срезая углы, могли их догнать и занять свои места. При всем при этом необходимо было распределиться по маршевым группам (или боевым коробкам), состоявшим из нескольких десятков машин, а в каждой группе занять один из трех ярусов. Затем начиналось уплотнение колонны, когда самолеты сближались друг с другом до уровня допустимой безопасности. Сомкнутым строем было легче отбить атаку вражеских истребителей. Остается добавить, что все маневры и перестроения производились в режиме абсолютного радиомолчания. Только визуальное наблюдение за ближайшими соседями, переговоры с которыми можно было вести с помощью световой морзянки лампами Олдиса. Время от времени, правда, с земли поступали шифрованные сообщения, адресованные командующему операцией или лидерам эскадрилий, но они оставались безответными, так что о продвижении группировки в штабе бомбардировочного командования узнавали в основном из донесений радиолокационной службы и из перехвата немецких радиопереговоров.
